5 (100%) 1 vote[s]

Георгий Гурджиев мистические тайны. Оригинальный мыслитель, русский мистик Георгий Гурджиев, широко известный на Западе и практически забытый до последнего времени в России, поистине считается одной из самых необычных и загадочных фигур ХХ столетия.

Необычайно одарённый и талантливый человек, неутомимый исследователь области чудесного, блестящий оратор, взрывающий аудиторию силой своих слов, поразительно тонкий психолог, великий мистификатор – вот лишь некоторые грани его натуры.

Георгий Гурджиев умер в 1949 году, но оставил после себя настолько глубокое и сильное впечатление, что до сих пор привлекает внимание социологов, историков, религиоведов, не говоря уже о его последователях и почитателях, рассеянных по всему миру. Волна публикаций, книг и статей о нём и его учении не спадает.

Наследие Георгия Гурджиева также многогранно, как и его окутанная тайнами личность. Помимо литературных и музыкальных произведений оно включает священные танцы и упражнения, разработанные самим Гурджиевым и собранные им на Востоке.

Область чудесного, необъяснимого, таинственного неудержимо влекла Георгия Гурджиева. Он целиком сосредоточился на изучении необычных явлений, предприняв интенсивные поиски осколков древнего эзотерического (тайного) знания и людей, обладающих этим знанием.

В 1895 году Георгий Гурджиев стал одним из руководителем группы «Искатели Истины», целью которой было исследование всего сверхъестественного.

В поисках древних знаний искатели Истины (среди них были и женщины) по одному или по двое отправлялись в самые отдалённые уголки Азии. Они странствовали как паломники, знакомясь с древними письменными источниками и устной традицией, проходили обучение в монастырях, вступали в тайные братства, собирая по крупицам древние знания.

Во время таких экспедиций, которые небезопасны даже в наше время, некоторые члены группы столкнулись с большими трудностями. Одни из них погибли, другие отказались от работы.

Георгий Гурджиев путешествовал по Востоку около десяти лет и прошёл через множество суровых испытаний и невзгод.

Из его последующих лекций и книг, из рассказов учеников известно, что он побывал в Афганистане, Персии, Туркестане, Индии, Тибете, Египте и других странах Ближнего и Дальнего Востока.

«О школах, о том, где он нашёл знание, которым, без сомнения, обладал сам, он говорил мало и всегда как-то вскользь, — писал позже один из последователей Георгия Гурджиева.

– Он упоминал тибетские монастыри…гору Афон, школы суфиев в Персии, Бухаре и Восточном Туркестане, а также дервишей различных орденов».

Георгий Гурджиев дневники

Из долгих лет учения и странствий Георгий Гурджиев вынес цельную систему представлений о подлинном предназначении человека, глубинных законах бытия и сферы чудесного, приобрёл прекрасное знание человеческой природы.

Он не только многое узнал в эти годы исканий, но и многому научился. Тонко чувствуя переживания людей, он легко проникал в их мысли, развил свой целительский дар, был способен справиться с любой работой.

Георгий Иванович Гурджиев мог, например, починить любую вещь, умел ткать ковры, настраивать музыкальные инструменты, реставрировать картины, вышивать.

Это не раз выручало во время скитаний: когда Георгий Гурджиев испытывал нужду, он открывал свою «универсальную передвижную мастерскую» — и от заказчиков не было отбоя.

В 2005 году в московском книжном издательстве «АСТ – ПРЕСС КНИГА» вышла в свет книга русского писателя, журналиста, сценариста и переводчика Игоря Александровича Минутко (1931 – 2017) под названием «Георгий Гурджиев. Русский лама» в серии «Историческое расследование».

В ней автор повествует о совершенно фантастической истории, ссылаясь на дневниковые записи самого Георгия Ивановича Гурджиева, который в своё время побывал в загадочной и таинственной Шамбале и оттуда достал камень с трона Чингисхана товарищу Сталину, сделав тем самым И.В.Сталина вождём всех времён и народов без всякого преувеличения.

В среде последователей Гурджиева отрицается наличие самого дневника Георгия Гурджиева как такового.

Все как один сговорившись утверждают, что после себя Георгий Гурджиев не оставил дневниковых записей.

Однако когда читаешь его автобиографическую книгу «Встречи с замечательными людьми», складывается впечатление, что он её писал всё же на основании какого то дневника или дневникового материала (записей).

В 2007 году также вышел в России документальный фильм режиссёра и сценариста Мартироса Фаносяна под названием

где в конце фильма, где идёт речь о смерти Георгия Гурджиева, в постскриптуме, перед финальными титрами, говориться о том, что:

«разведки крупных держав начали кровавую охоту за последними дневниками Георгия Ивановича. Чем это закончилось?..Закончилось ли?..»

В любом случае, есть все основания предполагать, что дневник Георгия Гурджиева мог существовать в реальности, о котором могли даже не знать его ученики и близкие ему люди.

В мае месяце 2017 года умер Игорь Минутко, который мог бы пролить свет по поводу дневника Гурджиева, но увы,он эту тайну унёс с собой в могилу .

Тем не менее, давайте предоставим слово самому маэстро Георгий Гурджиеву, а читатель сам разберётся на сколько правдива вся эта история и насколько она имела место быть в реальности.

«Я точно помню, когла ЭТО случилось со мной. Вернее - место на земле, где ЭТО случилось. А возраст?..

Сейчас мне кажется, что в ту пору уже осталось позади детство. Я подросток, мне тринадцать или четырнадцать лет.

Мы жили в Александрополе, в Армении, обретшей благодаря последней большой русско-турецкой войне недолгую независимость, отделившись наконец от ненавистной Турции.

В Александрополь был переименован турецкий город Гюмри. Там я родился в 1879 году.

Мой отец происходил из греческой семьи, предки которой эмигрировали из Византии. Отец…

Незабвенный отец, мой первый и Главный Учитель на пути, который в конце концов я избрал для себя.

В течение достаточно долгой жизни он сменил много разных профессий: надо было содержать большую семью.

Но было у Георгия Гурджиева (своё имя он получил от русских после того, как Российская империя поглотила все народы Кавказа и Закавказья, и Армению в том числе) еще одно призвание на земле.

Я рискну сейчас сказать - высокое призвание, ниспосланное ему Творцом всего сущего: он был ашугом, то есть изустным поэтом и рассказчиком, и под именем Адаш отца знали жители многих стран Закавказья и Малой Азии.

На состязания ашугов - во время праздников или больших базаров, при стечении огромных толп народа - съезжались сказатели и поэты разных стран: из Персии, Турции, с Кавказа, из Туркестана (там их звали акынами).

Неизменным участником этих словесных поединков был мой отец.

Трижды он брал меня на эти состязания, и я стал свидетелем их в Турции, в городе Ван, в небольшом городке Сабатон, недалеко от Карса, и в Карабахе, в городе Ханкенды.

Это произошло со мной в Ханкенды. Был какой-то большой праздник.

Помню: лето, зной, пыльная городская площадь, окружённая кофейнями, шашлычными, чайными; терпкие запахи жареной баранины, чая и кофе перемешивались с ароматами разрезанных дынь, жареных орехов, свежей зелени, груш, яблок, переспелого винограда - всё это в несметном количестве продавалось с лотков.

Толчея, разноязычный говор, пестрота одежд, крики ишаков, ржание лошадей…

Помню: над клокочущим, бурлящим страстями торжищем возвышался двугорбый верблюд, невозмутимо, методично пережёвывавший свою жвачку, и нечто вечное, данное человечеству навсегда, видится мне в его надменно-философской физиономии.

Вдруг всё разом смолкло, и вот уже все головы повёрнуты к центру плошали, где вплотную сдвинуты две арбы, на них положен большой и яркий ковёр - начинается соревнование ашугов, и первым на ковер ступает мой отец…

Я сейчас не помню, кто победил на том состязании, потому что был захвачен, потрясён тем, в чём соревновались ашуги: это была тема жизни и смерти, судьбы и смысла нашего прихода в этот прекрасный, трагический, непостижимый мир.

Странно… Сейчас, по прошествии нескольких десятилетий, я помню, о чём они пели и рассказывали - и спорили! А образов, сюжетов память не сохранила.

Но потрясение услышанным, состояние души я и сейчас словно переживаю заново.

Наверно, потому, что я первый раз в жизни задумался об этом, и главное - ночью было продолжение.

Мы с отцом сняли комнату в ночлежном доме не в самом Ханкенды, а в каком-то горном селе, которое как бы нависало над городом,- впрочем, может быть, это была окраина, сейчас не могу вспомнить. Важно другое…

В ту ночь мне не спалось, новые чувства, мысли, переживания буквально разрывали меня на части, я был переполнен ими: в чём, Владыка Всевышний, в чём смысл человеческой жизни?

Терзаемый этими ощущениями, я осторожно поднялся с постели, стараясь не разбудить отца, который спал очень чутко, вышел на террасу и… Наверно, я не найду точных слов, чтобы передать увиденное мною и открывшееся мне.

Терраса именно нависала над Ханкенды, город, словно в чаше, лежал подо мной: мерцали редкие огни, смутно, неопределённо угадывались очертания домов, неясно прорисовывался контур храма (ведь в Карабахе жили в основном армяне, исповедующие христианство), нечто летело ко мне оттуда - может быть, голоса, музыка.

Да! Конечно, это была музыка! Но, думаю я сейчас, это была не земная музыка. Или - не только земная… Над Карабахом, над горами, над величественным Кавказом распростёрлась бездна сине-чёрного неба (южная ночь была безлунной), усыпанная мириадами мерцающих живых звёзд.

И может быть, оттуда, с небес, в мою разверстую душу и трепещущее сердце проникла эта музыка высших сфер.

Непонятный сладостный восторг переполнил меня, я слышал кругом шорох невидимых крыл, и во мне звучало, неоднократно повторялось эхом: есть, есть великий смысл в каждой человеческой жизни.

Только надо найти его.

Георгий Гурджиев чудеса в церкви

«В путь, в путь! - говорил мне некто мудрый, всезнающий и исполненный любви.- Иди! Ищи! Только вперёд!»-«Да! Да! - откликалась каждая клеточка моего естества.- Я пойду… Я буду искать».

Так над ночным Ханкенды открылось мне ЭТО, ставшее смыслом дальнейшей жизни: найти свой путь к постижению смысла человеческого бытия.

И, как бы подталкивая меня на поиски своего пути, после поездки с отцом в Карабах одно за другим произошли два события. Вот краткое их описание.

Мы с отцом вернулись в александрополь, в котором жили. И однажды утром, проснувшись, я почувствовал, услышал в себе этот зов: «В путь! Искать!»

Было ясно лишь одно: я, пусть пока ненадолго, должен покинуть свой дом. И обстоятельства тут же пошли мне навстречу.

Было время религиозного праздника на горе Джаджур, которую армяне называли Аменамец, и со всей Армении к горе двинулись паломники.

Я решил идти с ними, и родители легко отпустили меня в это моё первое самостоятельное путешествие, с которого начались мои странствия по землям Азии и Востока, растянувшиеся на десятилетия.

По каменистой дороге, сначала среди виноградников и полей, засеянных пшеницей и ячменем, потом среди невысоких гор, которые постепенно становились всё круче- и круче, растянулась вереница повозок, запряжённых лошадьми, фургонов, которые влекли чёрные волы, тележек - в них были запряжены ослики.

На вершину горы Джаджур, где в маленькой церкви помещалась чудотворная гробница святого, везли больных, калек, паралитиков, уповая на чудесное их исцеление.

Я оказался рядом с повозкой, где двое стариков везли парализованного молодого парня.

Постепенно я разговорился с ними и скоро узнал горестную историю этого человека. Забыл егоо имя, но хорошо помню облик.

Это был тридцатилетний красавец, чем-то похожий на Христа, каким Его изображают живописцы.

Несчастье обрушилось внезапно: молодой человек был солдатом, а потом вернулся домой - ему предстояла женитьба. И вдруг однажды утром он не смог встать с постели - во время сна у него парализовало всю левую сторону тела. Это случилось шесть лет назад

Наконец мы достигли подножия святой горы. Здесь паломники оставили свои повозки - предстоял путь пешком, почти четверть версты.

Тех, кто не мог идти, несли на носилках. Все, согласно обычаю, поднимались к церкви босыми, многие ползли вверх на коленях. Когда паралитика подняли с повозки, чтобы переложить на носилки, он воспротивился.

Я сам,- сказал он.

Уговоры не помогли: молодой человек пополз вверх на правом здоровом боку. Это тяжкое, мучительное восхождение продолжалось больше трёх часов.

На него было невыносимо смотреть… Но вот наконец цель достигнута

- он у дверей церкви. Внезапно полная тишина наступила в храме, служба прервалась.

Люди расступались, и тот, которого в те мгновения я любил всем своим существом, прополз по живому коридору, оставляя на каменном полу кровавые пятна.

Он достиг цели - из последних сил дотянулся до гробницы святого, поцеловал её и потерял сознание.

Священник, родители калеки и я - мы все вместе пытались оживить его: лили воду на голову и в рот, растирали грудь.

Наконец он открыл глаза. И чудо свершилось: молодой человек поднялся на ноги.

Он был совершенно здоров. Сначала он не верил в то, что произошло с ним, потом робко сделал несколько шагов и вдруг пустился в неистовый пляс, и все, кто был в церкви, захлопали ему в такт.

Но тут исцелённый пал ниц и начал истово молиться. Все паломники вместе со священником тоже опустились на колени.

Мы самозабвенно молились нашему Спасителю и Его посланникам на земле

Многие плакали, и среди них я. Это были благостные слёзы. И сегодня я свидетельствую: все это я видел собственными глазами.

