Сормович - революционер павел мочалов. Доклад: Мочалов, Павел Степанович Павел мочалов актер

Свободы мученик, избранник роковой,

О, Занд, твой век угас на плахе;

Но добродетели святой

Остался глас в казненном прахе.

В твоей Германии ты вечной тенью стал,

Грозя бедой преступной силе -

И на торжественной могиле

Горит без надписи кинжал.

Карамзин, Николай Михайлович (1765–1826) - историограф, автор «Истории государства Российского», беллетрист, глава так называемого сентиментального направления, журналист, основавший «Вестник Европы»; впечатления от заграничной своей поездки отразил в «Письмах русского путешественника».

Каратыгина, Александра Михайловна (1802–1880) - драматическая актриса, жена знаменитого трагика В. А. Каратыгина. До замужества играла на сцене под своей девичьей фамилией - Колосова. Пушкин посвятил ей колкие стихи, ее обидевшие. По возвращении Пушкина из ссылки она с ним помирилась. Ее интересные воспоминания об этом эпизоде см. в приложении к «Запискам» П. А. Каратыгина в издании „Academia".

Кетчер, Николай Христофорович (1807–1886) - переводчик Шекспира, друг Герцена и Огарева. В «Былом и думах» дано его яркое и живое изображение.

Кин, Эдмунд (1787–1833) - знаменитый английский актер-трагик. Несмотря на внешнее свое безобразие и малый рост, пользовался огромным успехом, как артист яркого темперамента. Его образ жизни, далекий от «умеренности и аккуратности», вызвал легенду о его бесконечных похождениях и распутстве.

Козлов, Иван Иванович (1779–1840) - поэт; с 1802 года находился постоянно в болезненном состоянии, потерял от паралича ноги, потом ослеп. Лучшие его вещи, проникнутые элегичностью и искренностью чувства - «Чернец», «Безусая», «Княгиня Долгорукая». До сих пор очень популярно его стихотворение, переложенное в народную песню, - «Вечерний звон, печальный звон».

Кокошкин, Федор Федорович (1773–1838) - писатель, переводчик комедии Мольера «Мизантроп», председатель «Общества любителей российской словесности», с 1823 года - член дирекции по репертуарной части Московского императорского театра, с 1831 года - его директор. (См. «Дирекция»).

Коцебу, А. - Подробности биографии и пересказ мелодрамы «Ненависть к людям и раскаяние» взяты из книги О. Чаяновой - «Медокс и его театр в Москве».

Леметр, Фредерик (1800–1875) - знаменитый французский актер, с одинаковым успехом игравший роли трагические и характерные.

Ленский, Дмитрий Тимофеевич, настоящая фамилия Воробьев (1805–1860) - актер Малого театра, первый исполнитель Хлестакова в московской постановке «Ревизора» (1836 г.). Автор многочисленнейших водевилей, Ленский был человеком едкого и злого остроумия, не щадящим в своих эпиграммах и «экспромтах» ни друзей, ни врагов.

Ленский высоко ценил Мочалова и был одним из немногих среди первых актеров труппы, сохранивших искреннюю дружбу с П. С. до конца дней его. Ленский изобразил своего великого друга в водевиле «Мочалов в провинции»; в комических чертах описал Ленский нетерпеливое желание провинциальной публики увидеть прославленного московского актера. Водевиль, в котором, кстати сказать, роль Мочалова исполнял сам Мочалов, очень верно отражает огромную популярность Павла Степановича. Его гастроли в провинции - Киеве, Одессе, Курске, Воронеже. и в других городах - всегда сопровождались огромным успехом. На смерть Мочалова Ленский откликнулся следующим стихотворением, посланным семье Павла Степановича:

Сейчас лишь я узнал о горестной потере…

Не плачьте! Жизнь ему другая настает…

И будьте в полной вере:

Он для потомства не умрет.

Невидною рукою Мельпомены

Ему уже сплетен бессмертия венец.

Он вечно будет жить, как солнце русской сцены,

Как мощный двигатель сердец…

Маргарита Готье - героиня драмы Дюма-сына (см.) «Дама с камелиями».

Медокс или Мадокс - подробности его биографии взяты из книги О. Чаяновой.

«Мы ленивы и не любопытны» - цитата из «Путешествия в Арзрум» Пушкина. Пушкин встретился с гробом Грибоедова: его прах везли из Тегерана, на арбе. Пушкин дает необычайно яркую, сильную и сжатую характеристику Грибоедова, заканчивая строки, обращенные к его памяти: «Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны».

Неврев, Николай Васильевич (1830–1904) - исторический и жанровый живописец. Автор картин: «Протодиакон, провозглашающий на купеческих именинах многолетие», «Дмитрий Самозванец у Вишневецкого». Картина «Мочалов в кругу своих поклонников» находится в Третьяковской галлерее в Москве.

Озеров, Владимир Александрович (1770–1816) - драматический писатель. Его трагедии - «Эдип в Афинах» (на тему трагедии Софокла), «Фингал», «Дмитрий Донской», «Поликсена» - имели огромный успех: неподдельность чувств и живой стих были откровением после тяжеловесных трагедий Сумарокова.

Островский, Александр Николаевич (1823–1886) - великий русский драматург. Островский, страстный любитель театра, еще юношей смотрел Мочалова. Он уже был автором комедии «Свои люди - сочтемся», написанной в 1847 году, когда через год умер великий трагик. Островский, в тот «новейший Ливингстон», открывший целую страну, имя которой «Замоскворечье», и запечатлевший в своих пьесах ее быт и нравы, не мог, как чуткий наблюдатель, не отразить в них и то своеобразное впечатление, которое производил Мочалов на героев его комедий. Один из современников рассказывал следующий анекдот, ярко выражающий именно это своеобразное впечатление, какое получал зритель-купец, восторгаясь Мочаловым: «Мочалов играл как-то Фердинанда, и очень неудачно; но в одном месте вдруг весь театр разразился взрывом аплодисментов. Мой сосед-купчик прыгал на своих креслах, бил в ладоши, стучал ногами и бесновался пуще всех. Фраза, вызвавшая такой шумный восторг, была произнесена Мочаловым шопотом, так что я никак не мог ее уловить. Я обратился к моему восторженному соседу и спросил его:

Что такое сказал Мочалов?

Мой сосед немного сконфузился и наивно отвечал мне:

Не слышал, батюшка, извините; но играет-то ведь как, злодей, чудо, чудо!»

Чем этот «купчик» из воспоминаний мочаловского современника отличается от такого же наивного любителя трагедий, каким был Любим Торцов в «Бедность не порок» Островского? Любим Торцов, вспоминая те дни, когда он прокучивал в Москве свое состояние, признается Мите, что «Все больше трагедии ходил смотреть; очень любил, только не видал ничего путем, не помню ничего, потому что больше все пьяный: «Пей под… ножом Прокопа Ляпунова…» А ведь это цитата из роли того самого Ляпунова, в котором так прекрасен был Мочалов. Или когда тот же Любим Торцов, ужасаясь несправедливости своего брата Гордея, горестно восклицает: «О люди, люди!» - это опять-таки цитата из шиллеровских «Разбойников», из монолога Карла Моора-Мочалова… И прав Ап. Григорьев, когда к «жертвам» мочаловского «веяния» причисляет и Купидошу Брускова из «В чужом пиру похмелье». Это о нем говорит Андрей Брусков: «У нас один брат, помешанный от театра», впрочем, поясняя, что, может быть, и не от одного театра: «так, с малолетства заколотили очень». Но на самом деле для Купидоши только и радости было, что побывать в Театре, и он неистово декламирует мочаловские же монологи: «Прочь с дороги! Посторонитесь! Лев ушел из клетки. Бык сорвался с бойни. Посторонитесь!»… и прочее в том же мелодраматическом жанре из репертуара Коцебу.

