Павел мочалов. Мочалов павел степанович Павел мочалов театр краткая биография

— легендарный русский романтический актёр XIX века, один из самых знаменитых исполнителей роли Гамлета в России.

Его родители [Степан Фёдорович (1775-1823) и Авдотья Ивановна] были крепостными актерами в домашнем театре помещика Н. Н. Демидова. В 1803 г. он отправил служить их в труппу московского Большого Петровского театра английского инженера и антрепренёра М. Медокса, а через три года продал их Дирекции Императорского московского театра , где они получили вольную. По свидетельству современников, отец Степан Фёдорович был одним из лучших актеров своего времени. К примеру, Н. А. Полевой в своих воспоминаниях отмечал, что «этому любимцу Москвы, высокому мужчине с благородным лицом, прощали, что он иногда закрикивался и часто не знал ролей» , а С. Т. Аксаков воспринял его как актера, «любящего свое дело, но понимающего его по инстинкту» . По всей видимости, отец оказал на сына большое влияние.

Как и его старшая сестра Мария (по мужу — Франциева; 1799-1862) П. С. Мочалов пошел по стопам родителей. С детства обладал отличной памятью, получил хорошее образование (пансион братьев Терликовых, возможно, был слушателем Московского университета).

4 сентября 1817 г. дебютировал в роли Полиника (пьеса В. А. Озерова «Эдип в Афинах») . В 1823 г. заменил отца в роли Крутона в комедии Мольера «Мизантроп», 10 октября того же года он впервые сыграл роль Отелло. Созданные им образы Димитрия Донского (одноименная пьеса В. А. Озерова; 1819), Фердинанда («Коварство и любовь» Ф. Шиллера; 1822), Жоржа де Жермани («Тридцать лет, или Жизнь игрока» В. Дюканжа и Дино [совместный псевдоним Ж.-Ф. Бюдена и П.-П. Губо]; 1829), Мейнау («Ненависть к людям и раскаяние» А. Коцебу; 1832), Мортимера («Мария Стюарт» Ф. Шиллера, 1835), Жоржа Морица («Графиня Клара д’Обервиль» А. д’Эннери и О. Анисе-Буржуа, 1846), и др. получают широкое признание у зрителей. По подсчетам М. Н. Ласкиной, в его репертуаре было более 250 ролей .

Среди них — целая галерея «шекспировских» ролей: Кассио — «Отелло, или Венецианский мавр» (переделка Ж. Ф. Дюси; прозаический пер. с фр. И. А. Вельяминова, 1818); Отелло — «Отелло, или Венецианский мавр» (переделка Ж. Ф. Дюси; прозаический пер. с фр. И. А. Вельяминова, 1823) и «Дездемона и Отелло, или Венецианский мавр» (пер. с фр. И. И. Панаева, 1836); Эдгард — «Леар» (подражание Шекспиру и Ж. Ф. Дюси Н. И. Гнедича, 1823); Ромео — «Ромео и Юлия» (мелодрама А. Г. Ротчева, 1827; пер. «Ромео и Джульетты» М. Н. Каткова, 1841); Гамлет — «Гамлет» (переделка-подражание Шекспиру C. И. Висковатова, 1827) и «Гамлет, принц Датский» (пер. с англ. Н. А. Полевого, 1837); Фердинанд — «Буря и кораблекрушение» (волшебно-романтическое зрелище в 3 д. в стихах и прозе, взятое из творений Шекспира А. А. Шаховским, муз. К. Кавоса, 1827); Генрих IV — «Фальстаф» (комедия А. А. Шаховского по 1 и 2 частям хроники Шекспира «Король Генрих IV» , 1827); Бассанио — «Венецианский купец» (пер. с англ. Н. Ф. Павлова, 1835); Лир — «Король Лир» (пер. Я. Г. Брянского?; по другим данным — В. А. Каратыгина, 1839); Ричард III — «Жизнь и смерть Ричарда III» (стихотворное переложение Я. Г. Брянского; 1835); Кориолана (?).

Интересно, что в 1822 г. он сыграл роль Велеслава в комедии «Три тени отца Гамлета, или Прерванная театральная проба» Т. -Г. Фридриха (пер. с нем. Ф. И. Шеллера), в 1823 г. — партию самого Шекспира в комедии «Влюбленный Шекспир» A. Дюваля (пер. с франц. Д. И. Языкова), а в 1841 г. — роль Шекспира в драме «Шекспир на родине, или Друзья» К. Гольтея (пер. Р. М. Зотова).