На следующий год в конце мая я отправился в окрестности Карса,- меня снова отпустили родители.

Поводом к новому путешествию стало прибытие в Россию из Греции посланца Патриарха с чудотворной иконой. Сейчас я не помню точно, чей это был образ.

Скорее всего, святого Николая Чудотворца. Цель у посланца Патриарха была конкретна: он собирал пожертвования, чтобы помочь грекам, пострадавшим во время Критского восстания.

Поэтому архимандрит, путешествуя по России, стремился попасть в те места, где преобладало греческое население. Так он оказался в Карее.

В тот год во всей Карской области начиная с февраля стояла невероятная жара, приведшая к страшной засухе, выгорели посевы, пересохли реки, начался падёж скота - словом, людям грозил голод.

Местное население было в ужасе: что предпринять?

Как спастись от гибели? И вот тогда объявили, что прибывший в Карс высокий посланник греческой христианской Церкви за городом среди высохших полей отслужит молебен чудотворной иконе - «во спасение страждущих и алчущих дождя».

Из всех окрестных церквей туда отправились процессии священнослужителей с иконами, и следом двинулось множество народу. Поле, где начался молебен, окружила плотная толпа.

Я был в ней в задних рядах, и протолкаться вперёд, чтобы увидеть всё своими глазами, не было никакой возможности. Что происходит у чудотворной иконы?

Я ничего не слышал, хотя все вокруг меня стояли молча, затаив дыхание, но только чей-то низкий голос долетал до нас. Слов было невозможно разобрать.

Но я увидел… Все увидели. Как это описать? Беден, беден человеческий язык!

Ни единого дуновения ветра, зной, нечем дышать - люди обливались потом. И вдруг… Внезапно налетел свежий резкий ветер.

Самое невероятное было в том, что он дул сразу со всех сторон.

Появившиеся кучевые облака на наших глазах сбивались в тёмные тучи, которые сгущались, становились всё плотнее.

Небо было в движении, в некоем первозданном хаосе, в котором, однако, ощущался единый Замысел.

Потемнело, будто внезапно наступил вечер. И рухнул невиданный ливень, в победном гуле которого потерялись, растворились восторженные крики толпы…

Всё это произошло буквально в считанные минуты, прямо по Библии:

«Разверзлись хляби небесные».

Что-то от первых дней творения присутствовало в той картине, которая была явлена нам. Я был переполнен ликованием и мистическим ужасом одновременно.

Скоро ливень перешёл в ровный густой дождь, который, не переставая, лил три дня и три ночи. Ожили поля, забурлила вода в высохших руслах рек. Урожай и скот были спасены.

«Случайное совпадение»,- может быть, скажут скептики-атеисты. Что же, пусть говорят.

Сейчас, на склоне лет, приближаясь к таинственной черте, за которой кончается наше теперешнее существование и грядёт нечто Новое, я убеждён: на земном пути встречи с людьми, которые становятся твоими Учителями, наставниками или единомышленниками, верными попутчиками (правда, далеко не всегда они идут с тобой до конца), - все они посылаются нам свыше.

Всё предопределено судьбой и лишь корректируется в зависимости от наших поступков.

Мне везло на Учителей и единомышленников. «Везло» - какое неточное слово! В юности первым моим попутчиком и братом по духу был Саркис Погосян, мой ровесник.

Он появился на свет в турецком городе Эрзерум; когда Саркис был ещё младенцем, его родители переехали в Карс. Отец Саркиса был красильщиком, «пояджи» по-армянски;

человека этой профессии легко узнают по рукам - синим по локоть от краски, которую отмыть невозможно.

Мать Погосяна вышивала золотом - весьма почётное занятие в Армении в конце прошлого века.

Она считалась непревзойдённой мастерицей по нагрудникам и поясам для женщин из-богатых армянских семей.

Родители вполне преуспевали и старшему сыну Саркису решили дать духовное образование; мы познакомились, когда он заканчивал семинарию в Эчмиадзине и готовился стать священником.

В Эчмиадзин меня привело очередное странствие по Кавказу. В ту пору я искал ответ на сокровенный вопрос: «В чём смысл жизни?»

Итак, родители Саркиса Погосяна, как и мои, жили в ту пору в Карсе по соседству, их сын редко бывал дома («Из-за строгостей в семинарии»,- говорил он), и, узнав, что я отправляюсь в Эчмиадзин, Погосян-старший и его супруга передали со мной своему сыну посылку.

Так мы «случайно» познакомились. А уже через день были друзьями и единомышленниками: нас влекло одно и то же - всё таинственное, сверхъестественное в нашей жизни - и мучил один и тот же вопрос: «Зачем и кем мы посланы в этот мир, полный загадок?»

Ещё одна всепоглощающая страсть объединяла меня и моего нового друга: ненасытная жажда знаний и страстное увлечение древнеармянской литературой. Саркис разыскивал старинные книги где только мог — в библиотеке семинарии, у своих преподавателей, у продавцов на базарах.

Мы читали запоем, и, анализируя прочитанное, оба пришли однажды к выводу: есть в этих фолиантах, хранящих в себе многовековую мудрость, некие тайные знания о мироздании и предназначении человечества, которые полностью забыты, утеряны.

Однажды в книге, первые страницы которой отсутствовали, мы наткнулись на слово «Шамбала».

Георгий Гурджиев и Шамбала

И далее на древнеармянском языке - мы его понимали с великим трудом, расшифровывая буквально каждое слово,- следовало описание этой недоступной простым смертным подземной страны, говорилось о семи башнях на земле, которые ведут в нее.

Текст был длинным, и мы решили уединиться - у Саркиса перед посвящением в духовный сан было три свободных месяца,- чтобы без спешки и посторонних глаз прочесть-таки эту книгу.

Сначала мы выбрали Александрополь, но городок показался нам слишком многолюдным и шумным. Наконец было найдено то, что мы искали.

В тридцати верстах от Александрополя находились развалины древней армянской столицы Ани. Мы оказались там под вечер; стоял сухой, знойный август, за опалённые жарой горы садилось солнце.

Среди древних руин мы соорудили хижину, которая очень походила на жилище отшельника: кругом пустынно, тишина, только треск кузнечиков со всех сторон, по ночам клекот невидимых птиц, пронзительный и пугающий.

До ближайшего села было около семи вёрст, через день или два мы отправлялись туда за водой и провизией.

Мы наслаждались своим уединением и читали безымянную древнюю книгу, вернее, разбирали каждую фразу, каждое слово, переводя с трудом прочитанное на современный армянский язык. Постепенно возникала одна из вариаций повествований о Шамбале и её обитателях. В дальнейшем подобные повествования я встречал в древних книгах, написанных на многих восточных языках. Но тогда это было наше первое постижение Шамбалы, и оно ошеломляло…

Отдыхали мы своеобразно. Бродя по руинам Ани, мы часто натыкались на заваленные ходы, которые, по нашему мнению, вели в подземные помещения древнего города, превращённого временем и людьми в каменный прах.

Найдя такой предполагаемый вход, мы предпринимали раскопки. Все они не давали никаких результатов- мы были археологами-дилетантами.

Найденные ходы или оканчивались тупиками, или завалу не было конца, и мы бросали начатую работу.

Но однажды… Помню, в то августовское утро дул сильный свежий ветер, небо заволокло тучами, спала жара. Я готовил на костре нехитрый завтрак, а Саркис ушёл на поиски очередного подземного хода.

Через несколько мгновений я уже был у развалин. Самое удивительное заключалось в том, что находка Саркиса была совсем рядом с нашей хижиной, метрах в тридцати от неё.

Смотри!..- прошептал Саркис.

Он стоял перед завалом, состоявшим из крупных глыб плотного ракушечника, и за этими камнями ощущалась пустота: она смотрела на нас чёрными полосами трещин в стене, и еле уловимый потусторонний холодок веял из них.

Мы с трудом отодвинули несколько камней, и перед нами открылся узкий коридор.

Мы скользнули туда. Скоро коридор привёл нас к ступеням, спускавшимся в неизвестность, и каменная лестница уперлась в новый завал. Дневной свет проникал сюда еле-еле.

Нужны свечи,- сказал я.

Саркис бросился к выходу и через несколько минут вернулся с двумя сальными свечами и спичками.

Мы закрепили свечи на полу, и началась тяжёлая работа: каменные глыбы, которые завалили дверной проём, были неимоверно тяжёлыми, и с ними нам пришлось провозиться несколько часов, употребив в качестве рычагов несколько палок потолще - для этого нам пришлось разобрать свою хижину. Наконец проход был открыт.

Мы взяли свечи и, испытывая невольный трепет - но только не страх! - едва протиснулись в небольшое помещение со сводчатыми потолками - в трещинах, с едва заметными остатками росписи.

Осколки глиняных горшков, обломки прогнившего дерева…

Похоже на монашескую келью,- прошептал Саркис.

И тут я обратил внимание на нишу в стене. В ней лежала груда пергаментов. Верхние листы обратились в прах, но под ними угадывались уцелевшие.

Мы начали очень осторожно вынимать из-под древнего праха свою драгоценную находку.

Под уцелевшими листами оказалась книга в толстом переплёте с обтрёпанными краями.

Мы торопливо снова возвели свою хижину потому что, судя по нахмурившемуся небу, собирался долгожданный дождь, и перенесли туда нашу находку.

И действительно, скоро начался монотонный дождик, под шорох которого, укрывшись в хижине, мы приступили к исследованию уцелевших пергаментных листов.

Мы углубились в их изучение, и скоро нам стало ясно, что в наших руках письма одного монаха другому, какому-то отцу Арему.

Георгий Гурджиев эзотерическая секта

Перевод с древнеармянского на современный армянский язык, который мы сделали с Саркисом Погосяном, у меня сохранился.

Привожу отрывок из одного письма, который нас тогда поразил:

«Сообшаю Вам, отец Арем, самую важную новость. Наш достопочтенный отец Телвант наконец приступил к изучению истины о Братстве сермунг.

Их эрнос в настоящее время существует близ города Сирануш. Пятьдесят лет спустя, вскоре после переселения народов, они тоже оказались в долине Изрумин, в трёх днях пути от Ниэсса…»

Сермунг! Дней десять назад мы с Саркисом натолкнулись на это слово в древнем трактате под названием «Меркхават»: там довольно туманно, иносказательно говорилось, что сермунг - название эзотерической секты, которая, согласно преданию, была основана в Вавилоне в 2500 году до нашей эры и находилась где-то в Месопотамии до VI или VII века нашей эры.

Эта секта обладала тайными знаниями, содержавшими ключ к магическим мистериям, открывавшим двери в потусторонний мир.

О дальнейшей судьбе секты сермунг не было никаких сведений…

Послание отцу Арему могло быть написано в конце XVIII или в начале XIX века.

И если секта сермунг существовала в то время, когда писался текст на этом пергаменте, значит, вполне допустимо, что и сейчас она где-то есть.

Мы должны найти сермунг! - прошептал Саркис.

Но тут произошло следующее невероятное открытие. Я машинально открыл книгу, обнаруженную под пергаментом. Она называлась в приблизительном переводе с древнеармянского так: «Предназначение». Имя автора на титульном листе отсутствовало.

Я осторожно перевернул несколько ветхих страниц и остолбенел. В моих руках была та же самая книга, для изучения которой мы уединились среди руин Ани.

То же повествование о Шамбале, только с первыми семью страницами, которые отсутствовали в том экземпляре, что приобрел Погосян на базаре в Карсе.

И с титульным листом «Предназначение»…

Но на этом невероятные открытия не кончились: между двенадцатой и тринадцатой страницами мы нашли карту, нарисованную на листке пергамента, вернее, обрывок карты с неровными краями.

Не дыша - казалось, от легчайшего прикосновения драгоценная находка рассыплется в прах,- мы склонились над нею…

Пунктирная линия, потускневшая от времени, явно обозначала маршрут и заканчивалась в верхнем правом углу, упершись в крестообразный знак, рядом с которым стояла римская цифра V.

Если определить стороны света, пунктирная линия шла с юго-запада на северо-восток. И только одно слово прочитывалось вверху: «Тибет».

- Эта пунктирная линия,- предположил Саркис,- ведёт в Шамбалу.

Нет,- возразил я.- Видишь крестик и римскую цифру «пять»? Да, скорее всего, это дорога в Шамбалу, но не прямая.

Пунктирная линия ведёт к одной из башен, в которой начинается спуск в Шамбалу. Может быть, её номер - пятый?

У меня ещё больше двух месяцев…- тихо сказал Саркис Погосян.- Мы можем успеть.

Но кроме того, что пунктирная линия проходит через Тибет,- усомнился я,- на этом клочке карты нет больше никаких обозначений.

Нам кто-нибудь или что-нибудь поможет в пути или на месте,- сказал мой друг.

Я был с ним согласен, меня уже охватила лихорадка нетерпения: «Вперед! В дорогу!» Братство сермунг было забыто. «На время! » - успокаивали мы себя.

Через неделю, сделав все необходимые приготовления и заручившись благословением родителей, мы отправились в путь. Моё первое дальнее путешествие. Наивная, ещё юношеская мечта найти дорогу в Шамбалу…

Я тогда ещё не подозревал, что для каждого человека, принявшего ЭТО решение, дорога в Шамбалу проходит не только по земной тверди, но и через собственные душу и сердце.

Забегая вперёд, надо сказать следующее. Мы совершили это долгое, опасное, во многом изнурительное путешествие, мы достигли Тибета. И это было единственным моим странствием с Саркисом Погосяном - наши жизненные пути в конце экспедиции разошлись.