Не мог не отметить Островский, этот удивительный и проникновенный знаток актерской психологии, влияние, какое оказал Мочалов на целое поколение провинциальных трагиков. Аркашка Счастливцев («Лес») повествует Геннадию Несчастливцеву о неслыханном успехе трагика Бичевкина в роли Ляпунова в тот злосчастный спектакль, когда Аркашка играл Фидлера: «Еще на репетиции он (Бичевкин) все примеривался, да прифасонивался. Ты, говорит, Аркашка, не бойся. Я, говорит, тебя этой рукой возьму, а этой поддержу, так и высажу. Подходит наша сцена. Публика его принимает. Как я пробормотал сцену-то, уж и не помню. Подходит он ко мне: губы трясутся, щеки трясутся, налились кровью, зверь-зверем. Постелите, говорит, этому дураку что-нибудь, а то как бы я его в самом деле не убил. Размахнется кулаком, как хватит! Света я не взвидел, сажени три от окна летел, головой в женскую уборную дверь прошиб. Хорошо трагикам. Его за эту сцену 30 раз вызвали, публика чуть театр не разломала, а я на всю жизнь мог калекой остаться…»

Знаменитый трагик.

М. не получил систематического образования. 17-ти лет он дебютировал с успехом в московском театре в роли Полиника, в трагедии Озерова "Эдип в Афинах". Через Кокошкина (см.) он сблизился с С. Т. Аксаковым, который ввел его в литературные кружки (сам М. впоследствии писал стихотворения элегического содержания).

М. вступил на артистическое поприще в эпоху, когда кончалось обаяние трагедий Озерова и наступала пора переводной и русской мелодрамы, а затем и романтического репертуара, вперемешку с пьесами Шекспира и Шиллера.

В этом репертуаре М. бессменно 30 лет занимал амплуа "героя" и "первого драматического любовника" и переиграл огромное число ролей. Из переводных мелодрам в репертуаре М. главное место занимали пьесы Коцебу, из русских - Шаховского, Полевого, Ободовского и Кукольника; иногда он играл и в комедиях (Альмавиву, Чацкого).

Из шекспировского репертуара М. играл Гамлета, Отелло, Лира, Кориолана, Ромео, Ричарда III; из Шиллеровского - Франца и Карла Мооров в "Разбойниках", Дон Карлоса, Фердинанда и Миллеpa ("Коварство и любовь"), Мортимера ("Мария Стюарт"). "Коронной" ролью М. был Гамлет, в переводе Полевого поставленный на московской сцене в 1837 г. Умер М., отчасти жертвой своей страсти к вину, 16 марта 1848 г. и был торжественно похоронен на Ваганьковском кладбище; лет через 10 его могила была украшена памятником с эпитафией, в которой М. назван "безумным другом Шекспира". М. был артистом порыва, лишенным той выдержки, без которой немыслимо создание цельных типов: вот почему он не оставил после себя традиций, не создал школы и тайну своего обаяния унес в могилу.

Фигура М. не была особенно сценична: он был среднего роста и немного сутуловат, но в минуту вдохновения выпрямлялся и делался стройным; голова с крупными, пластическими чертами лица была поставлена на могучие плечи, черные глаза замечательно выразительны; все черты лица отличались гибкостью.

При вечном расчете М. на "наитие", его игра была игрой счастливых импровизаций; этим, между прочим, объясняется, почему он не имел успеха на своих гастролях в Петербурге, где Каратыгин (см.), стремившийся к сознательному и цельному воспроизведению изображаемых ролей, приучил публику к совершенно иным сценическим требованиям.

В лице обоих трагиков русский театр имеет образцы двух исконных течений в сфере искусства: рефлективного, "классического", и непосредственного, "романтического". Знаменитая статья Белинского о М.: "Гамлет, драма Шекспира, и М. в роли Гамлета" художественно иллюстрирует все особенности игры М., сконцентрированные в роли Гамлета.

Из этой рецензии ясно, что и Гамлет в передаче М. был сочетанием гениальных частностей, т. е. был лишен цельности общего замысла, плана; тем не менее, романтик по натуре и Гамлет по своему душевному складу, М. в создании именно этого типа был близок к совершенству.

В М. нельзя видеть предтечу реального направления в сценической школе: эта роль в истории русской сцены принадлежит М. С. Щепкину.

См. А. Ярцев, "М. С. Щепкин" (1893 г., в "Павленковской библиотеке", приложение);

А. Н. Сиротинин, "Очерк развития сценического искусства" ("Артист", 1893 г., № 26). Вс.Чешихин. {Брокгауз}

МОЧАЛОВ ПАВЕЛ СТЕПАНОВИЧ

Русский актер. Крупнейший представитель русского романтизма. С 1824 года – в Малом театре. Прославился в трагедиях Шекспира (Гамлет, Отелло, Лир, Кориолан, Ромео, Ричард III), Ф. Шиллера (Франц и Карл Моор, Фердинанд, Дон Карлос) и др.

Павел Степанович Мочалов родился 3(15) ноября 1800 года в Москве, в семье крепостных актеров – Степана Федоровича и Авдотьи Ивановны Мочаловых. Родители вступали в брак крепостными. Сын начинал жизнь вольным.

Судьба одарила Павла редкой памятью. Едва овладев речью, он повторял за матерью длинные молитвы и строчки Евангелия. Стихи запоминал без усилий. Театральная среда, в которой родился и вырос Павел, определила его жизненный путь. Отец, известный актер-трагик московского театра, стал его первым учителем сценического искусства.

Сразу после Отечественной войны Мочалов-младший поступил в пансион братьев Терликовых. Он изучал математику, постигал словесность, освоил французский и выучил кое-что из всеобщей истории и риторики.

4 сентября 1817 года Павел Мочалов впервые появился на сцене Московского театра в роли Полиника в трагедии В.А. Озерова «Эдип в Афинах». Дебют прошел успешно. «Мочалов играл великолепно, рукоплескания не прекращались, триумф был полный», – писал А.А. Стахович. Вскоре он был зачислен в труппу Московского Императорского театра.

За Полиником последовали другие роли, их было множество. В первые годы актер играл в трагедиях Вольтера, В.А. Озерова, комедиях А.А. Шаховского.

Игра Мочалова была неровной. Князь Шаховской говорил: «Он только тогда и хорош, когда не рассуждает, и я всегда прошу его об одном, чтобы он не старался играть, а старался не думать только, что на него смотрит публика. Это гений по инстинкту, ему надо выучить роль и сыграть; попал – так выйдет чудо, а не попал – так выйдет дрянь».

Однажды Мочалов играл в комедии «Пустодомы» роль князя Радугина, играл небрежно и – был неподражаем: характер героя был схвачен с замечательною тонкостью. Автор пьесы, князь Шаховской, после спектакля обнимал и целовал недовольного собою Мочалова и восторженно восклицал: «Тальма! – какой Тальма? Тальма в слуги тебе не годится: ты был сегодня Бог!»

И жизнь, и счастье для Мочалова сосредоточивались на сцене. Первая любовь принесла ему немало горести. В Николин день, в том же году, когда состоялся его дебют в роли Полиника, Павел увидел в церкви девушку, поразившую воображение. Она была сестрой знакомого студента университета. Павел стал бывать у них дома. Когда влюбленные наконец объяснились, вмешались ее родители. Артист в качестве зятя дискредитировал их достоинство. Мочалову отказали от дома, а дочь срочно выдали за дворянина. Павел тяжело переживал разрыв.