Наряду с петербуржцем В. А. Каратыгиным (1802-1853) считается одним из самых лучших исполнителей роли Гамлета в истории русского театра. Каждый из них пошел разными путями в процессе раскрытия внутреннего мира и характера датского принца. Если В. А. Каратыгин больше внимания уделял различным деталям, вплоть до отдельного жеста, и его Гамлет больше боролся за датский трон, чем переживал внутренний конфликт, то П. С. Мочалов, напротив, играл свою роль в романтическом ключе, делая акцент не столько на внешней, сколько на внутренней борьбе героя: актер «не дал вполне выдержанного типа, переделал меланхолического, слабовольного датского принца в человека исключительной энергии, огненного темперамента и чуть ли не титанической силы» .

Именно его игре В. Г. Белинский посвятил третью часть своей статьи «“Гамлет”, драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета» (1838) , т. к. отдавал ему предпочтение. Эта одна из самых знаменитых работ критика, которая стала важной вехой в истории русской критической мысли и сыграла неоспоримую роль для развития театра в России.

Критик не только дал свои суждения о главном герое, но не забыл сказать несколько слов и об остальных персонажах пьесы. Это можно назвать новаторской идеей В. Г. Белинского, т. к. до него «Гамлета» считали драмой одного главного героя. Критик же пришел к выводу, что для удачной постановки того или иного произведения необходима сплоченная работа всего актерского коллектива, которая отсутствовала, по его мнению, в постановках тех лет, несмотря на прекрасную, хотя и не лишенную некоторых недостатков, игру П. С. Мочалова.

П. С. Мочалов действительно обладал потрясающими актерскими способностями. Он был артист от Бога, способный одной фразой поразить публику и вызвать бурю аплодисментов. Однако в отличие от того же В. А. Каратыгина , как считали многие исследователи, актер не ставил перед собой цели постоянно повышать свое мастерство, прорабатывать каждую роль, уделять внимание деталям: «Он был рабом своего вдохновения, художественного порыва, творческого наития. Когда его оставляло настроение, он был посредственным артистом, с манерами провинциального трагика» . Тем не менее, сложно поверить, что он совсем был лишен актерской техники и не работал над своими ролями, предпочитая репетициям веселые застолья. Скорее всего, это миф, возникший уже после смерти артиста, относиться к которому следует с осторожностью.

Очевидно, что он оказал огромное влияние на многие последующие поколения актеров (к примеру, на Н. Х. Рыбакова ). Писатель Н. В. Беклемишев высказал следующее мнение в письме, адресованном своему другу Лобоничеку: «Мочалова или безусловно ругали, или безусловно обожали [...] но никто его не умел ценить с истинной точки зрения, а критика всего менее, со включением Белинского, но за исключением Ап. Григорьева, который раз бухнул: “Мочалов есть колоссальное проявление романтизма” — и сказал аксиому. Да, это — аксиома, точно так же аксиома и то, что Мартынов — конечное проявление натуральной школы. Вспомните слова Константина Булгакова: “Мочалов и Мартынов — альфа и омега искусства, да не российского, а просто искусства драматического. Все остальныя актеры, артисты или хорошие (grande utilité), или превосходные, есть даже и гениальные, как Самойлов и Садовский, но все они к Мочалову и Мартынову относятся как все поэты и композиторы относятся к Бетховену и Шекспиру. Эти зениты всегда выражали все”» .

Актер был похоронен на Ваганьковском кладбище. В 1860-х гг. поклонники его таланта собрали деньги на новый надгробный памятник актеру. На нем была выгравирована следующая эпитафия, приписываемая писателю и актёру Д. Т. Ленскому:

Ты слыл безумцем в мире этом,
И бедняком ты опочил
И лишь пред избранным поэтом
Земное счастье находил.
Так спи, безумный друг Шекспира,
Оправдан вечности Отцом.
Вещал он, что премудрость мира
Безумство пред Его судом .

О масштабе его популярности и влияния на историю русской культуры можно судить по свидетельствам, согласно которым даже спустя 50 лет после смерти почтить его память собралось огромное количество ценителей его актерского таланта .

Статья выполнена в рамках проекта «Образ Гамлета как константа русской культуры» (РГНФ , № 11-34-00221а1).

Библиограф. описание : Гайдин Б. Н. Мочалов Павел Степанович [Электронный ресурс] // Электронная энциклопедия «Мир Шекспира». URL: (архивировано в

Павел Степанович Мочалов (3 ноября 1800, Москва - 16 марта 1848, там же) - один из величайших русских актёров эпохи романтизма. Служил в московском Малом театре.