Расставание произошло в Индии, в Бомбее,

Мы возвращались домой разными путями. Впрочем, сказать «домой» - значит погрешить против истины.

Домой вернулся я. А Саркис из Бомбея отправился в Англию на корабле «Святой Августин», нанявшись в команду простым кочегаром.

Он решил не принимать духовного сана: «Быть священником,- сказал на прощание Погосян,- не моё призвание.

Я рождён для моря». Я не осуждал и не осуждаю своего друга. Я это заметил и понял сразу: он - сын моря, океана, морской стихии.

Мы оказались в бомбейском порту - перед нами в акватории залива стояли корабли, у причалов шла погрузка; порт кипел своей пёстрой, казалось, хаотичной жизнью…

Я смотрел на своего друга - глаза его пылали, он весь подался вперёд, участилось дыхание. Он, как и я, первый раз в жизни видел океан и корабли на нём.

Прости, Гога,- прошептал Саркис.- Но я не уйду отсюда. Я остаюсь.

Сейчас, когда я пишу эти строки, мой давний друг Погосян жив и здоров. Теперь иногда его называют «мистер Икс». Он является владельцем нескольких океанских пароходов. Одним из них, совершающим рейсы по его любимым местам, между Суданом и Соломоновыми островами, Саркис Погосян, он же «мистер Икс», командует сам.

Он добился цели, которую поставил перед собой в Бомбее несколько десятилетий назад…

А теперь о главном. Я не буду описывать в подробностях наше долгое путешествие к Тибету. Было достаточно и приключений, и опасностей, и неожиданностей, которым мы не находили объяснения.

Мы уже были в Тибете. Все наши попытки что-то узнать о Шамбале, о пути к этой стране оканчивались крахом: нас или не понимали, или делали вид, что не понимают.

Мы шли наугад. Однажды, ранним утром, когда воздух чист и не раскалён солнцем, а горы вокруг кажутся призрачно-голубыми, я решился показать проводнику, худому, высохшему старику с коричневым лицом, иссеченным морщинами, обрывок карты на пергаменте.

Проводник остановился, пристально посмотрел на меня глубокими неподвижными глазами и сказал по-тюркски:

И мы остались втроем: я, Саркис и безмолвный ослик, нагруженный нашим дорожным скарбом и бурдюками с водой. Единственная дорога вела в неизвестность.

Мы двинулись по ней - у нас не было иного выхода. Ведь куда-то она ведет, эта пустынная дорога. К вечеру мы достигли развилки, от которой начинались сразу три тропы. Какую же выбрать?

Смотри! - воскликнул Саркис.

На земле чётко виднелись крест и римская цифра V. Проведённая рядом стрела указывала на самую неприметную тропу, заворачивавшую вправо.

Помню, первый раз в жизни я испытал сразу два чувства, казалось, несовместимых- мистический страх и непонятный, целиком завладевший мною восторг. Я видел: Погосян испытывает то же, что и я. Мы ни о чём не говорили.

С суетливой поспешностью мы двинулись по тропе, на которую указывала стрела.

По этой тропе, в конце концов превратившейся в дорогу, укатанную множеством повозок, мы шли двое суток. Странно… За все это время мы не встретили никого.

На третьи сутки дорога привела нас в большое селение, которое внезапно открылось за крытым поворотом.

Это селение - называлось оно Талым - лежало у подножия невысокой горы, и за ней, сказали нам на постоялом дворе, где мы остановились, открывается путь в Тибет.

ЭТО случилось со мной в первую же ночь. Если всё происшедшее представить драмой, то у неё было два действия.

Действие первое. В середине ночи я вскочил с постели, как от толчка. В те годы сон у меня был крепкий, глубокий, я не просыпался до самого утра. И не видел снов.

Они стали посещать меня после тридцати лет, превратившись в особый, только мне принадлежавший мир, в котором я жил второй, ирреальной жизнью.

Мы с Саркисом занимали крохотную каморку. Ночлежный дом представлял собой длинное одноэтажное здание, сложенное из крупных камней, и здесь даже в испепеляющую жару было прохладно.

Коридор освещался тусклыми светильниками. Итак, я проснулся, как от толчка. В окне стояла полная яркая луна, и казалось, она приклеена к аспидно-чёрному небу.

«Иди!» - прозвучал в моем мозгу приказ.

Я быстро - сейчас понимаю, что я действовал, как лунатик,- оделся, нащупал драгоценный обрывок карты, аккуратно завернутый в плотную бумагу (она хранилась у меня под прокладкой легкой дорожной куртки), и хотел разбудить Саркиса.

«Иди один!» - прозвучало во мне. Я оказался в коридоре. Тихо потрескивали фитили в плошках; расплывчатые ленивые тени колыхались по стенам. Двери, двери, двери. Я направился к выходу.

И тут одна из дверей открылась. В её тускло освещённом проёме я увидел женский силуэт: на голое тело было накинуто прозрачное лёгкое покрывало.

Я отчётливо видел крепкие широкие бёдра, тонкий стан; тёмные волосы рассыпались по округлым плечам.

Черты лица неразличимы, только мерцание глаз… И я, уж не знаю, каким образом, понимал, что передо мной совсем молодая, даже юная женщина, может быть, моя ровесница.

Из-под покрывала выпорхнули руки и протянулись ко мне.

У него был очень простой, ясный и совершенно определённый взгляд на цель человеческой жизни.

На пороге ранней юности, когда я уже начал задумываться своём предназначении, отец говорил мне:

Запомни, основным стремлением каждого человека должно быть осознание своей внутренней свободы. Это во-первых. А во-вторых, необходимо подготовить себя к счастливой старости.

Но эта цель, говорил отец, может быть достигнута, если человек с детства и до восемнадцати лет выполняет четыре заповеди. Вот они (если бы я мог внушить их каждому юноше, вступающему в самостоятельную жизнь!..):

Первая заповедь: любить своих родителей.

Вторая заповедь: быть вежливым со всеми без различия - богатыми, бедными, друзьями и врагами, власть имущими и рабами, но при этом внутренне оставаться свободным .

Третья заповедь: любить работу ради работы, а не ради выгоды.

Наконец, четвёртая заповедь: до восемнадцати лет оставаться целомудренным.

Я свято и непреклонно следовал в юности этим четырем отцовским заповедям.

За неделю до того, как мы с Саркисом появились в селении Талым, мне исполнилось восемнадцать лет.

Я теперь имел право, я мог… Больше не надо сдерживать себя, усилием воли гасить влечение к женщине, преодолевать желание.

…Её руки были протянуты ко мне, и я шагнул в эту сладостную бездну, ощутил себя в жарком объятии, не испытывая никакого стеснения оттого, что моя восставшая плоть рвалась к ней, в её трепещущее страстью лоно.

Мы не сказали друг другу ни единого слова. Она увлекла меня в свою комнату, еле-еле освещённую слабым светильником, на низкое ложе из ковров, умело и быстро раздела и сама сбросила с себя покрывало.

Теперь я понимаю: это была весьма опытная женщина, может быть, даже профессионалка. И всё, что она делала, было по-восточному изощрённым.

В огненном бреду я познал, теряя девственность, все бездны сладострастия, и через несколько дней, когда я уже мог трезво всё оценить, пришёл, поразмыслив, к единственно верному пониманию: то высочайшее наслаждение, которое испытывают мужчина и женщина во время акта, предназначенного продолжить род людской,

- от Бога. Только от Бога.

Предвижу возражения.

Да, согласен: падшие ангелы используют этот небесный дар в других целях. Но это уже иная тема.

Не знаю, сколько продолжалось моё «падение».

Но когда я оказался на улице, была ещё ночь, только луна, потерявшая свою огненность, поблёкшая, склонялась к дальнему горизонту, а из-за горы, у подножия которой лежало селение Талым, всплыла яркая одинокая звезда.

Это была Венера. Неистово, исступлённо перекликались цикады. Я был другим. Я был мужчиной. Могучие силы и жажда жизни переполняли меня. «Иди!» - прозвучало в моём воспалённом сознании. Я откликнулся на зов.

Действие второе. Я ЗНАЛ, куда мне надо идти. Хотя вернее сказать по-иному: меня ВЕЛИ. Остались позади дома.

Залитая бледным лунным светом, простиралась передо мной дорога, слюдяные камушки поблёскивали на ней. Я был переполнен ликованием, сладостным томлением и ожиданием, предчувствием: сейчас произойдет нечто судьбоносное. То моё состояние абсолютно точно передал великий русский поэт, наверняка посланец Творца на нашу прекрасную и горестную землю:

Выхожу один я на дорогу.

Сквозь туман кремнистый путь блестит.

Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит…

Господи! Как искусен дьявол! Как умеет он прельстить неокрепшую душу человеческую! Прелесть! Прелесть.. . Справа от меня возникла широкая тропа, она вела к каменистой возвышенности - смутно виднелись острые уступы. И я знал, что эта тропа предназначена мне.

Я стремительно шёл вперёд, и шаги мои были легки. Тропа запетляла среди скальных нагромождений, и, миновав один из них, я заметил впереди пламя небольшого костра. Человек сидел перед ним на корточках.

Подойдя ближе, я увидел, что это старик, и сразу узнал его: то был наш проводник, отказавшийся идти с нами дальше, когда я показал ему обрывок карты с крестиком и римской цифрой V. Странно, но я совершенно не удивился.

Здравствуйте,- сказал я по-тюркски.

Старик поднял голову и посмотрел на меня тем же взглядом, глубоким и медленным.

Идём, отрок,- сказал он, поднимаясь.

Не оглядываясь, старик зашагал по тропе в глубь каменного хаоса. Я последовал за ним. Мы шли довольно долго.

Впереди всё росла и росла почти отвесная скала, и скоро мы оказались у входа в пещеру, возле которой нас встретил мужчина в длинном, до земли, одеянии красного цвета, с капюшоном на голове, почти закрывавшим лицо.

В руках у него было два факела. Один из них ярко и бесшумно горел. Поклонившись нам, человек поджег факел и передал его старику.

Следуй за нами,- сказал проводник.

И мы оказались в пещере. В неверном свете факелов я видел каменные своды, которые то уходили во тьму, то придвигались почти вплотную. Иногда летучие мыши с писком стремительно проносились мимо, чуть не касаясь моего лица, и я стремительно шарахался в сторону.

Мы шли, шли… Неожиданно каменные своды и стены исчезли, тьма вокруг показалась безграничной, наши шаги уносило эхо. Но вот возник свет, он становился всё ярче и ярче,- мы приближались к большому костру, вокруг которого сидело несколько старцев, все в белых одеждах.

Один из них, самый древний, с густыми и совершенно седыми волосами, восседал в кресле черного дерева с инкрустацией. Остальные - их было пятеро или шестеро - располагались прямо на земле, по-турецки скрестив ноги.

За всё время, пока это длилось, они не произнесли ни единого слова, не шелохнулись и казались изваяниями.

Мои провожатые погасили факелы, отступили в кромешную темноту, растворились в ней.

Сейчас я думаю, что мы находились в огромной пещере. Со мной заговорил старец, сидевший в кресле:

Да, это я.

- Вот твой гороскоп. - Перед старцем на плотном коврике лежал большой лист бумаги, испещрённый линиями, кругами и треугольниками, каббалистическими знаками, неразборчивыми в неверном свете костра письменами.

Ты пришёл точно в предписанную ночь. Слушай меня внимательно. Сначала я расскажу тебе об одном давнем событии. Там, на вашей земле, его называют мифом. Или легендой.

Старец задумался, пристально глядя на пламя костра. Толстые сухие стволы деревьев горели совершенно бесшумно. Я был так поглощён ожиданием рассказа, что не придал тогда никакого значения одному удивительному обстоятельству: трепетавший над стволами огонь не давал никакого жара, в костре не было углей.

Молчание затягивалось, и я решился на вопрос:

- А вы?.. Кто вы? - Сердце мое учащённо заколотилось.- Вы из Шамбалы?

Старец поднял голову и посмотрел на меня. Взгляд был темен, глубок. Подобие улыбки скользнуло по лицу старца.

Да, я оттуда,- последовал наконец ответ.- Я один из Великих Посвящённых. Итак… В 1162 году по вашему христианскому летосчислению… Ведь твой Бог, Георгий Гурджиев, Иисус Христос?

Да,- прошептал я.

Так вот, в середине двенадцатого века от Рождества Христова в семье монгольского воина по имени Есугей родился мальчик. Его назвали Темучином.

Никто из соплеменников не придавал никакого значения некоторым особенностям этого ребёнка: он мог, подняв руку, остановить ветер. Или табун лошадей, который, испугавшись, несётся в бешеном галопе.

Он понимал язык птиц и диких животных. Однажды

К тому времени Темучину исполнилось четырнадцать лет

Он был отправлен родителями в горы искать отбившихся от отары овец. Уже возвращаясь с ними домой, среди камней он нашёл огромное существо, истекавшее кровью. Это был человек и обезьяна одновременно.

Две стрелы торчали в его теле - одна под правой лопаткой, другая - в левом плече. В тех краях этих обитателей гор, которых очень редко удаётся увидеть людям, называют йети…

- Снежный человек? - вырвалось у меня.

Да, в Европе вы их называете так. Йети приближался к порогу смерти. Раненный охотниками, он потерял много крови. Темучин обладал ещё одним качеством: его руки умели врачевать - от одного его прикосновения раны затягивались.

Он осторожно извлёк из тела йети стрелы и начал водить над ранами умиравшего йети ладонями.