От светских знакомств или выгодных связей он с молчаливым упорством отказывался. Мочалов шел по первому кругу загулов, спасаясь таким образом от одиночества. За кутежами и прожиганием жизни с цыганами и бессоницами неминуемо наступали припадки раскаяния. Его распекало начальство, грозя наказаниями, родители пугали возможным упадком таланта.

Свою будущую жену, Наташу, Мочалов встретил в кофейне ее отца, Баженова. Павла поразила невинная свежесть лица, румянец юности, голубизна глаз. Венчание состоялось в церкви Сименона Столпника. Но брак этот оказался неудачным. Наташа была типичная мещанка, искусство ее совершенно не интересовало. К тому же их первенец прожил недолго, отец даже не успел к нему привязаться.

Мочалов снова почувствовал себя одиноким и вступил во второй круг загулов. Он увлекся хористкой Пелагеей Петровой, полюбившей его преданно, самоотверженно. Пренебрегая приличиями, они поселились вместе. Появившуюся на свет девочку записали Петровой, по матери. Дочь начинала жизнь незаконнорожденной. Мочалов этим не тяготился.

Вскоре тесть – Иван Баженов подал прошение на высочайшее имя, и квартальные вернули Павла к законной жене. Петровой же под угрозой ссылки запретили проживать с Мочаловым. В самом начале тридцатых годов Наталья Баженова родила мужу дочь Катю. Но семейные отношения от этого не улучшились…

В театре карьера Мочалова считалась сделанной. Его амплуа героя не подлежало сомнению. К двадцати шести годам он переиграл кучу ролей в трагедиях, в исторических драмах, в отечественных и переводных пьесах всех жанров. Число персонажей, которых он вывел на сцену, приближалось к трехзначному. Критики в нем отмечали неоспоримую «пламенность чувства» и «чрезвычайную силу» его выражения, и «бесконечное разнообразие в тонах» природы переживаний, и небывалую «эмоциональную многогранность».

Естественность игры Мочалова была необычайна для тогдашних понятий о драматическом искусстве. Заговорить в трагедии по-человечески среди декламирующего ансамбля было делом великого самобытного таланта, ибо этого пути Мочалову никто не указывал.

Один из критиков, говоря об игре Мочалова в роли Отелло, отмечал, что натуральность доходила у него до излишней простоты. «Но причиною сему, – замечает он, – как кажется, напыщенный тон других лиц и слог перевода; все декламируют по нотам, и странно слышать одного, говорящего по-человечески». Этим отчасти, вероятно, объяснялся сравнительный неуспех дебютов Мочалова в Петербурге, где привыкли к ложноклассической игре больше, чем в Москве. Впрочем, тут могла быть и другая причина: вдохновение не осеняло Мочалова, или, может быть, он «старался» играть хорошо – и играл плохо.

Трагедия личная отразилась на Мочалове-актере. «Послушные, выразительные черты лица» обрели затаенную жесткость. В «очаровательном сладком голосе» появился недобрый оттенок сумрачности. Глаза, «отражавшие все возможные чувства», чаще стали метать опасные молнии. Он поражал публику «гальваническими ударами». На его героя лег отпечаток гибельности.

Превосходно играл Мочалов роль Мейнау в мелодраме Коцебу «Ненависть к людям и раскаяние» (1826). Рассказывают, будто он так любил эту роль, что завещал положить себя в гроб в костюме Мейнау. Пьеса эта принадлежала к числу тех немногих, в которых Мочалов всегда был одинаково ровен и хорош. Он исполнял роль обманутого мужа, удалившегося в уединение и впавшего в мизантропию. В его исполнении слащавая, неестественная мелодрама становилась глубоко потрясающей драмой. Сосредоточенное горе, оскорбленное самолюбие, душевная тоска – все это было сыграно просто и трогательно.

Во французской мелодраме «Тридцать лет, или Жизнь игрока» (1828) Дюканжа Мочалов исполнял главную роль. Жорж Жермани у него был фигурой трагической, ибо все приносил в жертву одной страсти – игре. Мочалов в этой пьесе держал зрителей в постоянном напряжении. Спектакль имел большой успех у публики.

Он выступал в переделках для сцены романтических поэм Пушкина («Керим-Гирей, крымский хан» по мотивам «Бахчисарайского фонтана»). В последний день января 1829 года, в совместном бенефисном спектакле Щепкина и Мочалова Павел Степанович сыграл роль Карла Моора в «Разбойниках». Затем через год, в собственном бенефисе, – Дон Карлоса. И, чуть позже, Фердинанда в трагедии Шиллера «Коварство и любовь».

В 1829 году Мочалова впервые наблюдал великий русский критик В.Г. Белинский. В письме к родителям он писал: «Видел в ролях Отелло и Карла Моора знаменитого Мочалова, первого, лучшего трагического московского актера, единственного соперника Каратыгина. Гений мой слишком слаб, слишком ничтожен, недостаточен, чтобы достойно описать игру сего неподражаемого актера, сего неподражаемого героя, сего великого артиста драматического искусства».

Белинский увлекался игрой Мочалова, наслаждался минутами его артистического вдохновения. Он ставил талант Мочалова, несмотря на все его недостатки, выше таланта петербургского артиста Каратыгина, игра которого была всегда строго выдержана, но не столько действовала на чувство, сколько на ум. Игра Мочалова, состоявшая из вспышек искреннего, неподдельного чувства, вполне гармонировала с искренностью и страстностью увлечений Белинского.

В 1831 году на сцене Малого театра была поставлена комедия А.С. Грибоедова «Горе от ума». Мочалов сыграл роль Чацкого, и все его категорически не приняли, сочли, что он играл «трезвого Репетилова».

Мочалов был актером вдохновения. При всей своей порывистости он не отличался общительностью, хотя среди людей, близко знавших его, были и В. Белинский, и Т. Грановский, и Н. Беклемищев, и И. Самарин… Писарев сообщал писателю Аксакову, что «Мочалов дик в обществе» и «порядочных людей» избегает. В беседах он большей частью молчал. Свободней актеру давалось общение со студентами.

Павел Степанович любил литературу, много читал. Он был поэтом, автором пьесы, незаконченного, интересного теоретического трактата о театральном уме. Артист размышлял, как сделать так, чтобы минуты вдохновения были управляемыми. Молчанов читал Жорж Санд, Гюго по-французски. В письмах Грановскому восхищался Бетховеном и Шуманом. Он является автором романтической драмы «Черкешенка», шедшей с его участием на сцене Малого театра.

По своей кипучей и страстной натуре Мочалов принадлежал к тем людям, которые живут преимущественно сердцем, а не разумом. Добрый, честный, благородный, но слабовольный, он был способен быстро увлекаться до проявления бурной страсти и так же быстро охладевать.

Актрисе Параше Орловой Мочалов отдал несколько лучших лет романтической преданности. С ней связана большая часть уцелевших его стихов-признаний. Орлова была замужем за пожилым актером. Влюбленность Мочалова ей льстила, и она поощряла ее в рамках приличий.

Помимо Орловой, были и другие увлечения. Он гнался за призраками любви до конца жизни… Во время гастролей Павел Степанович влюбился в жену популярного киевского антрепренера Млотковского. Играл с ней и в Киеве, и на Харьковской сцене. Затем увлекался французской актрисой Плесси, посещал ее спектакли, бывал у нее. Иностранцы-актеры его уговаривали: «Хотите обеспечить себя на всю жизнь, – выучите Гамлета по-французски и приезжайте в Париж».

В свой бенефис, 18 января 1835 года, он взял «Ричарда III». Мочалов создал титаническую фигуру злодея-властолюбца, попирающего все нормы человечности и потому обреченного на одиночество и гибель.