Биография

Павел Степанович Мочалов родился 3 (15) ноября 1800 года в Москве, в семье крепостных актёров - Степана Фёдоровича (1775-1823) и Авдотьи Ивановны Мочаловых, которые были крепостными помещика Н. Н. Демидова и играли в его домашнем театре. В 1803 они были отданы в труппу московского Петровского театра М. Медокса. В 1806 вместе со всем Петровским театром вошли в московскую труппу императорских театров и всей семьёй получили вольную. Двое их детей тоже стали артистами: Мария Степановна (по мужу - Франциева, 1799-1862) и Павел Степанович. Судьба одарила Павла редкой памятью. Едва овладев речью, он повторял за матерью длинные строчки из Евангелия. П. Мочалов учился в одном из лучших пансионов Москвы - пансионе Терликовых. Получил хорошее по тем временам образование, знал французский. По воспоминаниям его дочери Е. Шумиловой-Мочаловой, отец какое-то время учился в Московском университете, однако, в списках среди обучавшихся в это время в университете фамилии Мочалов не найдено. 4 сентября 1817 года Павел Мочалов впервые появился на сцене в роли Полиника (пьеса В. А. Озерова «Эдип в Афинах») и 11 сентября в роли Эгиста (пьеса «Меропа») - на сцене казенного Театра на Моховой; помещения нынешних Большого и Малого театров открылись лишь 14 октября 1824 года - Малый театр и 18 января 1825 года - Большой театр. В спектакле также участвовали его сестра и отец, который был в это время известным артистом. Достоверных сведений о дебюте не сохранилось, однако в истории изучения деятельности артиста существует мнение, что спектакль прошел с большим успехом. Поводом к этому стали воспоминания С. Т. Аксакова, который видел домашнюю репетицию «Эдипа в Афинах». Тем не менее, первая развернутая статья о Мочалове появляется только в 1823 г. (Любитель театра. Замечания на представление Шекспировской трагедии: Отелло на Императорском Московском театре 10 октября сего года // Благонамеренный. 1823. Ч. 24. № 20. С. 101-106.).

Во вторник 4 сентября представлена будет: «Эдип в Афинах», трагедия в 5 действиях, в стихах, с хорами, сочинения г. Озерова, в коей роль Полиника будет дебютировать в первый раз г. П. Мочалов, сын актера г. Мочалова. Объявления // Московские ведомости. 1817. 1 сен. С. 1963.

П. Мочалов в двадцатые годы

В это время основой репертуара потихоньку становится водевиль и мещанская драма, в которых Мочалову тоже приходится играть. Однако не это привлекло зрителей и критиков к творчеству артиста. В это время Мочалов исполняет роль Жоржа де Жермани в пьесе Дюканжа и Дино «Тридцать лет, или Жизнь игрока» (1829), а также впервые для себя исполняет роль Гамлета (подражание Шекспиру С. И. Висковатова) в 1827 году. Обе роли важны тем, что Мочалов раскрывает в них главные для себя темы бунта, сильной романтической личности. Особенно это проявляется в роли Жоржа де Жермини, трагедии человека, погруженного в свои страсти, для которого игра становится смыслом жизни.

Мочалов в тридцатые годы

Здесь проявляется поразительная способность артиста превращать обычную мелодраму в трагедию личности. Ярким примером может послужить образ Мейнау в пьесе Коцебу «Ненависть к людям и раскаяние» (1832), в которой мещанская драма превращалась в борьбу человека с миром.

Вершиной творчества артиста становится «Гамлет» в переводе Н. А. Полевого, перевод, который считается романтическим, значительно помог артисту в выражении идеи мятущегося духа Гамлета-Мочалова. Об этом спектакле написано множество статей, необходимо только сказать, что Гамлет в исполнении Мочалова был современником сидящих в зале людей.

В конце жизни

Возвращаясь в 1848 году из гастролей в Воронеже, артист простудился - его карета провалилась под лёд. В дороге артист много пил и закусывал водку снегом. Приехав в Москву, через несколько дней скончался. Провожать Мочалова в последний путь собралось несколько тысяч человек. Купцы закрыли свои лавки на той улице, по которой проходила траурная карета, и присоединились к процессии.

Лидером московской сцены долгое время оставался Павел Степанович Мочалов, представитель направления в театральном искусстве 19 века. Он был сыном крепостных актеров помещика Демидова. Но благодаря артистическому таланту родителей, его семья оказалась в итоге в Петровском театре, входившего в группу императорских театров, и затем получила вольную. Это дало возможность Мочаловым дать детям прекрасное образование в гимназии.

Павел обладал феноменальной памятью, поэтому учеба давалась ему легко. Он в совершенстве овладел французским языком, что дало ему возможность приобщиться к лучшим не переведенным произведениям европейской литературы.