Так продолжалось несколько часов. Постепенно раны затянулись. Темучин отогнал овец домой и, никому ничего не сказав, вернулся к йети с водой и пищей.

Так продолжалось несколько дней.

Он выходил «снежного человека», как ты его называешь: настал час, и йети поднялся с земли; он был совершенно здоров.

Теперь ответь мне, Георгий, ты знаешь, кто такие йети? Каково их предназначение в наших горах?

Нет, не знаю,- прошептал я.
- Йети охраняют башни, через которые можно попасть в Шамбалу.
- Семь башен? - спросил я.- Семь башен, которые и есть врата в Шамбалу ?

Да. Но существуют и другие пути, по которым можно попасть к нам. Их тоже охраняют йети. Так вот, тот спасённый «снежный человек» в благодарность привел мальчика к своим хозяевам.

В Шамбалу? - вырвалось у меня.- К Великим Посвящённым?

Да.- Лицо старца напряглось.- К нам… К Великим Посвящённым. Йети угадал в мальчике того, кто был нужен нам. В дальнейшем он стал храбрым воином и получил новое имя - Чингис.

Старец замолчал, неподвижно, сосредоточённо глядя в мой гороскоп, который лежал у его ног.

Бесшумное холодное пламя над брёвнами в костре освещало лица старцев, сидевших вокруг него; они по-прежнему были неподвижными, застывшими, и мне они уже не казались живыми людьми.

Один из них сидел рядом со мной, и я невольно всматривался в его лицо, оно поражало неестественностью: не лицо - маска, на которой искусно вылеплены выразительные морщины, высокий лоб, глубокие глазницы, в которых не видно глаз…

А кто был нужен? - нарушил я своим вопросом молчание.

Был нужен спаситель мира,- тут же откликнулся старец и, прямо, пристально глядя на меня, спросил: - Скажи… Путешествуя со своим другом, разыскивая то место в Тибете, которое обозначено на твоей карте, что вы видели в пути?

Мы много всего видели, Учитель.- Я не совсем понял его вопрос.- Разные страны, города, храмы, где своим богам молятся люди. Мы видели…

Подожди! - перебил меня старец.- Как живут люди в тех местах, через которые вы прошли?

Они живут по-разному,- ответил я, не понимая, какого ответа от меня ждут.

Да! По-разному. Одни живут бедно, другие богато, одни купаются в роскоши, у других нет куска хлеба, чтобы накормить голодных детей. Так?

Так,- с горечью согласился я.

И между людьми раздор, вражда, ненависть, они убивают друг друга, они погрязли в грехах… Ты со мной согласен, Георгий?

Да, я согласен с вами, Учитель.

- Тогда было так же! - воскликнул старец. И повторил, уже шепотом:

Тогда, в двенадцатом веке, было также… Властители Шамбалы искали человека, наделённого могучей оккультной силой, которому можно было бы поручить спасение мира от вражды, раздоров, ненависти и пороков.

Именно такого человека к нам привёл спасённый йети.

Им был Чингис, сын воина.

Он оказался могущественным медиумом. В пятой башне нашего государства хранился трон…

Я не смог удержать возгласа и перебил старца:

- В башне под номером пять?

Именно так, мой юный друг. В троне, который получил Чингис от Великих Посвящённых, была сосредоточена невиданная сила, космическая.

Обладатель трона мог спасти человечество, вывести его на путь благоденствия, всеобщего равенства, на путь создания общества, где царствует только закон, перед которым все равны.

И в этом обществе развивается гармоничная человеческая личность.

Став обладателем трона, Чингис получил от правителей Шамбалы наставление: данными ему силой и властью спасти род людской. Старец опять погрузился в молчание и задумался.

И что же Чингис? - не вытерпел я.

Чингис? - Лицо рассказчика стало скорбным.- Двадцать с лишним лет он делал предписанное ему.

Но… Наверно, случилось то, что должно было случиться. Чингис вкусил прелесть первых побед, его ноздрей коснулся запах крови поверженных врагов.

Он обрёл светскую власть, став ханом… Он превратился в Чингисхана и задумал свои завоевательные походы. Всё дальнейшее общеизвестно. 1211 год: покорение Северного Китая - оно длилось до 1216 года.

Сын Чингисхана Тулей победоносно проходит через государства Кавказа, облагая их данью, оказывается в скифской степи и на реке Калка наносит тяжкое поражение русским князьям.

Начинается то, что в России, гражданином которой ты, Георгий, сейчас являешься, будет названо почти трехвековым монголо-татарским игом. Чингисхан завоёвывает Афганистан, Хорезм - и это уже 1224 год.

Опьянённый успехами, ставленник Шамбалы начинает готовить поход в Индию.

Старец тяжко вздохнул.

Терпение Великих Посвящённых иссякло: Чингисхан не оправдал их надежд.

Могущественный трон был у него отобран, и скоро великий полководец скончался, хотя его захватническое дело, увы, продолжали наследники. Ведь тебе известно имя хана Батыя?

Да, известно,- сказал я. И нетерпеливо спросил: - А трон? Что случилось с троном?

Теперь он называется троном Чингисхана. А хранится он на прежнем месте: в пятой башне Шамбалы.

Я молчал. Я лишился дара речи! Рассказчик, не мигая, смотрел на меня.

Глаза его были сплошными чёрными пятнами, в которых мерцал глубокий ровный огонь.

Я увидел: все старцы, сидевшие вокруг костра, тоже, повернув головы, внимательно смотрели на меня, и глаза их были черны.

Достань, Георгий, клочок карты, которая спрятана в твоей одежде.- В голосе старца звучал приказ.

Я повиновался: извлёк из куртки драгоценную карту и протянул её Учителю. (Во всём моём существе звучало, неоднократно повторялось, тоже как приказ: «Это твой Учитель».)

А у него в руках уже была большая карта с оторванным верхним правым углом.

Получив мой клочок карты, старец приложил его на место вырванного куска, края совпали, слились, и на моих глазах разрыв сросся…

Вот,- спокойно и торжественно сказал старец, протягивая мне целую и невредимую карту.- Теперь она твоя. Свыше предписано: второй раз попытаться спасти человечество и наставить его на путь истины и добра.

Мы, данным нам могуществом, не имеем права впрямую вмешиваться в судьбы людей, населяющих Землю.

Иногда мы можем только наставлять и указывать путь. Преодолевать препятствия должны сами люди.

Так вот, мой друг! Жребий пал на тебя.

Тебе предстоит проделать долгий и тяжкий путь к пятой башне и получить трон Чингисхана.

И знай: многие годы уйдут только на подготовку к этому пути.

Я молчал. Я был потрясён.

Запомни, Георгий: найти трон Чингисхана - твоя высочайшая миссия, твоё предназначение в этом земном воплощении. Но владеть им будет другой…

- Другой? - в смятении воскликнул я, и сердце моё упало.

Да, другой. На Земле родился, может быть, один из самых могущественных медиумов-магов, которых когда-либо знала эта грешная планета.

Он твой ровесник, и ваши пути пересекутся. Для него, и только для него ты призван Высшими Силами найти трон Чингисхана.

Но в дальний путь за ним ты отправишься один. Конечно, у тебя должны быть спутники, помощники. Но среди них не будет его. Ему заказан путь туда.

Почему? - вырвался у меня недоуменный вопрос.

Этого тебе не дано знать! - Старец помолчал, сосредоточенно, не мигая, глядя в пламя костра.

Этот претендент на спасение человечества с помощью трона построит новый, справедливый мир с равными возможностями для всех жителей Земли.

И в нём, в муках рождённом новом мире, будут жить только гармоничные люди. А сейчас ты увидишь этого человека. Ты должен узнать его, когда вы встретитесь.

Правда, ты увидишь будущего властителя нового человечества в момент его возможного триумфа. Ведь нам ведомо не только прошлое Земли и её сегодняшний день, но и то, что ей предстоит.

Внезапно всё изменилось. В секунду - или долю секунды - погас костёр, и кромешная, чёрная, мне почему-то показалось, бархатная тьма поглотила всех - и меня, и Учителя, и старцев у погасшего в одно мгновение костра.

Но я не успел испугаться - наверно, прошло всего лишь несколько секунд, и тут в глубине чёрного пространства возник огромный белый квадрат. Он постепенно наполнился голубоватым светом.

(Теперь, когда я пишу эти строки, сказали бы: гигантский киноэкран.)

И в этом квадрате я увидел то, от чего содрогнулся: на меня беззвучно двигались железные чудовища с длинными хоботами, вращались зубчатые ленты, очевидно заменившие колёса, по бокам неясно виднелись каббалистические пятиконечные звёзды.

Чудовиша надвигались на меня и исчезали во мгле. Тогда я ничего не знал о кинематографе, о движущихся картинках, новом потрясающем зрелище, которое позже изобрели французы, братья Люмьер.

Я был потрясен, ошеломлен, подавлен. Но одно я почувствовал, осознал: эти железные чудовища - военная мощь, нечто такое же, что и конница Чингисхана, только для другого, ещё не наступившего времени.

Изображение на белом квадрате изменилось: промелькнули картинки с уменьшенными железными чудовищами, которые двигались двумя колоннами, вроде бы по площади, замкнутой каменными причудливыми строениями.

И вдруг возникло странное сооружение, отдалённо напоминавшее ступенчатую пирамиду, на ней было нечто вроде балкона или открытой театральной ложи, и там стояли люди.

Внезапно они приблизились, но разглядеть их лиц я не успел: весь белый квадрат - по нему бежали вкось и вкривь прерывистые чёрные линии - занял один из этих людей: продолговатое лицо, кажется, рябинки на щёках, зоркие, гипнотизирующие глаза под густыми чёрными бровями; прямой заострённый нос, нависающий над усами, тоже густыми.

На человеке был странный сюртук, кажется, без воротника, застёгнутый на все пуговицы. Такую одежду в сезон зимних дождей носят богатые индийские купцы.

Запомни его,- властно прозвучал за моей спиной голос старца.
- Да, Учитель! - откликнулся я.

Квадрат начал медленно меркнуть, по нему теперь мелькало в разных направлениях всё больше пересекающихся линий, за сеткой их исчезала, терялась живая картина будущего. И наконец, квадрат совсем исчез, растворившись во мраке.

Тут же, как от прикосновения спички к дровам, облитым керосином, вспыхнул костёр.

И я увидел Великого Посвящённого в своём чёрном кресле, а вокруг костра, горевшего беззвучно и холодно, сидели старцы в белых одеждах, застыв в прежних позах.

Да, Учитель! - В моей руке была свернутая в трубку карта.- Я иду!

Из мрака возник мой проводник, теперь, как и другой мой провожатый, в красном одеянии и с ярко пылавшим факелом.

Я иду…- прошептал я.

После того как в Бомбее мы с Саркисом Погосяном расстались, мой путь к дому был долог, труден, но полон впечатлений, встреч, новых знаний. Именно в то моё первое дальнее путешествие я встретил Учителя веры, которая потом, переработанная собственным миропониманием, стала основой, фундаментом моего учения о гармоничном человеке. Из Индии на Кавказ я возвращался через Пакистан, афганские выжженные пустыни и безлесные горы, и там, в Афганистане, в горном селении под Кандагаром, произошла моя встреча с шейхом Ул Мохаммедом Даулом. На пустынной дороге, ведущей в это селение, мне встретился босоногий мальчик, сидевший на пыльной обочине. Поклонившись, как и подобает мусульманину, он сказал по-арабски:

Идём! Учитель ждёт тебя.

Я воспринял это приглашение без всякого удивления. Я словно ждал его…

В селении было около двух десятков убогих домов с плоскими крышами, сложенных из крупных камней. Дома прижимались к подножию невысокой горы. Никакой растительности, голо. Стоят в тени глинобитных заборов ослики с печальными глазами, сидят под стенами домов седобородые старики, о чём-то тихо разговаривают. Прошли мимо две женщины в длинных чёрных покрывалах. Чужая, непонятная, загадочная жизнь.

Только одно огромное дерево росло в этом селении - не дерево, а целый зелёный мир с могучим кряжистым стволом, с густой раскидистой кроной (я не знаю, как оно называется). Оно росло во дворе шейха Ул Мохаммеда Даула; а недалеко от дерева, попадая в тень его листвы, в небольшом мраморном бассейне била вверх, наполняя раскалённый воздух прохладой и тихим звоном, струя фонтана. К этому фонтану и вышел шейх, высокий старик, с аскетически суровым лицом, в белых одеждах.

Я поклонился. Ул Мохаммед Даул ответил мне еле заметным кивком и сказал:

Тебя, чужестранец, ещё три дня назад видели в Кандагаре. Ведь ты держишь путь в Россию?

Да, это так,- ответил я.- Моя родина - Армения.

Значит, ты не мог миновать мой дом. Будь гостем, чужестранец. Да согреет тебя тепло моего очага.

Я прожил в доме шейха Даула три дня, мы вели долгие беседы. Вернее, больше говорил шейх, я слушал. Иногда, прервав свою проповедь, он задавал вопросы. Услышанным я был потрясён - то восхищение охватывало меня, то я негодовал, оскорблялся, мысленно протестовал, не решаясь, однако, возразить вслух, и снова восхищался… Впервые я находился в обществе суфия, впервые эта вера, правильнее сказать, философия миропонимания, парадоксальная и неожиданная, которая называется у европейцев суфизмом, обрушилась на меня своими сокрушительными, огненными догмами. И главное, внушал мне шейх (он говорил спокойно, невозмутимо, но казалось, намеренно задевая моё самолюбие), вот что: меня, как личности, способной постичь высший смысл бытия, ещё нет, мне надо сорвать с себя несколько оболочек, суть которых - традиции и условности общества, в котором я родился и вырос, и только тогда («Может быть»,- несколько раз повторил Учитель) я выйду на дорогу к Истине.