Событием в театральной жизни 1830-х годов стало исполнение Мочаловым Гамлета. Щепкин сначала был возмущен, что Павел Степанович берет для бенефиса «Гамлета» – отвратительную пьесу, как он считал. Премьера спектакля состоялась 22 января 1837 года.

Мочаловский Гамлет соединил всех его героев. Трагедия Гамлета у Мочалова, общезначимая, гигантская по масштабам, была в то же время и личной, и исповеднической. Герой трагедии Шекспира отстаивал человеческое достоинство, «боролся с этим миром со всей страстностью великой натуры».

Успех спектакля превзошел все ожидания. Совершилось чудо. Его так и именовали. Уже через несколько дней Белинский в письме в Петербург сообщил: «…мы видели чудо – Мочалова в роли Гамлета…»

Актер отдавал всего себя этой сложной роли. Как-то он признался, что если его будут принуждать выступать часто в роли Гамлета, он лишится рассудка. На вершине своей карьеры Павел Степанович Мочалов получил пенсион.

Белинский посвятил разбору его ролей – Гамлета и Отелло – большие статьи «„Гамлет“, драма Шекспира Мочалов в роли Гамлета» и «Павел Степанович Мочалов». Великий критик писал: «…дарование [Мочалова] мы, по глубокому убеждению, почитаем великим и гениальным». "О, Мочалов умеет объяснять, и кто хочет понять Шекспирова Гамлета, тот изучай его не в книгах и не в аудиториях, а на сцене Петровского театра! ".

А вот иной отзыв Белинского: «…невозможно себе представить, до какой степени мало воспользовался Мочалов богатыми средствами, которыми наделила его природа! Со дня вступления на сцену, привыкши надеяться на вдохновение, всего ожидать от внезапных и вулканических вспышек своего чувства, он всегда находился в зависимости от расположения своего духа: найдет на него одушевление – и он удивителен, бесподобен; нет одушевления – и он впадает не то чтобы в посредственность – это бы еще куда ни шло, – нет, в пошлость и тривиальность».

Столь различные оценки великого критика говорят о том, что талант Мочалова «действительно стоял далеко за чертою обыкновенного».

Он был среднего роста, немного сутуловат. Но в страстные минуты вдохновения Мочалов, казалось, вырастал и делался стройным. И тогда, как писал один из ранних биографов А.А. Ярцев, «голова его с черными вьющимися волосами, могучие плечи особенно поражали, а черные глаза казались замечательно выразительными. Лицо его было создано для сцены. Красивое и приятное в спокойном состоянии духа, оно было изменчиво и подвижно – настоящее зеркало всевозможных ощущений, чувств и страстей».

Всех поражал его чарующий голос. У него был тенор, мягкий и звучный, нежный и сильный, проникавший в душу. Переходы и переливы голоса были разнообразны и красивы; его шепот был слышен в верхних галереях; его голосовые удары заставляли невольно вздрагивать…

«В исполнении своих ролей Мочалов отличался образцовой добросовестностью, – продолжает Ярцев. – Он всегда знал их твердо, и суфлер ему был решительно не нужен. Мимика Мочалова была замечательной, благодаря подвижному и выразительному лицу, и поэтому немые сцены выходили у него поразительными. Увлекаясь игрою, Мочалов забывал, что он на сцене, и жил жизнью изображаемого лица. Он не помнил в это время, как нужно обращаться с окружающими, и нередко игравшие с ним артисты возвращались домой с синяками на руках, сделанными Мочаловым в порыве сценического увлечения».

В сороковых годах все чаще появляются записи о мочаловских запоях, об отмене спектаклей, ссорах с дирекцией. От Мочалова уходят роли. Однажды в приезд государя он должен был выступать в роли Чацкого, но вместо этого пил где-то за городом. В спектакль был срочно введен Иван Самарин.

17 января 1841 года в Большом театре, в свой бенефис, 40-летний Мочалов играет премьеру «Ромео и Юлия» в переводе Каткова. Спектакль проходит с успехом. Тем не менее Павел Степанович пишет Грановскому: «Я – человек конченый, и как артист тоже».

В более поздний свой бенефис (1845) Мочалов вывел в первый раз на сцену дочь Екатерину Павловну в «Коварстве и любви», в роли Луизы, а сам дебютировал в роли музыканта Миллера (отца Луизы). М.С. Щепкин, также участвующий в спектакле, говорил позже, что рыдал на сцене от пронзительной игры Мочалова.

Мочалов-трагик бессменно тридцать лет занимал первое амплуа и переиграл огромное число ролей. Из переводных мелодрам в его репертуаре главное место занимали пьесы Коцебу, из русских – Шаховского, Полевого, Ободовского и Кукольника. Приходилось ему играть главные роли и в комедиях – например, Альмавиву в «Севильском цирюльнике» и Чацкого – в «Горе от ума».

Белинский как-то сказал: «Мочалов выразил самое таинство, сущность сценического искусства». Но таких пьес немного. Трагедия гениального актера состояла в том, что он не находил, или почти не находил пьесу, которая в полной мере могла бы соответствовать его таланту. Мочалов боролся за «Маскарад», но цензура не разрешила постановку этой пьесы. Из шекспировского репертуара он играл Гамлета, Отелло, Лира, Кориолана, Ромео, Ричарда III; из шиллеровского – Франца и Карла Мооров, Дон-Карлоса, Фердинанда и Миллера, Мортимера («Мария Стюарт»).

Век Мочалова был короток. Гибель пришла нелепо. Коляска его по пути в Москву из Воронежа провалилась под ломкий лед. Павел Степанович вымок. Пил всю дорогу водку – вина уже не было, заедал ее снегом. Приехал в Москву совершенно больной.

Умер Мочалов 16 марта 1848 года. Ему было всего 48 лет. Москва торжественно проводила своего любимца на вечный могильный покой. Когда посте отпевания в Храме Николая Большой Крест на Ильинке вынесли гроб, его перехватили студенты университета и несли на руках до Ваганьковского.

«В мире искусства Мочалов пример поучительный и грустный, – писал Белинский в некрологе. – Он доказал собою, что одни природные средства, как бы они ни были огромны, но без искусства и науки доставляют торжества только временные…»

Многое в мочаловском творчестве не принимал М.С. Щепкин, но он высоко ценил талант актера и, узнав о его смерти, писал: «Россия лишилась могучего таланта! Что делать, что он, по нашему разумению, не вполне удовлетворял нас, но мы уже не услышим тех потрясающих душу звуков, [не увидим] тех восторженных мгновений, которые часто прорывались сквозь его нелепые формы…»

Великолепно сказал о значении творчества двух титанов русского драматического театра А.И. Герцен: «Щепкин и Мочалов, без сомнения, два лучших артиста изо всех виденных мною в продолжение тридцати пяти лет и на протяжении всей Европы. Оба принадлежат к тем намекам на сокровенные силы и возможности русской натуры, которые делают незыблемой нашу веру в будущность России».

Из книги Энциклопедический словарь (М) автора Брокгауз Ф. А.