Дебют актера состоялся в 1817 году. Будущий знаменитый трагик предстал перед зрителями в роли Полиника в трагедии «Эдип в Афинах», принадлежащей перу Шаховского. Но талант Мочалова впервые заметили только в 1823 году, тогда в ежемесячном журнале «Благонамеренный» появилась статья об исполнении им роли Отелло.

Застав классицистическое направление на сцене, актер сначала всецело посвящает себя ему. Но маленькая сутулая фигура, негромкий голос, невыразительное (по меркам ) лицо не сделали его популярным. Свое истинное амплуа знаменитый русский актер 19 века нашел в мещанских драмах и водевилях.

«Неровная игра» и «мочаловские минуты»

Современники отмечали «неровную игру» актера. Князь Шаховский возмущался тем, что Мочалов играет по вдохновению, по наитию, в то время, как необходимо играть по системе, репетируя и продумывая роль. Для актера же во время исполнения одной роли характерен был резкий переход от вдохновения на сцене, когда он вызывал всеобщее восхищение, до полного спада. Мгновения вдохновения получили название «мочаловских минут». с восхищением отмечал, что он забывал в этот миг, где он находится и как его зовут, и бывал на постановках с участием этого артиста во многом именно ради «мочаловских минут». Во власти вдохновения тогда актер покорял присутствующих силой своей эмоции. Находясь под действием страсти, он становился «бурей», его глаза словно метали искры, голос становился мощным и ярким. Все остальное время игра актера не выдерживала никакой критики и не вызывала откликов ни у кого из присутствующих.

Одними из немногих ролей, которые актер Мочалов вел одинаково ровно, были роли во французских мелодрамах: Мейнау в «Ненависть к людям и раскаяние» Коцебу и Жоржа Жермани в «Тридцать лет, или Жизнь игрока» Дюканжа.

Подготовка роли — метод Мочалова

Не обладая привычными чертами трагедийных героев, Павел Степанович, тем не менее, вызывал восхищение у современников своей естественностью (или, как тогда говорили, «натуральностью»). На сцене он не декламировал нараспев речи, а просто произносил их, обычно спокойным тоном, но иногда даже шепотом. Его не очень сильный голос был всегда насыщен оттенками разнообразных эмоций. Актер обладал очень выразительной мимикой и пластикой, за счет чего значительно выигрывал по сравнению с другими актерами.

Свои роли он строил на контрастах. Для него характерна была молниеносная смена одного состояния на другое, горя — на радость, любви — на ненависть. Эти «переходы» производили разноречивое впечатление на публику, но вызывали настоящий восторг у демократически настроенных зрителей, считающих, что актер не должен держать себя в узких рамках и пребывать на протяжении роли в одном образе.

При подготовке роли Павел Степанович использовал личный опыт, опирался на собственные эмоции и переживания, превращая слащавые мелодрамы в настоящие произведения искусства. Он умел показать на сцене не просто персонажа пьесы, а современника людям, сидящим в зале. Даже Гамлет в пьесе-обработке Полевого оказался выразителем современных ему идей, очень злободневным персонажем, а не просто героем далекой эпохи.

«Неистовый романтик»

Еще одной особенностью творчества Мочалова было то, что он представлял исторических героев: Короля Лира, Ричарда Львиное сердце, Отелло, Фердинанда, Карла Моора, Дона Карлоса – не в соответствии с их эпохой. Он откровенно отвергал историческую конкретику, насыщая трагедийные (!) образы современным ему романтизмом. Его герои были, по выражению Белинского, «неистовыми романтиками», с близкими и понятными современниками чувствами и переживаниями. Его герои были одиночками, бросившими вызов всему миру, представлявшемуся в творчестве самого артиста чужим и враждебным. Особо стоит отметить роль Чацкого. В ней Мочалов представил Чацкого истинным бунтарем с «огненным сердцем», но полного презрения к гонителям – «фамусовской» Москве.

Современники отмечали огромный талант Павла Степановича и прощали ему «слабые места» в игре. характеризовал его как «целую эпоху», считая, что в своем творчестве актер отобразил все чаяния, надежды и разочарования начала 19 века.

Многие актерские находки и достижения Мочалова применил и развил в своем творчестве другой актер реалистического направления – , служивший вместе с ним в одной труппе Малого театра.

Вам понравилось? Не скрывайте от мира свою радость - поделитесь

Псевдоним, под которым пишет политический деятель Владимир Ильич Ульянов. ... В 1907 г. выступал без успеха кандидатом во 2-ю Государственную думу в Петербурге.