Я протестовал, не соглашался, в душе считая себя уже состоявшейся личностью, и, хотя и молчал, я видел усмешку в глазах хозяина огромного волшебного дерева, выросшего среди испепелённых солнцем гор и пустыни: он знал мои мысли.

Провожая меня, шейх Мохаммед Даул сказал: - Ты успокоишься. Сейчас встревоженная душа твоя и взбунтовавшийся разум со временем придут в равновесие, и ты не раз будешь мысленно возвращаться к нашим беседам. Я вижу это. И настанет час, ты вернёшься ко мне. А значит, к нашим убеждениям. К ним ведёт дорога в тысячу шагов. В эти дни ты сделал первый неумелый шаг. Я не говорю тебе «прощай», чужестранец.

Я заканчиваю эту дневниковую запись в своём рабочем кабинете во дворце Приерэ, который находится в парижском предместье Фонтенбло. Дворец я купил двадцать шесть лет назад, в 1922 году. Впрочем, дворцом сию обитель называют ученики. На самом деле это замок XIV века. И все земельные угодья близ замка я купил тоже - больше сотни гектаров парков, прудов, пастбищ и полей и большой участок леса, где великолепная охота.

…Да! Необходимо уточнить: сейчас дворец Приерэ не принадлежит мне. Ещё в 1934 году я его продал и переселился в Париж, купив большую, нелепую по планировке (этим она меня и привлекла) квартиру на улице Колонель-Ренар близ площади Звезды. В контракте о купле-продаже я оговорил один пункт: этот мой кабинет и спальня, расположенная рядом, закрепляются за мной вплоть до моей смерти, я могу появиться здесь, когда пожелаю, и жить, сколько захочу. И я давно решил: умирать приеду в Фонтенбло.

А в ту далекую пору, как только я поселился здесь… Смешно… Тогда среди французской элиты -да и не только французской - я сразу стал знаменитостью: «Этот колдун Георгий Гурджиев - алхимик, он нашёл рецепт изготовления золота из олова и селитры». Глупцы! Никто из них так и не научился по-настоящему работать, используя те возможности, что Творец дал каждому. Даже те, кто были моими учениками в Институте гармоничного развития человека. Ладно! К чему бередить раны?.. Я, не лукавя, говорю себе: «Маэстро! Вы прожили достойную земную жизнь». А ошибки… Кто от них застрахован? Только одной ошибки, роковой и для меня, и для всего человечества, я не могу себе простить. Я знаю: за неё отвечать придётся - это неотвратимо. И я на Высшем Суде готов к ответу. Мне есть что ТАМ сказать, я тороплю этот миг и чувствую: скоро. Земной жизни мне осталось совсем немного - год, может быть, меньше.

Какой ветер поднялся в тёмном осеннем парке за окном! Сухие сломанные ветки стучат по стеклу. В моём одиноком кабинете жарко топится камин. Глоток доброго старого вина. Вот так… Всё-таки жизнь человеческая - мираж, сон, фантазия.

Что? Вы спрашиваете, боюсь ли я смерти, коли предвижу её? Полно, господа! Ведь я бессмертен…»

Продолжение следует…

Член Русского географического общества (РГО) города Армавира, Фролов Сергей

Относится к «Мистическое влияние в современном обществе»

Гурджиев, Георгий Иванович

Вы наткнулись на Гурджиева и возымели мотивацию изучить его наследие? Сначала зачтите эту статью и, обещаю, разумный человек сэкономит много времени...

Гурджиев, Георгий Иванович, русский мист ический философер ("эзотерический христианин"), дело которого с его смертью в далеком 1949 году не потухло, а все еще звездит во многих местах, кучкуя доверчивую паству в анклавы "последователей".

Такое начало в ироническом тоне вовсе не означает, что Гурджиев был "плохим" человеком потому, что плохим можно быть только по отношении к кому-то конкретному и в конкретных ситуациях. Гурждиев не был и склонен к "плохому" потому, что нет человека, кто кроме психи чески далеко не нормальных, которые в душе не стремились бы к лучшему, - стоит только понять любого и простишь его "зло". Нет, но то, что когда-то представлялось новым-свежим-прогрессивным, по прошествии времени свежесть теряет в точности как тухнущая рыба, если только это не есть нетленка: те мысли-утверждения, что основаны на неподвластном времени соответствии действительности (ученые чудики называют это аксиом атикой), остаются незыблемы и не опровергаемы. Что же касается Гурждиева, что его мысли-утверждения таковыми не оказались буквально в любой их части, хотя для очень многих запавших на их привлекательность это не очевидно. Цель данной статьи - показать эту неадекватн ость действительности критически, точнее, относясь разумно-скептически к когда-то созданному миру субъективных представлений Гурджиева. Пусть это будет и своеобразным ответом на попытки критики Человека самим Гурджиевым (см. Объективно-беспристрастная критика жизни человека (Рассказы Везельвула своему внуку).

Актуальность темы вполне очевидна: сегодня существует огромное количество сайтов, посвященных "учению" Гурджиева, очень многие его воспринимают настолько всерьез и доверчиво, что не замечают пороков. Как обычно в таких случаях, процветают лохотронные семинары . На сайте Международный Гурджиевский Клуб чтобы стать своим нужно перечислить одним из предложенных нами способов ежегодный членский взнос, который составляет 500 рублей. Один из фанатских сайтов ликует по каждой книго-новинке о Гудржиеве: " Новая книга!!! Маргарет Андерсон. «Непостижимый Гурджиев» Новая книга!!! Ч.С. Нотт. Учение Гурджиева. Дневник ученика и т.д. ", короче, Учение продолжает бурно развиваться, несмотря на декларации, что Учитель уже обеспечил полное и всеобъемлющее знание - от космологии Вселенной до ролей, которые мы играем в жизни.

Далеко не все конечные утверждения и представления Гурджиева ложны, не корректны и не соответствуют реалиям. Нет, он с немалой жизненной мудростью высказывал и то, что сегодня в конечном виде выглядит здраво-разумно, но если проследить как он пришел к таким мыслям, то оказывается, что, чаще всего, чисто интуитивно, эвристически , не в силу какой-то целостной системы и даже, подчас, вопреки ее. Этот феномен можно заметить почти у всех философов: обоснования - одно, а выводы чудесным образом совершаются как бы независимо. Вот некоторые из таких утверждений, житейского уровня понимания, с которыми трудно не согласится (из перечня любимых изречений Гурджиева):

Чтобы признать себя трусом, нужно иметь немало мужества.

В потемках вошь страшнее тигра.

Своя ноша не тянет.

Глуп тот, кто слишком много умничает.

Болтливая жена хуже тяжелой болезни.

Счастлив тот, кто не замечает своих несчастий.

Если хочешь стать богатым, подружись с полицией.

Если хочешь стать знаменитым, подружись с журналистами.

Если хочешь быть сытым, подружись с тещей.

Если хочешь жить в мире и спокойствии, подружись с соседом.

Если хочешь спокойно спать, помирись с женой.

Если хочешь стать атеистом, подружись со священником.

Рассмотрим современную трактовку высказываний Гурджиева по тексту книги его последователей: Георгий Иванович Гурджиев. Эссе и размышлени я о Человеке и его Учении , безусловно исказивших первоначальную Истину Гурджиева (как могут заявить в оправдание фанаты) и заверяющие, что утверждения учения доказывают, что в нем действительно содержится полное и всеобъемлющее знание - от космологии Вселенной до ролей, которые мы играем в жизни . но при этом "Прежде чем начать что-либо делать, - не раз повторял Гурджиев, - вы должны осознать свое ничтожество. " ну и еще практиковать "Священные танцы" которые придумал Гурджиев, подсматривая за самыми разными религиозными ритуалами.

Думаю, что сказанным выше я уже достаточно эпатировал приверженцев Гурджиевских Истин, так что они, нервно откурив и, оставив вопрос о победе чьих-то Идей позади, уже вполне рационально смогут воспринимать приводимые доводы или просто сгинуть с этой статьи:)

Самый главный контекст понимания - то, что во далекие времена творчества Гурджиева еще не были сформированы и широко приняты принципы методолог ии познания , сформулированные в классическом труде И.Лакатоса, еще не были понятны даже подходы к изучению механизмов психи ки. Но при всей такой критически невосполнимой недостаточности для тематики Гурджиева, он рассуждал о том, суть чего возможно понять только ясно освоив методолог ию познания и имея достаточно целостное представление о сути психи ческих явлений , из которых непосредственно и возникают так широко и так поверхностно используемые абстракции утверждений Гурджиева. Он просто не имел шансов вообразить все верно. Поэтому Существует масса свидетельств о том, что Гурджиев обладал необычайной способностью использовать все задаваемые ему вопросы, чтобы передать невыразимое , обезоружить вопрошающего, лишить его возможности прибегнуть к привычным способам мышлени я, создавая необходимые условия для прямой передачи знания Бытия . Трудно точно предположить, имеется ли в виду эзотерическое "Прямое знание" или способность вселить в слушающего уверенность понимания "необъяснимого". Но в самом деле все тексты Гурджиева и его последователей изобилуют такой вот многозначительностью, когда даже высунутый перед глазами палец производит впечатление глубокомысленного сакраментального знания. Попросту говоря, сентенции Гурджиева столь же не корректны для передачи определенного смысл а утверждения как Черный квадрат Малевича. Оказывается Гурджиев создал специальный язык для своего учения, и определенные ключевые слова обладают особым смысл ом и весомостью но при этом он далек был от понимания того, что делает корректным определения . Пример безапелляционного утверждения:

Вот другие примеры рассуждений и утверждений.

По Гурджиеву, упадок и исчезновение цивилизаций связано с "нарушением равновесия между "знанием" и "бытием"": "В истории человечества известны многочисленные примеры, когда из-за перевеса знания над бытием или бытия над знанием погибали целые цивилизации"65. А разве мы не живем в мире, где знание намного перевешивает бытие?

В этой связи Гурджиев разделяет"основу знания" и"основу понимания".
"Знание - это одно, понимание - другое. Люди часто смешивают эти понятия и не видят ясно разницу между ними. Знание само по себе не дает понимания; и понимание не увеличивается благодаря росту одного лишь знания. Понимание зависит от отношения знания к бытию, это - равнодействующая знания и бытия .

При этом нет даже попытки сначала определить понятие, а что же имеется в виду под словом "знание"? Это кажется саморазумеющимся. Оказывается, можно соразмерять знание и бытие как исчисляемые сущности, как кирпичи, вот столько килограммов знания и столько - бытия, а если куча знания перевешивает, то и цивилизации - кирдык. Без такого исчисляемого сопоставления утверждение становится бессмысл енным.

Для показа некорректности этих утверждений даже не требуется описание того, что же на самом деле такое - знание и что такое понимание. Но чтобы все расставить по местам я это сейчас сделаю на основе системы представлений об абстракциях, соответствующих психи ческих явлений. Для понимания стоит ознакомиться со статьями Знание как сознательный феномен и Понимание. Умение понимать. Общение. Итак, знание - система навыков индивида в данной предметной области деятельности, проверенная им на личном опыте (в отличие от сведений, например "книжных знаний") и дающая определенную уверенность в их использовании в ставших знакомыми ему условиях. В отличие от знания - как системы навыков, понимание всегда применяется по отношению к чему-то внешнему к понимающему субъекту, что этот субъект воспринимает настолько адекватн о его сущности, что его предположения, проверяемые в реальности эту адекватн ость подтверждают. т.е. речь идет о личных знаниях, о личных навыках отношения, о личном жизненном опыте в отношении предмета понимания, что противопоставляется воспринятым сведениям, которые еще не есть знания (см. обсуждение). Субъективно понимание проявляется как уверенность в распознавании смысл а ситуации, что может быть иллюзией, и только объективная попытка действовать в соответствии с таким представлением показывает адекватн ость понимания, которое внешне выглядит как проявление понимания. В отношении внешне воспринимаемого, понимание - это знание воспринимаемого, навык распознавания значим ости происходящего. Т.е. понимание - частный случай знания. Поэтому на бытовом уровне эти понятия, бывает, путают.

Гурджиев, говоря: "Знание само по себе не дает понимания; и понимание не увеличивается благодаря росту одного лишь знания. ", безапелляционно изрекает ложное представление просто потому, что он не понимает (и не мог в то время понимать) механизмов этих проявлений психи ки.

Буквально все утверждения Гурждиева имеют такое вот порочное качество, и если обращать на это внимание по предложенной методике, то это становится очевидным. Его утверждения, касающиеся строения вещества вообще абсурдны, но они столь же уверенно-категоричны и столь же безапелляционны как и любые другие его утверждения. Вот знает он и все!

"Все во Вселенной материально: поэтому Великое Знание более материально, чем материализмо... Абсолют так же материален, так же взвешиваем и измерим, как луна, как человек... скорость вибрации материи показывает степень разумности данного ее вида. Вы должны помнить, что в природе нет ничего мертвого и неодушевленного. Все по-своему живо и сознательно, все разумно.... Помимо своих космических качеств, каждое вещество также обладает психи ческими качествами, т.е. определенной степенью разумности... Человек представляет собой"миниатюрную вселенную" в полном смысл е этого слова: в нем наличествуют все виды материи, из которых состоит вселенная: действуют те же силы, те же законы, что управляют жизнью во вселенной; поэтому, изучая человека, мы можем изучить весь мир ". Опять же никак не удосужившись определить, а что же такое "сознательно", "разумно", он многозначительно наделяет этим неопределенными качествами физический мир. Но стоило бы дать корректное определение этим словам и самоочевидно стало бы наличие этих сущностей во всем или нет. Понятно, что зарождение идеи-фикс имеет, в основном, догматические корни, так что не удивительно, что, оказывается "Между Всем и Ничто проходит луч творения. Вы знаете молитву:"Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный"? Эта молитва пришла из древнего знания."Святый Боже" значит Абсолютное, или Все;"Святый Крепкий" также означает Абсолютное, или Ничто,"Святый Бессмертный" означает то, что находится между ними, т.е. шесть нот луча творения с органической жизнью.Все три, взятые вместе, составляют одно; это нераздельная и неслиянная Троица ".