Мочалов Павел Степанович Мочалов (Павел Степанович) – знаменитый трагик. Родился в Москве 3 ноября 1800 года; отец его был известным в свое время актером-трагиком. М. не получил систематического образования. 17-ти лет он дебютировал с успехом в московском театре в роли

Из книги 100 великих актеров автора Мусский Игорь Анатольевич

ФРЕДЕРИК-ЛЕМЕТР (1800-1876) Французский актер. Крупнейший актер демократического романтизма. Его лучшие роли: Робер Макэр («Постоялый двор Андре» и «Робер Макэр»), Эдгар Равенсвуд («Ламермурская невеста»), Ричард Дарлингтон («Ричард Дарлингтон»), Кин («Кин»), Жан («Парижский

Из книги 100 великих архитекторов автора Самин Дмитрий

ДЖЕЙМС БОГАРД (1800-1874) Начало применению каркасных конструкций, в современном значении этого слова, было положено еще в 1848 году в США, на родине небоскребов. Решающий шаг был сделан тогда, когда железные колонны заменили кирпичную кладку в качестве опор, несущих

Из книги 100 великих битв автора Мячин Александр Николаевич

Из книги Наградная медаль. В 2-х томах. Том 1 (1701-1917) автора Кузнецов Александр

Из книги 100 знаменитых сражений автора Карнацевич Владислав Леонидович

Битва при Маренго (1800 год) 18 брюмера (9 ноября) 1799 года Директория была свергнута. Официальная власть перешла в руки трех консулов, первым из которых значился Наполеон Бонапарт. Реально же именно он стал полновластным правителем страны. Политические коллизии застали

План
Введение
1 Биография
2 П. Мочалов в двадцатые годы
3 Мочалов в тридцатые годы
4 В конце жизни
5 Особенности творчества
6 Неистовый романтик
7 Критика о П. Мочалове
8 Репертуар
Список литературы

Введение

Па́вел Степа́нович Моча́лов (15 ноября 1800 - 28 марта 1848) - один из величайших русских актёров эпохи романтизма . Служил в московском Малом театре.

1. Биография

Павел Степанович Мочалов родился 3 (15) ноября 1800 года в Москве, в семье крепостных актёров - Степана Фёдоровича (1775-1823) и Авдотьи Ивановны Мочаловых, которые были крепостными помещика Н. Н. Демидова и играли в его домашнем театре . В 1803 они были отданы в труппу московского Петровского театра М. Медокса. В 1806 вместе со всем Петровским театром вошли в московскую труппу императорских театров и всей семьёй получили вольную. Двое их детей стали тоже артистами: Мария Степановна (по мужу - Франциева, 1799-1862) и Павел Степанович. Судьба одарила Павла редкой памятью . Едва овладев речью, он повторял за матерью длинные строчки из Евангелия. П. Мочалов учился в одном из лучших пансионов Москвы - пансионе Терликовых. Получил хорошее по тем временам образование , знал французский. По воспоминаниям его дочери Е. Шумиловой-Мочаловой, отец какое-то время учился в Московском университете, однако, в списках среди обучавшихся в это время в университете фамилии Мочалов не найдено. 4 сентября 1817 года Павел Мочалов впервые появился на сцене в роли Полиника (пьеса А. Шаховского «Эдип в Афинах») и 11 сентября в роли Эгиста (пьеса «Меропа») - на сцене казенного Театра на Моховой ; помещения нынешних Большого и Малого театров открылись лишь 14 октября 1824 года - Малый театр и 18 января 1825 года - Большой театр . В спектакле также участвовали его сестра и отец, который был в это время известным артистом. Достоверных сведений о дебюте не сохранилось, однако в истории изучения деятельности артиста существует мнение , что спектакль прошел с большим успехом. Поводом к этому стали воспоминания С. Т. Аксакова , который видел домашнюю репетицию «Эдипа в Афинах». Тем не менее, первая развернутая статья о Мочалове появляется только в 1823 г. (Любитель театра. Замечания на представление Шекспировской трагедии: Отелло на Императорском Московском театре 10 октября сего года // Благонамеренный. 1823. Ч. 24. № 20. С. 101-106. ).

Во вторник 4 сентября представлена будет: «Эдип в Афинах», трагедия в 5 действиях, в стихах, с хорами, сочинения г. Озерова, в коей роль Полиника будет дебютировать в первый раз г. П. Мочалов, сын актера г. Мочалова. Объявления // Московские ведомости. 1817. 1 сен. С. 1963.

2. П. Мочалов в двадцатые годы

В это время основой репертуара потихоньку становится водевиль и мещанская драма, в которых Мочалову тоже приходится играть. Однако не это привлекло зрителей и критиков к творчеству артиста. В это время Мочалов исполняет роль Жоржа де Жермини в пьесе Дюканжа и Дино «Тридцать лет, или Жизнь игрока» (1828), а также впервые для себя исполняет роль Гамлета (подражание Шекспиру С. И. Висковатова) в 1827 году. Обе роли важны тем, что Мочалов раскрывает в них главные для себя темы бунта, сильной романтической личности. Особенно это проявляется в роли Жоржа де Жермини, трагедии человека , погруженного в свои страсти, для которого игра становится смыслом жизни.

3. Мочалов в тридцатые годы

Здесь проявляется поразительная способность артиста превращать обычную мелодраму в трагедию личности. Ярким примером может послужить образ Мейнау в пьесе Коцебу «Ненависть к людям и раскаяние» (1832), в которой мещанская драма превращалась в борьбу человека с миром.

Вершиной творчества артиста становится «Гамлет» в переводе Н. А. Полевого, перевод , который считается романтическим, значительно помог артисту в выражении идеи мятущегося духа Гамлета-Мочалова. Об этом спектакле написано множество статей, необходимо только сказать, что Гамлет в исполнении Мочалова был современником сидящих в зале людей.

4. В конце жизни

Возвращаясь в 1848 году из гастролей в Воронеже , артист простудился - его карета провалилась под лед. В дороге артист много пил и закусывал водку снегом. Приехав в Москву, через несколько дней скончался. Провожать Мочалова в последний путь собралось несколько тысяч человек . Купцы закрыли свои лавки на той улице, по которой проходила траурная карета, и присоединились к процессии.

Погребен на Ваганьковском кладбище.

5. Особенности творчества

Павел Мочалов отличался неповторимым стилем игры, который отмечали все его современники . Так, например, главной его особенностью были неожиданные эмоциональные переходы артиста из одного душевного состояния в другое. По этому принципу неожиданностей и строятся роли артиста (Гамлет, Жермани и др.). Не обладая яркой театральной внешностью (средний рост, сутуловатые широкие плечи, но красивое лицо и выразительные глаза), Мочалов, однако, создавал на сцене образы, которые потрясали зрителя своей силой и динамичностью. Белинский вспоминал о том, что забывал, как его зовут во время спектаклей с Мочаловым. Еще одной особенностью актера являются «мочаловские минуты» - кульминации артистического вдохновения. Дело в том, что Мочалов практически никогда не вел роль ровно (за исключением, пожалуй, роли Мейнау и Жоржа де Жермини), чаще всего «из рук вон плохо», но в ходе действия он вдруг произносил две-три фразы, которые поражали зрителя и срывали гром аплодисментов. Зрители приходили на спектакль ради этих «минут».

6. Неистовый романтик

Имя актера Малого театра Павла Степановича Мочалова стало легендарным еще при жизни. После ясной логики классицизма , который царил в русском театре начала XIX в., неистовый романтик Мочалов казался загадкой, которую так никому и не суждено было разгадать. Первые шаги актера были отмечены решительным несогласием с утвердившимися традициями. Выступая в трагедиях Озерова («Эдип в Афинах»-Полиник, «Фингал» - заглавная роль), он не заботился о соблюдении эстетического канона, но искал свободы выражения чувства. Идею свободного художника воплотил он в образе актера Кина («Кин, или Гений и беспутство» Дюма-отца). Душевную борьбу передал в одержимом манией игры Жорже де Жермани («Тридцать лет, или Жизнь игрока» Дюканжа). Черты «почти байроновской меланхолии» увидел в обманутом муже бароне Мейнау («Ненависть к людям и раскаяние» Коцебу). В его Фердинанде («Коварство и любовь» Шиллера) внешне было что-то от русского армейского поручика. Актер показывал не драму германского юноши, а социальный протест против тирании. Романтизм Мочалова открыл русской сцене трагедии Шекспира . Шекспировские герои в исполнении русского актера выглядели современными людьми, озабоченными восстановлением нарушенной справедливости. Таким явился совсем не величественный, но глубоко уязвленный крахом миропорядка король Лир . В «Отелло» Мочалов говорил о трагическом крушении веры в человека. Его Гамлет через сомнения и борьбу с самим собой приходил к мысли о необходимости уничтожения зла и насилия. Образ Гамлета в исполнении Мочалова звучал революционно . Мочалов настойчиво добивался возможности сыграть роль Арбенина в «Маскараде» Лермонтова , но цензура не разрешила постановку. Актер создал образ Чацкого в первой постановке «Горе от ума» в Москве в 1831 г. В его игре была раскрыта трагичность судьбы мыслящего человека в условиях крепостнической России.