Алябьев, Александр Александрович , русский композитор-дилетант. … В романсах А. отразился дух времени. Как и тогдашняя русская литература, они сантиментальны, порою слащавы. Большая их часть написана в миноре. Они почти не отличаются от первых романсов Глинки, но последний шагнул далеко вперед, а А. остался на месте и теперь устарел.

Поганое Идолище (Одолище) - былинный богатырь…

Педрилло (Пьетро-Мира Pedrillo) - известный шут, неаполитанец, в начале царствования Анны Иоанновны прибывший в Петербург для пения ролей буффа и игры на скрипке в придворной итальянской опере.

Даль, Владимир Иванович
Многочисленные повести и рассказы его страдают отсутствием настоящего художественного творчества, глубокого чувства и широкого взгляда на народ и жизнь. Дальше бытовых картинок, схваченных на лету анекдотов, рассказанных своеобразным языком, бойко, живо, с известным юмором, иногда впадающим в манерность и прибауточность, Даль не пошел

Варламов, Александр Егорович
Над теорией музыкальной композиции Варламов, по-видимому, совсем не работал и остался при тех скудных познаниях, которые могли быть вынесены им из капеллы, в те времена совсем не заботившейся об общемузыкальном развитии своих питомцев.

Некрасов Николай Алексеевич
Ни у кого из больших поэтов наших нет такого количества прямо плохих со всех точек зрения стихов; многие стихотворения он сам завещал не включать в собрание его сочинений. Некрасов не выдержан даже в своих шедеврах: и в них вдруг резнет ухо прозаический, вялый стих.

Горький, Максим
По своему происхождению Горький отнюдь не принадлежит к тем отбросам общества, певцом которых он выступил в литературе.

Жихарев Степан Петрович
Его трагедия «Артабан» ни печати, ни сцены не увидела, так как, по мнению князя Шаховского и откровенному отзыву самого автора, была смесью чуши с галиматьей.

Шервуд-Верный Иван Васильевич
«Шервуд, — пишет один современник, — в обществе, даже петербургском, не назывался иначе, как Шервуд скверный… товарищи по военной службе чуждались его и прозвали его собачьим именем «фиделька».

Обольянинов Петр Хрисанфович
…фельдмаршал Каменский публично обозвал его «государственным вором, взяточником, дураком набитым».

Популярные биографии

Петр I Толстой Лев Николаевич Екатерина II Романовы Достоевский Федор Михайлович Ломоносов Михаил Васильевич Александр III Суворов Александр Васильевич

КОГДА МЫ думаем о великом актере русского театра Павле Степановиче Мочалове, важно осознать, что Мочалов - коренной москвич. Если взглянуть на летопись его жизни и творчества (скоро должна выйти книга Маргариты Ласкиной, издаваемая Малым театром), то выяснится, что Мочалов - не просто москвич, а москвич арбатский. Быт его, жизнь вертелись вокруг да около арбатских переулков, постепенно приближаясь к Петровской площади, на которой в 1824 году в доме купца Варгина появляется Малый театр.

Если крещение Павла Мочалова было отмечено в метрической книге Вознесенской церкви на Гороховом поле Сретенского сорока, а это все-таки далеко от Арбата, то позже мы находим его местопребывание и в Серебряном переулке, и в Калашном - в доме номер 2, совсем рядом со зданием РАТИ. Следы Мочалова можно обнаружить и на Поварской улице, сохранилась запись в церковных книгах Храма Симеона Столпника - того самого, что чудом уцелел после реконструкции Арбата и теперь красуется рядом с Домом книги. Есть и такая запись 1817 года: "Билеты на ложи и кресла можно получать у девицы Мочаловой, живущей близ Арбатских ворот, в приходе Николы Явленного, в доме диакона". Незаконные дети Мочалова будут регистрироваться в церкви у Сивцева Вражка. Спектакли, в которых будет участвовать вся династия Мочаловых, будут идти словно по одной линии, соединяющей Арбат и Петровскую площадь, все ближе и ближе подбираясь к теперь уже священному месту, будущему Малому театру: в театре близ Арбатских ворот, на Знаменке в доме Апраксина, а потом уже и в доме Пашкова, на углу Моховой и Никитской.