В книге Человек - это многосложное существо .

...«я» не существует или скорее существуют сотни, тысячи маленьких «я» в каждом из нас. Мы разделены в самих себе, но мы можем узнать множественность своего существа только посредством наблюдения и изучения. В данный момент - это одно «я» в следующий момент - это другое «я». Многие «я» в нас являются противоречивыми, вот почему мы не функционируем гармонично .

Как обычно Гурждиев никак не определил, а что такое «я», чтобы потом можно было ясно видеть: да, это образование в самом деле не одно и то же в разные моменты и ситуациях, и оно не просто изменяется каждый раз, а оно уже представлено в виде множества вполне самостоятельных образований. Гурджиев делает такой вывод эвристически, не понимая сути. И поэтому, оказывается, что эти «я» у него в чем-то негармонично функционируют (что за гармония имеется в виду тоже нужно гадать). Значительно позже он философствует о том, что такое «я»:

Следует уяснить, что в каждом человеке существуют полностью разделенные части, в каком-то роде два различных человека. Таковы его сущность и его личность .

... Сущность есть «я» - это наша наследственность, наш тип, наш характер, наша природа.

Личность - это есть случайная вещь - воспитание, образование, суждение - все, что идет извне. Личность есть одежда, которую вы носите, ваша маска, результат вашего воспитания или влияния вашего окружения...

Уже не множество «я», а два главных. И личность противопоставляется «я», т.е. самосознанию .

О возможности адаптироваться и волевых усилиях Гурджиева категорическое представление:

Мы обычно живем только с ничтожной частью наших функций и нашей силы, потому что не отдаем себе отчета в том, что являемся машинами и что не знаем природы и функционирования нашего механизма ... Мы полностью управляемы внешними обстоятельствами. Все наши действия следуют в направлении меньшего сопротивления давлению внешних обстоятельств.

Однако, не зная этой природы, мы вот так уверенно о ней рассуждаем, что мы - машина настолько, что не имеет возможности чем-то управлять наперекор внешним обстоятельствам. Хотя буквально рядом пишет: "Я не говорю: никто не может контролировать свои действия .". Слишком загадочно для здравого смысл а. И сказанное в книге слишком не соответствует реалиям психи ческих явлений кроме некоторых эвристических откровений, никак не выводимых из логики его представлений, а, скорее, являющихся результатом его чисто практического жизненного опыта. Все, что касается описания психи ческих явлений - наивно и превратно излагается (ну, невозможно вот так просто угадать механизм столь сложно организованной системы):

Память, внимание, наблюдение - это не что иное, как исследование одного центра другим, или прослушивание одного центра другим... У нас множество центров и столько же связей; скажем пять. (На самом деле это не так: некоторые люди имеют две связи, у других их семь. Мы взяли пять за среднее) . При этом он часто тут же противоречит только что сказанному, не замечая этого: Если связь (между центрами) прервана, мы больше не просыпаемся, мы больше не засыпаем. Если две связи разорвались, мы еще меньше просыпаемся- но мы никогда не засыпаем. Если разорвалась третья связь, мы не просыпаемся и совсем никогда не засыпаем. И так далее. Следовательно, мы имеем не два состояния, сон и бодрствование, как мы думаем, а несколько состояний .

Мы имеем, - т.е. все мы поголовно. Сказав, что у некоторых людей всего две связи между центрами, он тут же постул ирует, что количество состояний больше двух, т.е. у разных людей оно разное. Но, оказывается (из какого пальца высосано?) бывают люди, способность которых двигаться, ходить, жить прекращается только тогда, когда все их связи разорваны. Для других достаточно повредить две связи, чтобы они впали в сон. Все это - очень сакраментально запутано: а вот самопознайте себя и поймете, а я типа уже понимаю. Что за связи? Какова их функциональность кроме заявленного прослушивание одного центра другим ? Для Гурждиева неважно, он итак, перепрыгнув через такое понимание, делает очень уверенные выводы. Во всяком случае, каждый должен понимать, что сон достигается только тогда, когда все сообщения между центрами разорваны. Только тогда машина может производить то, что положено производить сну.

Конечно же, всерьез подвергать критике высказывания человека, далекого от понимания даже основ механизмов психи ки - занятие бесполезное. Не может он иметь верных представлений и делать верных утверждений в такой сложнейшей предметной области - в принципе. Но он очень много текстов посвятил этому, слишком много людей повелось на это, и, соответственно, нужно такое учитывать. Да и в рассуждениях Гурждиев просто часто скатывается на шизотерику:

Мы не можем сами себя изменить, мы можем только немного модифицироваться. Но благодаря помощи извне мы можем быть изменены. Согласно эзотерическим теор иям, человечество разделяется на два круга: большой внешний круг, который охватывает все человеческие существа, и в центре маленький круг людей, которых наставляют и которые понимают .

В книге Объективно-беспристрастная критика жизни человека и ли Рассказы вельзевула своему внуку .

Декларировано в первых строках: Все написано на основе совершенно новых принципов логического обоснования ...

Что такое это за принципы и вообще что такое "логическое обоснование", опять же, остается только предполагать, хотя любому обывателю покажется, что здесь же все итак ясно. Принципы никак не раскрываются, а о "логическом обосновании" правдоподобнее всего будет предположить, что это не обоснование достоверными фактами, а вид логики Аристотеля , попытка исследовать мир "логически". Но логика - как раз и порождается наблюдением за миром, за тем, что может происходить а что абсурдно. Причем, наблюдения эти всегда происходят в каких-то границах условий так, что в других границах, логика причинности может оказаться совершенно иной. Так что логика - это формализ ованная часть описания причинности в границах определенных условий. Непонимание этого сделало логику Аристотеля порочной (см. О мухе Аристотеля).

А. Дмитриев: ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ Читатель, в твоих руках книга о необычайно глубокой системе Знания, и написана она человеком, масштабы которого и реальные возможности которого намного превосходят обычный уровень людей .

Да, эта книга написана уже вполне сформировавшимся Гуру, любящим свои идеи, которые уже стали незыблемыми идеями-фикс. И этот Гуру прекрасно сознавал свою гуровость, завещав перед смертью: "...самое главное, самое первое -это подготовить ядро людей, способных отвечать возникающим требованиям. Пока не будет такого ядра, действие идей не пойдет дальше определенного порога. " .

Среди прочих убеждений, сформировавшихся в... моей... жизни, имеется... не вызывающее сомнений убеждение, - что всегда и повсюду... принято... при наличии чего-нибудь нового, непременно произносить...: "Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь".

Я убрал за троеточия срывающую крышу патетическую витиеватость, оставив суть: Гурджиев убежден, что любой человек, столкнувшись с новым крестится. Эта фраза явно не относится к совершенно новым принципам логического обоснования , она просто - ритуал: я могу теперь быть совершенно спокоен... что все дальнейшее в этом моем новом предприятии пойдет теперь, как говорится, "как по маслу" .

После бесконечно длинных экивоков, изобилующих выражением А, черт возьми! наконец-то пошли эпопические размышлизмы.

я здесь случайно коснулся вопроса, недавно ставшего моим , так сказать, "коньком ", именно процесса человеческого мышлени я ... . сказать хотя бы кое-что относительно этой случайно ставшей мне известной аксиом ы , что на Земле в прошлом во все века было принято, чтобы каждый человек , в котором возникает дерзновение достичь права считаться другими и считать себя "сознательно мыслящим", должен быть осведомлен еще в первые годы своего ответственного существования о том, что человек вообще обладает двумя видами мышлени я: один вид - мышлени е посредством мысли, в котором применяются слова, всегда имеющие относительный смысл , и другой вид , свойственный всем животным так же, как и человеку, который я бы назвал "мышлени е посредством образов ".

Не понятно почему каждый "сознательно мыслящий" человек должен иметь в виду эти виды легко внешне различаемые стили мышлени я. Нафига?.. "Сознательно мыслящий" человек не знает еще очень многих особенностей механизмов психи ки, среди которых упомянутое - далеко не само практически полезное, оно - лишь более очевидно при самонаблюдении.

Дальнейший фрагмент текста содержит довольно верное описание того, что субъективные образы имеют индивидуальную специфику, но и это - поверхностное суждение, вовсе не столько зависящее от перечисляемых факторов внешней среды, сколько от особенностей индивидуальной адаптивн ости - от связывания воспринимаемого со значим остью его для данных условий при субъективизации образов восприятия. Зато это становится как бы оправданием того, что читатель может что-то превратно понять из мудрописаний Гурджиева, ведь субъективные миры столь разны: я предостерег тебя относительно самого главного, я уже спокоен насчет всего дальнейшего. Даже если и возникнет какое-нибудь недоразумение относительно моих писаний, виноват будешь только ты один, а моя совесть будет также чиста. ..

После всего такого вступительного пафоса начинается сказкообразное описание галактических странствий персонажа Вельзевул, несомненно, с глубочайшим сакраментальным, шизотерическим смысл ом.

Да, - ответил Вельзевул, - почти на всех планетах той солнечной системы также обитают трех-мозговые существа, и почти у всех них могут быть покрыты высшие бытийные-тела . Высшие бытийные-тела, или, как их называют на некоторых планетах той солнечной системы, души, возникают у трехмозговых существ, плодящихся на всех планетах, за исключением тех, до которых эманации нашего "Наисвятейшего Солнца Абсолюта" доходят лишь после того, как, вследствие неоднократных столкновений, постепенно потеряют полноту своей силы и, в конце концов, совершенно утратят животворную способность покрывать высшие бытийные-тела.

... корабли этой системы Святого Веномы существовали уже двадцать три года, когда впервые прошел слух, что Архангел Харитон изобрел новый тип корабля для межсистемного и межпланетного сообщения. ... пока существует мир и, следовательно, атмосферы, цилиндрические бочки, изобретенные Архангелом Харитоном, будут всегда работать.

Зеваю, продираясь сквозь всю эту фигню... Хотя этот улет фантазии принципиально ничем не отличается от того что продуцировал все Великие Идеи Гурджиева. Конечно же, в хитросплетение фантастики ненавязчиво вплетаются и поучительные наставления:

... существуй как существуешь. Только не забывай одного, именно, в твоем возрасте обязательно нужно, чтобы каждый день при восходе солнца, наблюдая отражение его великолепия, ты устанавливал контакт между своим сознанием и различными подсознательными частями своего общего присутствия. Старайся продлить это состояние и убедить несознательные части - не так, как если бы они были сознательными, - что, если они будут мешать твоему общему функционированию, то в период твоего ответственного возраста они не только не смогут осуществить подобающее им добро, но твое общее присутствие, частью которого они являются, не сможет быть хорошим слугой нашего ОБЩЕГО БЕСКОНЕЧНОГО ТВОРЦА и поэтому даже не будет достойно платить за свое возникновение и существование .

Заодно раскрываются такие вопросы как ГЛАВА 9 Причина возникновения луны... причиной этого ужасного явления была как раз эта самая планета Земля, которая время от времени проходила очень близко к нашей планете Марс... от планеты Земля отломились два больших осколка и улетели в пространство... планета Земля, постоянно посылала своим отделившимся осколкам, для их поддержания, священные вибрации "аскокия"

Короче... сильно увлеченный своими аллегориями и фантазийными видениями, так чудесно сплетающими "новые логически обоснования " мирозданию, Гурджиев "как по маслу " творит то, что потом его фанаты вознесут как полное и всеобъемлющее знание - от космологии Вселенной до ролей, которые мы играем в жизни. При этом словосочетание ОБЩИЙ БЕСКОНЕЧНЫЙ ОТЕЦ прописными буквами встречается неимоверное число раз в вариациях типа ВСЕЛЮБЯЩИЙ И ДОЛГОТЕРПЕЛИВЫЙ БЕСКОНЕЧНЫЙ ТВОРЕЦ .

Кстати, одна из глав называется: ГЛАВА 13 Почему разумом человека фантазия может восприниматься как реальность .

Чем же кончает эпопею Гурджиев? ГЛАВА 46 Вельзевул объясняет своему внуку смысл избранной им формы и последовательности изложения информации о человеке .

Я и задумал, когда мы отправились в это путешествие на космическом корабле "Карнак", использовать это время и помочь тебе в том, чтобы гармонизация твоих функций и формирование твоего будущего активного мышлени я, зависящего от них, происходила бы именно в том порядке, в правильности которого я убедился всем своим присутствием в процессе своего долгого личного существования.... решил, под видом удовлетворения этого твоего интереса, рассказать тебе о них таким образом, чтобы необходимые для твоих будущих бытийных-ассоциаций так называемые "эгопластикури" кристаллизовались у тебя без всякой примеси сомнения ... придерживался следующих двух принципов. Первый: ничего не высказывать как свое личное мнение, чтобы необходимые для твоих собственных убеждений данные не кристаллизовались у тебя готовыми в соответствии с чужим мнением. И, согласно второму принципу... я избрал именно такой порядок и такую заранее обдуманную последовательность, чтобы ты мог строить свое собственное субъективное объяснение всех причин только на основании рассказанных тебе фактов .