7. Критика о П. Мочалове

П. Мочалов становится символом новой романтической эпохи в истории русского театра. Быстро освободившись от влияния классицизма, он создает на сцене новые образы, исполненные в стиле романтизма. Главной чертой артиста являлась непредсказуемость в игре, подчинение вдохновению и предельная экзальтированность образа. Столь необычный способ создания ролей привлек к себе внимание ведущих критиков того времени, в частности В. Белинского, который напишет об актере не одну статью. Самой известной из них станет «„Гамлет“ Драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета», в которой критик тщательно исследует природу творчества артиста. Статья построена на описании девяти показов (!) «Гамлета». Второй известной статьей станет «И мое мнение об игре господина Каратыгина», в которой В. Белинский продолжит полемику об этих двух артистах и выступит на стороне П. Мочалова. Правда, с переездом в Петербург критик изменит свое отношение к В. Каратыгину и перейдет на его сторону.

Важны так же работы С. Аксакова, близкого друга П. Мочалова, который оставил многочисленные статьи и воспоминания об артисте.

П. Мочалов за свою жизнь сыграл в более чем 250 ролях.

8. Репертуар

Список ролей составлен по книге Ю. А. Дмитриева «Мочалов актер-романтик», даты премьер исправлены по книге М. Н. Ласкиной «Мочалов: Летопись жизни и творчества». Список является неполным. (по данным М. Н. Ласкиной актер сыграл в более чем 250 ролях).

1. Полиник - «Эдип в Афинах», автор В. А. Озеров, 1817
2. Сеид - «Фанатизм, или Пророк Магомет», автор Вольтер , 1818
3. Танкред - «Танкред», автор Вольтер, 1818
4. Кассио - «Отелло», автор B. Шекспир , пер. П. А. Вельяминов, 1818
5. Ксури - «Попугай», автор A. Коцебу, 1818
6. Эраст - «Лиза, или Следствие гордости и обольщения», автор В. М. Федоров, 1819
7. Альнаскаров - «Воздушные замки», автор Н. И. Хмельницкий, 1819
8. Арзас - «Семирамида» Вольтер 1819
9. Генрих - «Молодость Генриха IV», автор А. Дюваль, 1819
10. Димитрий - «Димитрий Донской», автор B. А. Озеров, 1819
11. Адольф «Адольф и Клара», автор Марсолье 1820
12. Князь Радугин - «Пустодомы», автор А. А. Шаховской, 1820
13. Рославлев - «Добрый малый», автор М. Н. Загоскин, 1820
14. Фриц - «Сын любви», автор A. Коцебуб 1821
15. Флорестан - «Элеонора, или Севильская темница», 1821
16. Орест - «Электра и Орест», автор A. Грузинцев, 1821
17. Оросман - «Заира», автор Вольтер, 1821
18. Ролла - «Испанцы в Перу , или Смерть Роллы», автор A. Коцебу 1821
19. Ломоносов - «Ломоносов, или Рекрут-стихотворец», А. А. Шаховской, 1821
20. Эдуард - «Эдуард в Шотландии, или Ночь изгнанника», автор A. Коцебу, 1822
21. Фердинанд - «Коварство и любовь», автор Ф.Шиллер, 1822
22. Фердинанд - «Король и пастух» Пер. А. А. Шаховского, 1822
23. Юлий - «Железная маска», перевод-переделка Н. Краснопольского, 1822
24. Фингал - «Фингал», автор Озеров, 1822
25. Бела IV - «Нашествие Батыя на Венгрию, или Король Бела IV», автор А. И. Шеллер, 1822
26. Князь - «Роман на один час, или Чудный заклад» Пер. с франц. Ф. Ф. Кокошкина, 1823
27. Отелло - «Отелло» Шекспир, пер. И. А. Вельяминова, 1823
28. Лукавин - «Лукавин», автор А. И. Писарев, 1823
29. Лидин - «Поездка в Кронштадт», A. И. Писарев, 1823
30. Прямиков - «Ябеда», автор В. В. Капнист, 1823.
31. Роберт - «Разбойники, или Роберт - атаман разбойников» Ф. Ф. Иванов , по трагедии Шиллера «Разбойники», 1823
32. Ренальд - «Лилия Нарбонская, или Обет рыцаря», А. А. Шаховской 1823
33. Шекспир - «Влюбленный Шекспир» A. Дюваль, 1823
34. Эдгард - «Леар» В. Шекспир, пер. Н. И. Гнедича, 1823
35. Отелло - «Отелло» В.Шекспир, пер. И. И. Панаева, 1823
36. Стрельский-старший - «Два брата», Пер. Д. Н. Баркова 1824
37. Шлейнсгейм (Эрлау) - «Генерал Шлейнсгейм», автор Г. Шпис, 1824
38. Славин - «Воспитание, или Вот приданое», Ф. Ф. Кокошкин, 1824
39. Зарницкий (Мезецкий) - «Не любо, не слушай, а лгать не мешай», автор А. А. Шаховской, 1824
40. Людовик - «Серебряная свадьба», автор А. Коцебу, 1825
41. Чтец (Гений России) - «Торжество муз», М. А. Дмитриев, 1825
42. Пламенов - «Писатели между собой», автор B. И. Головин, 1826
43. Аристофан - «Аристофан, или Первое представление комедии „Всадники“» А. А. Шаховской, 1826
44. Неизвестный - «Батюшкины дочки, или Нашла коса на камень», автор А. А. Шаховской, 1827
45. Князь - «Урок женатым» A. А. Шаховской, 1827
46. Ромео - «Ромео и Юлия», М. Н. Катков по Шекспир 1827, 1841
47. Неджиль - «Судьба Неджиля, или Все беды для несчастного», А. А. Шаховской, 1827