Когда-то Николай Лесков так написал об актере Александре Мартынове: "Глубоко верующий, как почти все русские артисты". Мочалов был глубоко верующим христианином, очень боялся грозы, в минуты разгула небесной стихии молился особенно усердно. Дочка Мочалова вспоминала: "Религиозен он был до фанатизма. Целые ночи молился Богу, стоя на коленях. И в доме все предполагали, что он скорее всего будет монахом, нежели актером". Такие случаи, когда потенциальный актер принимал постриг, сохраняя при этом любовь к театру, случались (к примеру, вспомним митрополита Трифона (Туркестанова). В судьбе Мочалова такого не произошло, но когда мы потом в связи с его искусством вспоминаем такие слова, как "жрец храма" или выражение Белинского "откровение таинства, сущности сценического искусства", то надо отдавать себе отчет в том, что есть глубокая связь между игрой Павла Мочалова и его верой. Вспоминает литератор Беклемишев: "Любил он весной, когда уже все было зелено, бродить по Москве, словно изучал ее. Ходил в Кремль, заходил в соборы, смотрел, словно их будто никогда и не видел. Иногда к обедне и ко всенощной ходил к Николе Большой Крест, подолгу стоял на его крыльце и ходил вокруг него, рассматривая его. В этом же храме его и отпели".

Есть еще один замечательный фрагмент воспоминаний, который может послужить отменным бытовым штрихом к теме "Церковь и театр": "В Москве в приходе Косьмы и Дамиана в Кадашах славился своими проповедями диакон Владиславлев... Этот диакон Владиславлев был близким другом покойного артиста. Помимо дружбы, они чувствовали между собой духовное родство и желание видеться, проводить время вместе... В то время вышел "Потерянный рай" Мильтона на русском языке, и Мочалов, получив книгу, отправился рано утром к Владиславлеву. Но диакон ушел в баню, и нетерпеливый артист отправился туда. Домой они возвратились около двенадцати часов ночи. Вся книга был прочитана там на месте, и как прочитана! Читал тот и другой, и оба с восторгом, и вот когда диакон дошел до места "Тогда сказал им Совершенный", и прочел эту фразу, то Мочалов вырвал книгу и повторил его, да так повторил, что слово "Совершенный" выразилось и приобрело выражение беспредельной могучей громады". Артист и диакон, читающие в бане Мильтона, - вот где настоящее чудо!

Мочалов - человек пушкинского поколения. Есть предположение, что поэт видел Мочалова в 1827 году в "Керим-Гирее, крымском хане", инсценировке своего "Бахчисарайского фонтана", но теперь доказать это точно невозможно. Конечно, приходит в голову мысль - как два гения могли не встретиться, как когда-то Мережковский негодовал по поводу того, что Пушкин и Серафим Саровский, живя в одно время, ничего не знали друг о друге. Мочалов чуть моложе Дельвига и Кюхельбекера, одногодка Боратынского, которого знал и читал. В числе его младших современников - Тютчев, Одоевский, Хомяков, Александр Иванов с их религиозными исканиями. Это было время, которое Флоровский потом назовет "философским пробуждением". Конечно же, Мочалов - артист, а не философ. Документальных сведений о том, что он действительно учился в Московском университете на математическом факультете (в том числе и у известного тогда историка Давыдова), нет, хотя об этом говорилось в мемуарах.

Но дело, разумеется, не в том, учился он в университете или нет. Важно, что рассуждения о его необразованности в корне неверны. В его случае мы про гения говорим поменьше, а про беспутство - побольше. Павел Степанович был достаточно образованным человеком, хорошо знал русскую поэзию: Пушкина, "Чернеца" Козлова, ценил Цыганова, Кольцова. Достоверно известно, что Мочалов знал и европейскую литературу - Байрона, Жорж Санд, Гюго, музыку Бетховена и Шуберта. Он стеснялся своего французского языка, но по-французски не только говорил, но и читал. В поздние годы Мочалов заводит знакомство с известнейшим профессором-западником Тимофеем Грановским. И это факт очень существенный - в сознании культурного сообщества актеры перестают быть просто комедиантами, они "вхожи" в дома интеллигенции. Не он набивался в кружок Грановского, а сам Грановский, один из образованнейших людей своего времени, хотел поддерживать с Мочаловым связь. Его наброски к трактату об актерском мастерстве показывают человека с теоретическим складом ума, пытающегося зафиксировать опыт "работы актера над собой": "Постигнуть характер представляемого лица и войти в разные его положения - значит удовлетворить требованиям зрителя. Прежде всего актер должен заняться рассмотрением мыслей или намерений сочинителя, то есть узнать верно, что он хотел выразить такими-то словами и какая цель его. Согласитесь ли вы, милостивый государь, что это не всегда ясно и безошибочно можно увидеть. Итак, беседа с людьми просвещенными и любящими его искусство - есть одно из вернейших орудий, дабы преодолеть сим это первое препятствие".