Все разноприродные трехмозговые существа, вместе запели "Гимн нашему БЕСКОНЕЧНОСТИ", который всегда поют в таких случаях везде во Вселенной существа всякой природы и всех форм внешнего покрытия. В этом гимне такие слова: Ты, Долготерпеливый ТВОРЕЦ Всего дышащего, Ты, ЛЮБВИ преисполненная ПРИЧИНА Всего сущего, Ты, Единственный ПОБЕДИТЕЛЬ Безжалостного Геропаса, Звуками нашего Прославления ныне Возрадуйся Ты и пребывай во Блаженстве. Возникновению нашему дал Ты Начало Трудами Своими Беспримерными, Победой Тобою над Геропасом Возможность мы обрели Себя совершенствовать до Святого Анклада, Ныне ж лишь отдыхай Ты заслуженно, А мы, с Благодарностью, будем поддерживать все, что Ты сотворил, И всегда и во всем будем вечно славить Тебя, Славить Тебя, СОЗДАТЕЛЯ-ТВОРЦА. Ты, Концов всех Начало, Ты, Происходящий из Бесконечности, Ты, Имеющий Конец всего в Себе, Ты, наш БЕСКОНЕЧНЫЙ, БЕСКОНЕЧНОСТЬ .

Аминь.

Из незавершенной Жизнь реальна только тогда, когда «Я есть»

Мое жалкое состояние было усугублено в то утро тем фактом, что в последние две или три недели я спал не более одного или двух часов в сутки, а в эту последнюю ночь не смог уснуть вовсе. Основной причиной такой бессонницы и общего расстройства, в те дни уже чрезмерного, почти всех важных функций моего организма было непрерывное течение в моем сознании «тяжелых» мыслей относительно видимо неразрешимой ситуации, которая тогда неожиданно сложилась для меня... На протяжении более чем трех лет до этого я писал, почти день и ночь, постоянно подгоняя себя, книги, которые решил опубликовать .

Хочется сказать, что это - многое объясняет, ведь такое отсутствие нормального сна при активной нагрузке мозга неминуемо приводит к серьезным психи ческим нарушениям и порождает специфическую неадекватн ость мышлени я . Но причина всех идей-фикс Гурджиева не в психопатологии, а психопатология развилась на основе этих идей , ставших неразрешимой доминантой субъективного продуцирования фантазий.

Кое что о самосовершенствовании, к которому постоянно призывал Гурждиев.

В качестве средства самосовершенствования человек может использовать некоторое свойство, которое имеется в его психи ке и которое даже имеет очень негативный характер. Это свойство может помогать самосовершенствованию и существует в людях вообще, особенно в современных людях и особенно в вас, и есть ничто иное, чем то, что я много раз осуждал и что сами люди считают недостойным проявлением для человека, достигшего ответственного возраста -конечно, никогда не имея в виду самих себя - и называется «самообман»....вследствие того факта, что постижение истин о возможностях самосовершенствования и реальное формирование в самом себе того, что для этого требуется, должно происходить не в обычном сознании человека, которое в данном случае не имеет почти никакого значения, но в том, что называется подсознанием, и поскольку, благодаря всем видам случайностей, проистекающих из различных ненормальностей нашей обычной жизни, стало невозможно для человека, особенно для современного человека, воспринимать вообще что-либо и, так сказать, «переваривать» это непосредственно своим подсознанием, поэтому ему необходимо, как в ходе многих веков было экспериментально доказано людьми Чистого Разума, использовать специальные средства для внедрения в свое подсознание некоторых разумных указаний, случайно воспринятых его обычным сознанием и не противоречащих его инстинкту, и это может быть сделано только посредством этого присущего ему свойства самообманного воображения .

Идея самосовершенствования кажется обывателю очевидно позитивной и заманчивой, особенно когда не требуется особых усилий, а достаточно бездумно, как советует Гурджиев, внимать Гуру. Почему это не так - в статье Самосовершенствование .

Думаю, что сказано достаточно. Может возникнуть вопрос: но ведь есть что-то позитивное, полезное в этом человеке, которым увлеклось столько последователей (именно им, а не его идеями, которые практически никем не понимаются, учитывая, что никто из последователей не способен критически оценить высказывания Гурджиева). Но не зря же он столько написал и так интригующе.

Польза в примере: оказывается философ, в свое время производивший сильное впечатление на людей, со временем открытий фактов, напрямую показывающих ложность его утверждений, со всей очевидностью демонстрирует, что он был лишь пафосным треплом, не сказавшим ничего верного в плане познания нового, что нужно быть очень осторожным с философией и не отрываться настолько далеко от действительности, что практически нет шанса оказаться правым в суждениях. Особенно печально в этом плане выглядят нагло-самоуверенные утверждения Гурджиева о физических реалиях и строения вещества (показано выше).

Ну и, наконец-то, стоит перестать в личном познании опираться на тех, кто так давно сказал свое слово, но никто из последователей не вышел на передний фронт исследований данной предметной области, т.е. это слово оказалось не нужным, порочным, неприемлемым. Ведь есть те, кто продвигает познание, стоя на плечах в самом деле корректных мыслителей, обеспечивающих преемственность, не опровергаемых в границах применимости своих утверждений (Ньютон - в границах до релятиви стских скоростей, Эйнштейн - в границах макро-описаний и т.п.).

Если у кого-то найдется предположительно корректное и полезное для познания утверждение Гурджиева, то, пожалуйста, приведете его в обсуждении этой статьи.

Гурджиев Георгий Иванович — российский мистик, композитор и писатель, родившийся во второй половине 19 столетия в Армении. По происхождению Георгий имел греческие и армянские корни (отец — грек, мать — армянка), однако оказался вынужденным эмигрантом и переехал в Россию.

Также он был учителем-наставником и посвятил свою жизнь написанию книг о самосовершенствовании человека, расширении объемов его сознания и его путях к долгой и счастливой жизни. Гурджиев внес большой вклад в развитие эзотерики, стал основателем Института гармонического развития человека, который просуществовал с 1917 по 1925 год.

Творческая деятельность

Книги Гурджиева до сих пор остаются актуальными и читаемыми по всему миру. Секрет их популярности можно объяснить тем, что написаны они максимально простым языком и адаптированы под читателей-скептиков, коими являются в наше время многие. Из принципа языком своих книг он выбрал русский, хотя владел в совершенстве многими языками.

Его знаменитый сборник «Все и Вся» состоит из 10 книг, которые объединены в 3 раздела, и каждое из этих творений является результатом осмысления пережитого писателем, отражает его мысли, переживания, которые он пропустил через себя.

Гурджиев, готовя книги к публикации, понимал, что не сразу они найдут отклик в душе читателя, но искренне надеялся на это, так как был уверен в своих суждениях. Можно сказать, что его творения можно расценивать как упражнения по гимнастике головного мозга, которые заставляют его расширять границы осознаваемого и идти вперед.

Едва ли не самая важная часть гурджиевского учения — сакральные танцы и движения, а также старинная музыка давних традиций, которая побуждает к поиску. Точно не известно, какие танцы он заимствовал, какие создавал сам на основе приобретенных знаний, а какие являются удачным сочетанием первого и второго.

По мнению Гурджиева, человек не является полноценным. Природа помогает ему развиться до какого-то уровня, а далее он должен развиваться самостоятельно. Помочь в этом могут 3 вещи: внимание, самовоспоминание и трансформация страдания. Они вместе собирают тонкие нити внутри тела и создают подобие Души.

Жизнь как поиск истины

Еще в очень раннем возрасте Георгий начал путешествовать по восточным странам, с помощью этого он хотел найти ответы на интересующие его вопросы. Это были как страны Ближнего Востока, так и Египет, Афганистан, Греция, Туркменистан и др. На протяжении своих странствий Георгий изучал особенности разных духовных культур, таких как буддизм и христианство Востока, собирал музыку и черпал знания этих стран.

Позднее, находясь в эмиграции, Гурджиев расскажет подробности своих странствий с друзьями в книге «Встречи с замечательными людьми»(1919).

Дальнейшую биографию Георгия Ивановича можно представить в виде нескольких важнейших разделов:

1. В Москве. В 1912—1914 годах путешественник находится в Москве, где собирает свой кружок из нескольких единомышленников, которых впоследствии будут помнить как «учеников Гурджиева». Он общается с различными философами, журналистами и писателями. Интересная история была связана с Петром Успенским, русским писателем и оккультистом.

Как и Гурджиев, Успенский любил путешествовать и на то время готовился к новой поездке в самое «сердце» Азии, ставя ее целью получить ответы на необходимые вопросы. Их судьбоносная встреча полностью перечеркнула планы Петра: он понял, что этот непривлекательный с виду, но очень образованный и любознательный мужчина сможет дать ему все ответы и потому в Азии ему делать уже нечего. С того времени Успенский решил стать учеником Георгия и был им на протяжении нескольких лет.

2. В эмиграции. Георгий Гурджиев несколько раз за период эмиграции пытался основать свой знаменитый впоследствии Институт гармонического развития человека, однако из-за вмешательства властей попытки оставались тщетными. И лишь в 1922 году, в небольшом городке на окраине Франции, в купленном особняке писатель смог наконец основать, не побоимся этого слова, культурный центр, ставший делом всей его жизни.

Да, действительно, вся дальнейшая жизнь писателя крутилась вокруг его детища, и это принесло свои плоды — до сих пор книги Гурджиева пользуются спросом, и их не прекращают читать. В своем учении философ утверждал, что главная его идея — пробудить мысль истинной, реальной жизни в человеке. Он сделал упор на практические занятия, боясь, что абстрактной теории будет недостаточно.

3. Послевоенный период. После окончания Второй мировой войны Гурджиев собрал всех своих учеников и учеников уже умершего в то время Успенского подле себя. Он чувствовал, что долго не протянет, поэтому попросил их о публикации нескольких своих произведений для сборника. Гурджиевское движение уже тогда набрало обороты, поэтому он не хотел, чтобы люди быстро о нем забыли после его смерти.

Умер писатель в больнице одного из небольших парижских городков в 1949 году. Автор: Антонина Белоконь

Греко-армянских корней, мистик , духовный учитель, писатель, композитор , путешественник и вынужденный эмигрант , чья деятельность была посвящена саморазвитию человека, росту его сознания и бытия в повседневной жизни, и чьё учение среди последователей получило название «Четвёртого пути» (англ. Fourth Way ‎).

Идеи

По Гурджиеву, человек не является завершённым. Природа развивает его только до определённого уровня. Дальше он должен развиваться сам, своими собственными усилиями. Чтобы развиваться, надо знать себя. Но человек не знает себя и использует лишь малую часть своих способностей и сил. Наблюдая за собой, человек может заметить, что в его природе проявляются четыре независимых друг от друга функции: интеллектуальная (мышление), эмоциональная (чувства), двигательная (движения) и инстинктивная (ощущения, инстинкты, внутренняя работа организма). Также человек может заметить, что он осознаёт действительность по-разному: он то спит, то бодрствует. Однако состояние бодрствования тоже не однородно.

Гурджиев различал четыре состояния сознания: «сон» (обычный ночной сон, в котором человек осознаёт только свои сны), «сон наяву» (в котором восприятие действительности смешано с иллюзиями и грёзами, и в котором человек не осознаёт ни последствия своих слов и действий, ни самого себя), «относительное пробуждение» (в котором человек осознаёт себя, но не осознаёт объективные взаимосвязи всего со всем), полное пробуждение (в котором человек осознаёт и себя и окружающую действительность объективно). Человек в состоянии «сна наяву» - это машина, управляемая внешними влияниями. Он ничего не может «делать». С ним всё случается. Чтобы «делать», необходимо «Быть», быть пробуждённым.

Также Гурджиев говорил, что у человека есть сущность (всё то настоящее, с чем он рождается) и личность (всё то искусственное, что он приобретает путём имитации и подражания). В процессе воспитания человек приобретает много искусственных и даже противоестественных привычек и вкусов, которые формируют в нём «ложную личность». Ложная личность подавляет развитие сущности. Человек не знает своей сущности, то есть своих природных предпочтений и вкусов. Он не знает, чего он на самом деле хочет. Ложное и настоящее смешаны в нём. Поэтому человеку, прежде всего, необходимо отделить настоящее от ложного в себе. Необходимо пройти через внутреннюю борьбу между «да» и «нет» (трансформация страдания). Это помогает пробуждению и выходу из состояния «сна наяву».

Одними из главных инструментов в работе над собой являются разделённое внимание, самовоспоминание и трансформация страдания. Самовоспоминание накапливает тонкие материи внутри организма, а трансформация страдания кристаллизует их в тонкое тело (или Душу). Гурджиев говорил, что «душонка есть у каждого, а вот Душа есть только у тех, кто её заработал сознательным трудом и добровольным страданием».

Наследие

После смерти Гурджиева его ученица Жанна де Зальцманн (Jeanne de Salzmann ) объединила учеников различных групп, что положило начало сообщества, известного как Фонд Гурджиева (Gurdjieff Foundation - название в США, в Европе то же сообщество известно как Gurdjieff Society, «Гурджиевское общество»). Также активным распространением идей Гурджиева занимались Джон Г. Беннетт , П. Д. Успенский , Морис Николл (Maurice Nicoll ), Родни Коллин и лорд Пэнтланд .