48. Керим-Гирей - «Керим-Гирей, крымский хан», автор А. А. Шаховской, по поэме A. С. Пушкина «Бахчисарайский фонтан», 1827
49. Гамлет - «Гамлет» Шекспир, пер. C. И. Висковатова, 1827
50. Фингал - «Фингал и Роксана», автор А. А. Шаховской, 1828
51. Волков - «Федор Волков, или День рождения русского театра» А. А. Шаховской 1828
52. Жермани - «Тридцать лет, или Жизнь игрока» В. Дюканж, 1829
53. Альмавива - «Севильский цирюльник», Бомарше , 1829
54. Капсали - «День паденья Миссалонги» Пер. Ф. Кокошкина, 1829
55. Польдер - «Польдер - амстердамский палач» Пиксерекур и В. Дюканж, 1829
56. Карл Моор - «Разбойники» Ф. Шиллер, 1829
57. Дон Карлос - «Дон Карлос», Ф. Шиллер, 1830
58. Клеант - «Скупой» Мольер , пер. С. Т. Аксакова, 1830
59. Граф де Фаель - «Габриэль де Виржини» Де Белуа, 1830
60. Рудольф - «Невеста разбойника» Кернер 1830
61. Яромир - «Прародительница», Ф. Грильпарцер, 1831
62. Пабло - «Пабло, или Садовник из Венеции» Дюминг и Сент-Аллен, 1831
63. Эрик XIV - «Иоанн, герцог Финляндский» Вейсентурн, 1831
64. Юрий Милославский - «Юрий Милославский» А. А. Шаховской, по одноименному роману М. Н Загоскина, 1831
65. Чацкий - «Горе от ума» А. С. Грибоедов , 1831
66. Мейнау - «Ненависть к людям и раскаяние», автор А. Коцебу, 1832
67. Алеко - «Цыганы» A. С. Пушкин , 1832
68. Нейвиль (также играл роль Рене ) - «Екатерина Медицис в Сен-Брисском замке в 1756 году» Ансело 1832, 1844
69. Вадим - «Вадим, или Пробуждение двенадцати спящих дев» C.П. Шевырев, по B. А.Жуковскому 1832
70. Иоанн Фауст - «Иоанн Фауст , или Чернокнижник» Клингельман, 1832
71. Тассо - «Торквато Тассо», автор Н. В. Кукольник , 1833
72. Генрих IV - «Одно утро из жизни Генриха IV», А. Пикар, 1833
73. Роман Бобер - «Двумужница, или Зачем пойдешь, то и найдешь», автор А. А. Шаховской, 1833
74. Горчаков - «Смольяне», автор А. А. Шаховской, 1834
75. Пожарский - «Рука всевышнего отечество спасла», автор Н. В. Кукольник, 1834
76. Ляпунов - «Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский», автор Н. В. Кукольник, 1835
77. Мортимер - «Мария Стюарт» Шиллер, 1835
78. Роберт Дудлей, граф Лейчестерский - «Мария Стюарт», автор Ф. Шиллер, 1835
79. Эдип - «Эдип в Афинах», автор В. А. Озеров, 1836
80. Гамлет - «Гамлет» В. Шекспир, пер. Н. А. Полевого, 1837
81. Арвед Дюбрель - «Мальвина, или Урок богатым невестам», автор Д. Т. Ленский, 1837
82. Кин - «Кин, или Гений и беспутство», автор А. Дюма (отец), 1837
83. Ильменев - «Кузьма Рощин, рязанский разбойник», автор К. А. Бахтурин, 1837
84. Ролла - «Ролла во Флоренции» К. Лафон, 1838
85. Нино - «Уголино», автор Н. А. Полевой, 1838
86. Лир - «Король Лир» Шекспира, пер. Я. Г. Брянского, 1839
87. Иголкин - «Иголкин, купец новгородский», автор Н. А. Полевой, 1839
88. Бидерман - «Смерть или честь», автор Н. А. Полевой, 1839
89. Иван Рябов - «Иван Рябов, рыбак архангелогородский», автор Н. В. Кукольник, 1839
90. Пылаев - «Сцены в Москве в 1812 году», автор Н. И. Скобелев, 1839
91. Клермон-Артур - «Жена артиста», автор Э. Скриб , 1839
92. Ричард III - «Ричард III», автор B. Шекспир, 1839
93. Лейфорт - «Дедушка русского флота», Н. А. Полевой, 1839
94. Кремнев - «Кремнев - русский солдат», автор Н. И. Скобелев, 1839
95. Генрих де Миньероль - «Луиза де Миньероль» Дино и Легуве, 1840
96. Неизвестный - «Параша-сибирячка», автор Н. А. Полевой 1840
97. Пронский - «Боярское слово , или Ярославская кружевница», автор П. Г. Ободовский, 1841
98. Мочалов - «Мочалов в провинции», автор Д. Т. Ленский, 1841
99. Вахтанг - «Майко», автор Н. В. Беклемишев, 1841
100. Ромео - «Ромео и Джульетта» Шекспир, пер. М. Н. Каткова, 1841
101. Миллер - «Коварство и любовь», автор Ф.Шиллер, 1842
102. Сордель - «Жизнь за жизнь», автор Н. В. Беклемишев, 1842
103. Доверстон - «Отец и дочь», пер. П. Г. Ободовского, 1842
104. Стефан Фостер - «Братья-купцы», автор П. Г. Ободовский, 1843
105. Эверт-Горн - «Русская боярыня XVII столетия», автор П. Г. Ободовский, 1843
106. Оболенский - «Елена Глинская», автор Н. А. Полевой 1843
107. Кратин - «Наука и женщина», автор В. Р. Зотов, 1843
108. Вас. Ив. Шуйский - «Василий Иванович Шуйский», автор П. Г. Ободовский, 1843
109. Франц Моор - «Разбойники», автор Шиллер, 1844
110. Балтазар - «Мономан, или Помешанный». Пер. с франц. В. А. Каратыгина, 1844
111. Басенок - «Боярин Федор Басенок», автор Н. В. Кукольник, 1844
112. Жорж Мориц - «Графиня Клара д’Обервиль» Анисе-Буржуа и д"Эннери, 1846
113. Джембулат - «Черкешенка», автор П. С. Мочалов, 1846