Выгодский писал о том, что критика есть организация последствий искусства. Если собрать вместе имена тех свидетелей, в душе которых оставил свой след актер Мочалов, то мы увидим, каковы были "последствия искусства" великого трагика. Сергей Тимофеевич Аксаков на десять лет старше Мочалова, а дальше - Белинский, Герцен, Лермонтов, Тургенев, Фет, Достоевский и вплоть до Аполлона Григорьева - человека, на двадцать лет моложе Мочалова. В очень короткий период времени (Мочалов умер на 48-м году жизни) его еще успели принять старшие современники и уже успели - младшие. Это чрезвычайно важно для актерского искусства, "преходящего, тленного" - в XIX веке еще больше, нежели в XX. Если люди спустя десятилетия после его смерти вспоминали о нем столь восторженно, то игра его была действительно впечатляющей.

РОМАНТИЗМ ЖИЗНИ

В 1817 году Мочалов впервые выходит на сцену в роли Полиника в трагедии Озерова "Эдип в Афинах" - в спектакле, где его отец играет Тезея, а сестра - Антигону. Русская культура за те 30 лет, пока Мочалов царствовал на сцене, прошла путь ускоренного развития - актер застает еще остатки классицизма, проходит весь романтизм и умирает при зарождении "натуральной школы". Несколько эпох уживаются в тридцати годах его творческой жизни. "Тридцать лет, или Жизнь игрока" - название пьесы, где он играл, может быть полностью применено к нему.

Не будем спорить с предшественниками, которые видели в Мочалове актера, отразившего протест против николаевской эпохи. Его протест и разлад с жизнью, отраженные в творчестве, имели, увы, только внутренний характер: несчастливая любовь, неудачный брак, сложные отношения с тестем и отсутствие духовной близости с женой.

В год театрального дебюта, в Николин день, Мочалов встречается с девушкой, любовь к которой проносит в своем сердце 17 лет и имя которой так и осталось неизвестно. Вот отрывок из незаконченной автобиографической пьесы: "Я увидел ее в первый раз в день праздника Святого Николая. Представь себе, в приходе, где товарищ мой по пансиону жил, был приходский праздник. И товарищ, царствие ему небесное, пригласил меня в свою церковь к обедне. Я приехал в церковь, уже начата была обедня, церковь полна народу, и товарища своего я увидел вдалеке, и тут же девицу - его соседку - тоже далеко от меня стоящую..." Здесь пьеса обрывается. Это, с одной стороны, факт жизни, а с другой - событие романтической пьесы Мочалова. Как будто бы жизнь заставляла его быть тем, про кого пишут пьесы.

Из этой трогательной любви ничего не вышло, через несколько лет "российской труппы актер Павел Степанович, сын Мочалов, просит дозволить вступить в законный брак с мещанской дочерью, девицей Натальей Бажановой". Девица Наталья Бажанова была, судя по всему, мещанкой не только с точки зрения социального положения, а в том смысле, каким наделял Горький героев своей пьесы "Мещане". В 1822 году брак распадается, и Мочалов уходит к актрисе Пелагее Петровой, от которой имел незаконных детей. Отрывок из письма Грановскому: "Пленившись лицом, я не заглянул в душу человека. И скоро нашел, что ошибся я. С этой стороны, как видите, жизнь не баловала меня. Я полюбил одну девушку, которая стала негласной женой моей. И как любила меня она! Она была хороша собой, скромна, умна. И как я был счастлив! Я молился всегда на коленях и благодарил Христа за счастие, посланное мне. Ее насильно оторвали от меня. Последнее расставание наше было при чужих: два квартальных торопили меня и они же на рассвете привели меня к жене моей".

Этому событию предшествовал следующий сюжет: "Отец жены Мочалова, некто Бажанов, содержатель известной кофейной, во время пребывания государя в Москве, явился с дочкой к графу Бенкендорфу и привел жалобу на бывшую актрису Петрову, обольстившую добродушного артиста. Бенкендорф утер слезы, доложил, Николай Павлович изъявил свое желание на законное соединение мужа с женой, но, вероятно, заметил начальнику III отделения, чтобы он не очень налегал на талантливого преступника, и не вздумал его скрутить и выслать куда-нибудь". Трогательна опека начальника III отделения и государя над семейной жизнью артиста московского театра - трогательна, но вместе с тем и трагична. Государь, кстати, Мочалова не любил - за его пьянство и неординарность поведения: как-то Николай I приехал в Москву и захотел увидеть Мочалова, а тот уехал в Донской монастырь к обедне.