Среди известных учеников Гурджиева были: Памела Трэверс , автор детской книги о Мэри Поппинс , французский поэт Рене Домаль , английская писательница Кэтрин Мэнсфилд и американский художник Пол Рейнард , Джейн Хип , Маргарет Андерсон и многие другие. Уже после смерти Гурджиева у его учеников обучались известные музыканты Кит Джарретт и Роберт Фрипп . В настоящее время гурджиевские группы существуют во многих городах мира.

Гурджиев говорил, что главная идея учителя - разбудить спящую мысль и ощущение истинной реальности в человеке. Опасаясь, что последователи быстро утонут в абстракциях вместо реальных практик, он решил сделать ставку на искусство (сакральные танцы) и практическую работу в группах, где единомышленники могли помогать друг другу осознать себя. Краткий материал отрывков его лекций своим «студентам» свидетельствует о простоте его языка, тяготеющего скорей к Ходже Насредину или Эзопу . Наиболее чёткое изложение некоторых гурджиевских идей можно найти в книге П. Д. Успенского «В поисках чудесного», где автор систематизирует его основные концепции. Сам Гурджиев избрал для изложения своих идей совершенно другой стиль - стиль легомонизма (англ. legomonism ), дабы читатель постигал писания не просто логикой, как у Успенского, а интуицией. Сегодня книги Гурджиева издаются и на Западе, и в России большими тиражами, и его идеи находят отклик в сердцах читателей.

Музыкальные сочинения Георгия Гурджиева

Гурджиев разделял музыку на субъективную и объективную. Субъективная музыка создаётся индивидуальным состоянием композитора, на каждого слушателя воздействует в соответствии с его индивидуальностью и состоянием во время прослушивания. Объективная требует знания законов Космоса и природы человека. Она воздействует на всех людей одинаково, не только оказывает влияние на чувства, но приводит аудиторию в состояние внутренней гармонии, приближает человека к мирозданию.

Постоянным соавтором музыкальных сочинений Гурджиева с 1916 года был композитор Томас (Фома) де Гартман (1885-1956). Свои сочинения они называли музыкой для «движений» и «священных плясок». Сохранились записи совместных сочинений Гартмана и Гурджиева, сделанные в 40-е годы XX века в неформальной обстановке. Специалисты находят в них отголоски плясок дервишей, курдских, персидских, ассирийских мелодий, православных и восточно-христианских гимнов. Заметно влияние русской романтической музыки конца XIX и начала XX века (в частности Сергея Рахманинова).

Наиболее крупным музыкальным сочинением Гурджиева и Гартмана стал балет «Борьба магов». Сюжет балета : Белый Маг учит своих учеников свободе, Черный Маг подавляет их волю, используя в корыстных интересах. Он вселяет в них страх. Если результатом деятельности первого становится возвышение духа; то результатом обучения у второго - деградация личности.

Гурджиев не знал нотной грамоты (хотя играл на гармонике), поэтому сотрудничество с Гартманом носило специфический характер:

«Мистер Гурджиев обычно насвистывал или играл на фортепиано одним пальцем очень сложный тип мелодии, каковыми, несмотря на кажущуюся монотонность, являются все восточные мелодии. Чтобы ухватить эту мелодию, записать ее и европейской нотации, требовалось нечто наподобие „tour de force“ … Музыка мистера Гурджиева была необычайно разноплановой. Наибольшим воздействием отличалась та, что он запомнил из путешествий в отдаленные азиатские монастыри. Слушая такую музыку, погружаешься в глубины своего существа…»

А. Любимов. В поисках забытых ритуалов. Буклет к концерту. Санкт-Петербургская филармония. С. 6.

Ритм Гурджиев часто выстукивал на крышке рояля . В 1929 году Гартман прекратил сотрудничество с Гурджиевым. Впоследствии он вспоминал:

«Думаю, чтобы помучить меня, он начинал повторять мелодию прежде, чем я заканчивал запись - обычно с едва различимыми изменениями, добавляя украшения, которые доводили меня до отчаяния».

Томас де Гартман. Наша жизнь с Гурджиевым.

В 1949 году, после смерти Гурджиева, Гартман отредактировал сочинения, созданные в соавторстве с ним. После длительного перерыва музыка Гурджиева и Гартмана была исполнена публично в 1980 году джазовым пианистом, импровизатором и композитором Китом Джарреттом , позже он записал диск «G.I. Gurdjieff Sacred Hymns» . В России крупный музыкальный цикл фортепианных сочинений Гурджиева и Гартмана «Искатели истины (Путешествие в недоступные места)» впервые исполнил в январе 2016 года пианист Алексей Любимов .

Особого упоминания заслуживает запись отдельных пьес Гурджиева, осуществлённая в 2011 году «Ансамблем народных инструментов имени Гурджиева» под управлением Левона Искеняна , выступившего также и автором оригинальной аранжировки . По мнению Соломона Волкова , Искеняну удалось вернуть произведениям «этнографическое звучание», которое «имел в виду Гурджиев, когда эти опусы сочинял», и которое было затушёвано в фортепианном переложении Гартмана .

Сочинения

См. также

Напишите отзыв о статье "Гурджиев, Георгий Иванович"

Примечания

Литература

• Губин В. Д. Проблема «творческой личности» в восточной философской традиции «духовного наставничества» // Философия зарубежного Востока о социальной сущности человека. - М., 1986, с. 135-156 (Дж. Кришнамурти, Чогам Трунгпа, Г. Гюрджиев).
• Крылов В. Эзотерическое христианство // Наука и религия. 1992, № 6/7, 9.
• Крылов В. «Неопознанный» Гурджиев // Человек. 1992, № 2, с.44-46.
• Кучеренко В. А. Учение о человеке Г. И. Гурджиева в контексте духовных исканий современности. Автореф. дис. канд. филос. наук. - Ростов-на-Дону: Рост. гос. ун-т, 2005.

Ссылки

• на YouTube
• на YouTube (фр.)

Книги и упражнения

• // lib.ru
• // fway.org
• (из рукописи 1939 года)
• на YouTube
• на YouTube

Общества последователей

Отрывок, характеризующий Гурджиев, Георгий Иванович

Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.

Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг"авда, чог"т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г"остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог"ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг"а велено пг"иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.

Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября.русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.

Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.

Георгий Иванович Гурджиев появился на исторической арене именно в один из моментов сильнейших социальных ломок и катаклизмов, - и это вещь совершенно не случайная. В своих трудах он отмечал, что в истории человеческого общества случаются времена, когда «массы народа начинают непоправимо уничтожать и разрушать все то, что создавалось веками и тысячелетиями культуры» .

Самый загадочный из людей своего столетия

Такие эпохи массового безумия совпадают, как считал Гурджиев, с временами начала упадка культуры и цивилизации; зачастую - с разного рода геологическими или климатическими и иными похожими явлениями планетарного характера.

В результате всего этого обычно освобождается огромное количество знания. Что, соответственно, вызывает необходимость его собирать:

в противном случае оно просто будет для человечества утеряно.

Поэтому, как полагал Гурджиев,

«Работа по собиранию рассеянной материи знания часто совпадает с началом разрушения и крушения культур и цивилизаций».

Имя Гурджиева больше известно на Западе

В Англии, Германии, Франции и потом – в США он провел в общей сложности едва ли не большую часть своей жизни. До сих пор она не вполне до конца исследована: существует даже несколько версий даты и места его рождения. Тем не менее, исследователи склоняются к тому, что родился Гурджиев в 1877 году в Армении (г. Гюмри).

Что же касается даты смерти - то информация об этом существует вполне конкретная: умер он в октябре 1949 г. под Парижем, во Франции (местечко Нейи-Сюр-Сен).

Желтая пресса и до сего дня говорит о Гурджиеве как о человеке-шарлатане и сомнительном сумасброде. В то же время многие серьезные ученые и мыслители нашей цивилизации признают его русским ламой , чей особый феномен сопоставим по значению и влиянию на умы людей разных эпох с такими уникальными личностями нашей цивилизации, как Апполоний Тианский (1 век н.э.), прототип доктора Фауста Гете Иоганн Фауст (1480-1540гг), Калиостро (Джузеппе Бальзамо, 1735-1784гг) и некоторыми другими выдающимися людьми всех времен и народов. Мистик Гурджиев и его Учение во многом напрямую повлияли на ход человеческой истории - и этого, безусловно, нельзя сегодня отрицать.

Об отце Гурджиева известно, что он был греком из малой Азии,

переселенцем из Константинополя (прежде - Византии). Мать была армянкой. Фамилия Гюрджиев принадлежала тогда многим грекам, попавшим на территрию Армении из разных мест, находившихся за Кавказскими горами. В Грузии и до сих пор есть большая колония греков-переселенцев.

Интересные факты биографии этого человека дают нам некоторое представление о его необычной и удивительной судьбе. В детстве его отец, будучи большим знатоком древнего фольклора, напел мальчику легенду о Гильгамеше (жил в XXYII – XXVI в. до н.э.): Гильгамеш был Пятым правителем Первой урукской династии и героем самого древнего в мире эпоса. Перейдя в мир иной, был обожествлен, а со второго тыс. до н.э. был признан судьей в загробном мире, защищающим человека от демонов.

Так повествует об этом легенда. И если вы ее прочтете - будете потрясены, обнаружив в ней факты (историю о Всемирном потопе и проч.), которые, на самом деле, произошли на несколько веков раньше, чем говорит об этом библия. Легенда о Гильгамеше была выбита еще на клинописных таблицах, которые нашли в результате археологичеких раскопок в Ниневии, о чем сообщал научный журнал того времени.

Гурджиев, увидев позже эти сообщения, - узнал в них содержание песен своего детства. И для него как исследователя стало очевидно, что устная фольклорная традиция, существующая в мире вне зависимости от официальной науки, порою более убедительна.

Встречи Гурджиева с замечательными людьми

С самого детства Георгий Гурджиев был словно взят под опеку неким высшим знанием. Его первый учитель, отец Бош, русский священнослужитель и декан кафедрального собора, говорил:

• Вера в получение наказания за неповиновение.
• Надежда получения награды только за заслугу.
• Любовь к Богу, но безразличие к святым.
• Угрызение совести за дурное обращение с животными.
• Страх огорчать родителей и учителей.
• Неотвращение к червям, змеям и мышам.
• Радость довольствоваться только тем, что имеешь.
• Печаль от потери доброжелательности других.
• Терпеливая выносливость к боли и холоду.
• Старание рано зарабатывать свой хлеб.»

Вторым человеком, который так же сильно повлиял на юного Гурджиева, был Богачевский или отец Эвлисий. До конца своей жизни он помогал наместнику монастыря Ессейского братства, находившегося недалеко от Мертвого моря. Именно здесь, как гласит предание, и был благословлен на свое подвижничество Иисус Христос.

Богачевский удивительным образом разделял так называемую мораль субъективную и объективную . Он считал, что мораль объективная дана нам самим Господом Богом и установлена жизнью и заповедями, пришедшими к нам от его пророков. Объективная мораль есть основание для формирования в человеке того, что называется в нем совестью. Ею же объективная мораль, в свою очередь, и поддерживается. Объективная мораль никогда не меняется: она может лишь с течением времени расширяться.

Субъективная мораль - есть изобретение человека, и потому она является понятием относительным: для разных людей и разных мест - своя; находящаяся в зависимости от субъективного понимания добра и зла, что господствуют в тот или иной период человеческой истории.

Отец Эвлисий наказывал юному Гурджиеву жить и действовать в согласии со своим внутренним убеждением и не следовать ухищрениям «общепринятых условностей «:

«Вы должны знать не то, что ваше ближайшее окружение считает хорошим или плохим, а действовать в жизни, как ваша совесть приказывает вам. Неоспоримая совесть всегда будет знать больше, чем все книги и учителя вместе взятые. Но пока, до того, как сформируется ваша собственная совесть, живите согласно заповеди нашего учителя Иисуса Христа:

«Не делайте другим то, чего вы не хотели, чтобы они делали вам».

Мы отмечаем здесь лишь людей, заложивших, можно сказать, основы в мировосприятии Гурджиева. О своих встречах со многими другими незаурядными личностями его эпохи рассказывается в книге «Гурджиев встречи с замечательными людьми».

Кроме того, что на мировоззрение будущего эзотерика непосредственно влияли такие учителя,

в душе его оставили неизгладимый отпечаток и удивительные, свидетелем которым ему приходилось бывать: такие как исцеление паралитика в монастыре рядом с чудотворной гробницей, спасение умирающей с помощью пришедшей во сне Девы Марии и ее советов - и другие необъяснимые и загадочные явления.

Юноша не мог отыскать ответы на многие вопросы, которые его волновали. Попыткой найти эти ответы было поначалу его обращение к религии. Он изучил Священное писание, три месяца прислуживал известному отцу Евлампию в одном из монастырей, совершал паломничества к святым местам разных вер в Закавказье, зачитывался древней литературой.

Однажды, вместе с одним из своих друзей, копаясь в руинах древней армянской столицы Ани, Гурджиев случайно наткнулся на засыпанную землей монашескую келью, где в угловой нише оказались сваленные в кучу пергаменты с древними письменами. Это были древние свитки братства Сармунг. Позже юношам попала в руки и карта древнего Египта. Скопировав ее, они отправились в эту страну…

Побывал Гурджиев в тибетских монастырях, на горе Афон, в школе суфиев в Персии, в Бухаре и Восточном Туркестане, навещал дервишей разных орденов, отравлялся в экспедиции по странам востока: в Индию, Афганистан, Персию, Египет, Тибет…

В конце концов, исследователь изучает и объединяет всю информацию, приобретенную им за годы этих его эзотерических странствий. Он приходит к выводу, что на земле есть некое «тайное знание», которое известно людям с древних времен, но утеряно и забыто современниками.