Его «приписали» к театру, как записывали еще недавно при рождении в юнкера и гвардейцы сыновей знатных дворянских фамилий.
Профессию он получил по наследству. Предполагалось, что это так же естественно, как наследование земельных угодий и живых душ.
Родители, оба актеры, вступали в брак крепостными. Сын начинал жизнь вольным. Позднее, став взрослым, он придавал этому особенное значение. Почитая и любя Щепкина, как никого другого в театре, он считал втайне, что для великого его партнера тридцать лет крепостной зависимости не прошли даром, оставив незаживавшую душевную трещину. Он сам был великим, и сознавал это, и в горделивой уединенности властного своего призвания внутреннюю свободу, дарованную природой гения, соединял с мнившейся независимостью его человеческого достоинства.
Он родился в первый год нового девятнадцатого века, в тысяча восьмисотом, третьего ноября, на холмистой и затопленной чуть не по окна осенней жижей небольшой улочке Воронцово поле. Дом принадлежал тайному советнику, действительному камергеру и командору Николаю Николаевичу Демидову. Степан Федорович Мочалов значился у него в дворовых людях (Степан и Авдотья Мочаловы, родители Павла, - крепостные артисты ).{}
Постепенно перед фамилиями актрис и актеров, игравших... на порядочно оборудованном Петровском театре - его еще называли театром Медокса, по имени арендатора,- стала все чаще ставиться важная буква «г». Она означала, что исполнитель выкуплен от хозяина и из прежнего крепостного звания переведен в казенную службу, то есть, в зависимости от пола, имеет право именоваться отныне госпожой или господином.{}
Когда маленький Павел Мочалов впервые вошел в театр, имя его отца уже было защищено долгожданной прибавкой «г». Он, а следовательно, и его сын, стали теперь по закону господами Мочаловыми.{}
Пьянящий воздух завоеваний встал над Россией. {} Страна, разоренная притеснениями и мором, опустошенная варварским расточительством, вывихнутая, заклейменная рабством и потому остановленная в своем развитии, выступила в поход и, одолев искушенного, четко организованного противника, победоносно дошла до столицы мира. {}
Все стремились к свершениям, убежденные, что от них зависит рассвет их родины. Дух преобразований уже клокотал в сердцах. «Дней Александровых прекрасное начало » более, чем когда-либо, продолжало туманить воображение.
В тот год, когда Павел Мочалов вышел на сцену, сам автор этого идиллического пророчества новой эры еще вступал в предназначенный гению звездный круг скоротечной жизни. Прощаясь с отрадным уединением царскосельского крова, он писал накануне выхода из лицея товарищам:
Разлука ждет нас у порогу,
Зовет нас дальний света шум,
И каждый смотрит на дорогу
С волненьем гордых, юных дум.
Как все его поколение, он смотрел вдаль с надеждой. Век светил утренними лучами славы, он звал вперед, в будущее.
О времени даже Вигель, язвительный изворотливый честолюбец и завистник, хулитель, умевший топить жало с ядом в меду прислужничества, но зоркий и наблюдательный летописец, сказал, что «свободомыслие было в самом разгаре». Свое наблюдение он отнес к 1817 году, тому самому, когда расставался с лицейским приютом Пушкин и на подмостки театра впервые всходил Мочалов. Как всякому времени, этому тоже понадобились пророки.
Одним из гонцов обещающей и недолгой весны XIX века стал Павел Мочалов.
Он дебютировал, не дождавшись семнадцатилетия, 4 сентября 17 года. Спустя два месяца, 3 ноября, он сравнялся в возрасте со своим веком. Вскоре он разделил и его славу.
Сам по себе дебют не таил сенсаций.
В нем не было той разительной неожиданности, к примеру, с какой начался театральный путь Алексея Яковлева. {} Никаких экзотических обстоятельств, предварявших дебют Мочалова, не было.
Ему не предшествовал и гул выпускных триумфов, сопровождавших все выступления выходившей из петербургской школы феноменально талантливой ученицы Катерины Семеновой, драгоценной жемчужины, чьи будущие победы единогласно пророчили и учителя, и допущенные на представления зрители.
Дети Степана Мочалова в театральном училище не занимались.{} Они готовились к сцене дома, в уединении, под бдительным и нетерпеливо-пристрастным присмотром отца. Его возбужденное самолюбие жаждало подтверждений в детях.
Мог ли он, даже в самых честолюбивых помыслах, - а они не были ему чужды, - вообразить, чем станет для русской сцены и, больше того, для истории русской культуры тот вечер дебюта, к которому он готовил сына?
Пока его планы не простирались дальше простой удачи. Он верил в свое положение и хотел, чтобы луч успеха достался детям. Он очень старался ублаготворить начальство, которого всю свою жизнь боялся покорным, угодливо рабским страхом и от которого все зависело. Он жаждал, как высшего блага, чтобы зачислили в службу его потомков и обеспечили им пожизненно то, что имел он сам: казенное жалованье и последующую за ним пенсию. И еще он хотел минимального: снять урожай с бенефиса, взять наилучший сбор, а для этого надо было заполнить зал зрителями.
За ними дело не стало. Давно уже вошло в традицию приурочивать к бенефисам родителей первые выступления их детей. Мочаловы не составили исключения.
Мочалову-старшему прочно принадлежали симпатии многих зрителей. Зрители знали тогда своих артистов без грима. Они обсуждали не только их роли и профессиональные данные, но и интимнейшие подробности их повседневного быта, их увлечения, слабости, житейские связи. Вся жизнь актеров была как бы вынесена на авансцену без занавеса, и зрители, не стесняясь, рассматривали ее в бинокли в любое время. Их не могло не интересовать, что в свой бенефис … Степан Мочалов выводит двоих наследников, дочь и сына.
К тому же все знали о выдающейся красоте дочери. Вслед ее имени пряно кружила легкая тень скандала. Шли слухи о необычном таланте сына, совсем еще, правда, мальчика. Все слухи передавались, подогревали температуру в обществе и будоражили любопытство.
Конечно, стоило поощрить это трогательное семейное трио. Само его появление на московском театре, где с первого часа, у всех на глазах начинал отец, вызывало заранее сочувственную, не лишенную благости снисходительность. Но все же, зачем бенефициант, не обдумав, не посоветовавшись, - уж в чем другом, и в добровольных советчиках не было недостатка, - взял пьесу заигранную, из разряда хрестоматийных, навязшую за тринадцать лит на слуху зрителей?
Зачем, не соразмеряя возможностей, выбрал трагедию Озерова «Эдип в Афинах» и сам при этом отважился на центральную роль героя? Ту роль, для которой нужны были мощные трагедийные дарования и в которой все еще помнили двух любимцев - Шушерина и Плавильщикова?
Опасения скептиков подтвердились. Царя Эдипа бенефициант не осилил. Но на спектакле об этом никто не вспомнил.
Тот персонаж, чьим именем называлась трагедия, потеснился, хотя беспардонно закрикивался и стремился к эффектам. Он уступил своё право вести сюжет другому герою, второстепенному.
На главное место вышла не Антигона, как было, когда играла Семенова,- ее равноправие, вольно или невольно, но все же предусмотрел автор. И не Тезей, как случалось, когда сам Яковлев, выходя в этой роли, бывал в ударе. Венец первенства непредвиденно и со времени постановки пьесы впервые достался Полинику. Его роль сыграл не бенефициант, не Степан Мочалов, а Павел.
С того первого дня их совместного выступления на московской сцене изменились соотношения не Эдипа и Полиника, но двух Мочаловых.
На бенефис отправлялся Мочалов-старший, известный трагедиант и артист первого положения, у которого подрастал дебютант, сын Павел. Падение занавеса возвестило о том, что Степан Мочалов теперь превратился в отца знаменитого трагика, Мочалова-младшего.
Сам же Павел Мочалов, поистине молниеносно, вдруг стал Мочаловым главным. И больше того, единственным. Ему еще было шестнадцать.
Он был баснословно молод даже для времени, когда фантастически рано формировались личности, когда на сияющем «утре дней» с загадочной быстротой вызревали и гибли таланты. Его талант безотчетно несла за своим течением божественная, неверная юность. Он не сопротивлялся потоку.
Он был не только моложе века, но и моложе юного своего героя. Полиник превосходил его опытом. Но бремя его страстей и рокот событий и даже вселенский масштаб обрушенных на него потрясений вступавшего в жизнь дебютанта не миновали. Он был подготовлен к ним неосознанной прозорливостью гения, но и ранним жизненным опытом. Что связывало его сейчас с Полиником? Он ведь не выбирал его, он подчинился выбору.
Как все, что он до сих пор делал в жизни, он и сейчас выполнял решение, принятое несогласованно с ним его отцом. Но, подчинившись, он понял, что этого сам хотел и к этому именно втайне от всех стремился. Ему не мешала условная риторичность Озерова. Абстрактная отвлеченность мысли не отдаляла его от Полиника. Напротив, в ней находил он отзвук невнятным своим порывам, а собственный внутренний голос вторил встревоженным эмоциональным всплескам его героя.
Полиник не оставлял его. Едва он постиг этот буйный водоворот судьбы, проиграл в себе текст, как почувствовал, что какая-то сила уже отрывает его от действительности и несет на помост истории. И оттуда, с вершины, с режущей высоты, озаряется горним светом вселенная, предстает сквозь магический кристалл нового зрения необъятный и грозный, но ослепительный мир.
Этот мир манил его неизведанностью. Он стирал границы, прочерченные душевным опытом, и высвобождал из пределов будничности дыхание. Из привычной конкретной сферы воображение уводило его в просторную зону всечеловечности. Высокие идеалы шпили фантазию и расширяли до бесконечности представления. Но глобальные темы пьесы вмещали не только общее, но и личную его правду. Глобальное приводило обратно, к его реальности, I. его хаотическому нагромождению смутных противоречий. И тут, несмотря на разительное несходство духовной сферы героя и окружающей среды, нити жизни Полиника перекрещивались с его путями, с его ощущением непроизвольного и кому-то невыплаченного долга.