ДУРНЫЕ ПРИВЫЧКИ

Рост Мочалова описывается критиками как небольшой или средний, на сцене ему была свойственна некоторая неуклюжесть, явно не соответствующая эстетическим нормам того времени - вполне может быть, что в наше время неуклюжесть Мочалова восприняли бы как заурядный натурализм. В 1820-1830-х же годах средний рост воспринимался как маленький, а манеры - как неблагородные. Аксаков пишет: "К сожалению, но мы должны заметить дурные привычки г. Мочалова, как то ходить раскачиваясь, сгибаться, пожимать часто плечами, не удерживаться на одном месте в порывах страстей и хлопать ладонями по бедрам".

С другой стороны, в статьях того времени уже появляется формула "натуральность игры г. Мочалова" - это за пятнадцать- двадцать лет до появления натуральной школы в литературе: "Мочалов, который в трагедиях, в стихах не только не поет, не декламирует, но даже не читает, а говорит"; "человек среднего роста, без искусства держать себя хорошо на сцене, с дурными привычками, с небольшим голосом и говорящий как все люди". Мочалов все время описывается через отрицание: "Мочалов при своем малом росте, небольшом голосе, горбленьи едва ли не больше говорит душе и сердцу зрителей".

В конце 20-х - начале 30-х годов, когда еще велики рецидивы классицизма, мочаловские манеры воспринимаются и как новаторские, и как раздражающие. Критикам они казались недостатком благородства, но позже у Белинского именно этот недостаток будет зачислен в "плюс": Мочалов - артист-плебей, противостоящий артисту-аристократу Каратыгину. По высказыванию критика Надеждина, - "Дикие порывы разъяренных страстей, клубившиеся вихрями в огненной душе его, особенно беспрестанные переходы из неистовости наступления дикой радости к неистовости наступления дикого отчаяния - передаваемы были им с ужасающей истиной и естественностью", нам станут заметны в игре Мочалова переходы и контрасты, свойственные эстетике романтизма. О Мочалове часто писали и так: "Придет надлежащая минута, и он вспыхнет как порох:" Самыми частыми словами, которые употребляли критики той эпохи в статьях о Мочалове, были "минуты" и "переходы", и, с другой стороны, "стихия", "пламенность". Аполлон Григорьев скажет еще мощнее: "Он был целая эпоха". В своих "минутах" Мочалов выражал целую эпоху, "веяния эпохи", а это особый дар, редчайший для театральных артистов. В 40-е годы о Мочалове и Щепкине Герцен напишет как о лучших артистах Европы, в которых он видит залог будущего развития России. Впервые в истории русской культуры театр начинает значить так много.

1837 год - год создания роли Гамлета - вершина в карьере Мочалова, на этой высокой ноте проходят еще года два-три, а затем наступает спад. Мочалов чувствует, как к сорока годам гаснет его успех, как наступает биологическое старение. Эта внутренняя тема для актера - сыграв Гамлета, Лира, Отелло, Ричарда III, он в 40 лет берется за Ромео, и тут, конечно же, успеха ждать не приходится. И тут еще директор театра Михаил Загоскин издает приказ: "Государь Император высочайше повелеть соизволил актеру Императорского московского театра Павлу Мочалову, прослужившему при оном двадцать лет, производить из кабинетов пенсион по четыре тысячи рублей в год, почему контора имеет известить о сем Мочалова, и с 8 декабря прекратить производство ему жалования, продолжая, однако, по-прежнему производство поспектакльной платы и оставить при нем полный бенефис".

Смерть любимой женщины, несчастный брак и пенсион на вершине славы - тут любой запьет! А о спектакле, состоявшемся спустя десять дней после приказа, Белинский напишет: "Никогда Мочалов не играл Гамлета так истинно, как в этот раз. Невозможно вернее ни постигнуть идеи Гамлета, ни выполнить ее". Парадокс, если хотите! Но для артиста-романтика вся жизнь - в парадоксах. Здесь начинается самый драматический период его жизни, со срывами спектаклей, с запоями. В 1839 году на гастролях в Харькове кто-то пишет, что игра Мочалова - уже пародия. Да и в столицах начинают потихонечку высказываться о его игре те, кто не находит в ней прежнего одушевления.

В феврале 1848 года Мочалов играет в Воронеже свою коронную, старую роль Мейнау в пьесе "Ненависть к людям и раскаяние" и по дороге из Воронежа, переезжая реку по весеннему льду, проваливается и простужается. По возвращении в Москву, по словам дочери, Мочалов "осунулся, похудел, постарел. Отец таял с каждым днем. На четвертой неделе поста ему сделалось заметно хуже. Он стал забываться, но чувство религиозное в нем так было велико, что и в забвении, лежа с закрытыми глазами, он пел: "Кресту твоему поклоняемся, Владыко". 16 марта в 8 часов утра его не стало.