Людми́ла Гео́ргиевна Зы́кина (10 июня 1929, Москва, СССР — 1 июля 2009, Москва, Российская Федерация) — советская и российская певица, исполнительница русских народных песен, романсов, эстрадных песен. Народная артистка СССР (1973), Герой Социалистического Труда (1987). Лауреат Ленинской (1970) и Государственной премии РСФСР имени М. И. Глинки (1983). Художественный руководитель и солистка Государственного академического русского народного ансамбля «Россия» (1977—2009).

Линия жизни. Людмила Зыкина.

Людмила Зыкина "Судьба моя - Россия"

Людмила Зыкина родилась 10 июня 1929 года в Москве в семье рабочих.
С детства участвовала в художественной самодеятельности, играла на гитаре и баяне.

До 1942 года училась в школе рабочей молодёжи. В годы войны работала токарем на Московском станкостроительном заводе им. С. Орджоникидзе. Была удостоена почётного звания «Заслуженный орджоникидзовец». После войны работала санитаркой в подмосковном военно-клиническом госпитале им. А. В. Вишневского, а затем швеёй в больнице имени Кащенко. При этом в то время, по собственным признаниям, заветной мечтой как самой Людмилы, так и её отца было стать лётчицей.

Творческая биография началась в 1947 году с участия во Всероссийском конкурсе молодых исполнителей, после которого её приняли в Государственный академический русский народный хор им. М. Е. Пятницкого. Конкурс в ходе приёма достиг 1500 человек на место, в конце комиссия отобрала четверых: трёх юношей и одну девушку — Людмилу.

В 1949 году, после смерти матери у певицы пропал голос и пришлось временно уйти из хора, работала в Первой образцовой типографии, но уже через два года стала артисткой хора русской песни Всесоюзного радио (ныне Академический хор русской песни «Песни России» ФГБУ «РГМЦ»).

С 1960 года — солистка Москонцерта.

В 1969 году окончила Московское музыкальное училище им. М. Ипполитова-Иванова (ныне Государственный музыкально-педагогический институт имени М. М. Ипполитова-Иванова (класс Е. К. Гедевановой), а в 1977 — Государственный музыкально-педагогический институт имени Гнесиных (ныне Российская академия музыки имени Гнесиных). Своим учителем также считает Н. К. Мешко.

В 1977 году создала Государственный академический русский народный ансамбль «Россия», где была его солисткой и художественным руководителем до конца жизни.

Помимо России, была популярна во всех республиках СССР и во многих странах мира.

Вела педагогическую деятельность — преподавала в Московском государственном институте культуры (доцент (с 1989) и профессор кафедры «Народный хор»), в Российской академии музыки имени Гнесиных. Многие из её учеников стали лауреатами международных и российских конкурсов, заслуженными артистами и педагогами. Сама же она часто приглашалась в жюри фестивалей и конкурсов различных уровней как внутри страны, так и за рубежом.

Президент России Борис Ельцин вручает Людмиле Зыкиной орден «За заслуги перед Отечеством» III степени. 27 марта 1997 года.

Голос певицы — полнозвучное, мягкое и тембристое меццо-сопрано. На протяжении всей жизни придерживалась народного русского стиля пения, сначала хорового, затем сольного. Следует отметить, что всенародную известность принесли не столько русские народные песни, сколько советские, стилизованные под народные, песни небольших посёлков и рабочих окраин, написанные композиторами М. Фрадкиным, Г. Пономаренко, А. Аверкиным, В. Темновым и Н. Поликарповым, который написал первые сольные песни для неё на стихи А. Гадалова «Глазки кари мне моргали» и «Не спалось мне ночкой долгой».

Могила Людмилы Зыкиной на Новодевичьем кладбище.

Певица долго и тяжело страдала сахарным диабетом, в 2007 году перенесла тяжёлую операцию имплантации тазобедренного сустава. Тем не менее, ещё 10 июня 2009 года, то есть за 21 день до смерти, отметила свой 80-летний юбилей, на который к ней пришли многие известные россияне. 25 июня 2009 года была доставлена в тяжёлом состоянии в реанимацию. 1 июля 2009 года скончалась в Москве в возрасте 80 лет от сердечно-почечной недостаточности. За несколько дней до смерти перенесла инфаркт.

Прощание с Л. Зыкиной проходило 3 июля 2009 года в Концертном зале имени П. И. Чайковского в Москве. Отпевание состоялось 4 июля 2009 года в Храме Христа Спасителя. С воинскими почестями певицу похоронили 4 июля 2009 года на Новодевичьем кладбище в Москве рядом с могилой Г. Улановой.

Личная жизнь

Отец — Георгий Петрович Зыкин (1899—1956), рабочий.
Мать — Екатерина Васильевна Шарачева (1902—1950), работала санитаркой в военном госпитале.
Брат — Александр.
Первый муж (с 22 лет) — Владлен Позднов, инженер автозавода имени Лихачёва.
Второй муж — Евгений Свалов, фотокорреспондент журнала «Советский воин».
Третий муж — Владимир Петрович Котёлкин, преподаватель иностранных языков, переводчик и журналист.
Четвёртый муж — Виктор Фёдорович Гридин (1943—1997), баянист-виртуоз, композитор, дирижёр, народный артист РСФСР (1987), с которым прожила 17 лет.
Детей у Л. Зыкиной не было. Сама певица на этот счёт говорила, что хотела иметь детей, но всегда считала, что ребёнок — это личность, требующая огромного внимания, которое она из-за постоянных гастролей дать не могла.

На праздновании 80-летия певицы

Интересные факты:

Со И. Сталиным она познакомилась, когда пела в хоре имени М. Пятницкого. Как-то после концерта в Кремле Верховный главнокомандующий решил сфотографироваться с любимым ансамблем и случайно встал рядом с юной солисткой Л. Зыкиной. Близко не дружила, но была в хороших отношениях с Л. Брежневым и Н. Хрущёвым.

Л. Зыкина с Е. Фурцевой любили в одной компании ходить в баню. Так случилось, что вечером, накануне смерти министра, они тоже вместе парились в русской бане. Л. Зыкина поехала домой готовиться к поездке в Горький, а Е. Фурцева отправилась на банкет по случаю юбилея Малого театра. Ночью министр позвонила Л. Зыкиной и попросила быть осторожней в дороге, голос у неё был грустный и печальный. На следующий день рано утром певица уехала на машине в Горький, а днём ей сообщили о смерти подруги. Л. Зыкина тут же вернулась в Москву.

В 1991 году певица наряду с рядом политиков и деятелей культуры подписала «Слово к народу» — обращение, опубликованное в газете «Советская Россия», с критикой курса М. Горбачева и Б. Ельцина.

Существует региональный благотворительный общественный Фонд Людмилы Зыкиной, директором которого с 2001 года является М. Кизин.

В 2006 году приняла участие в работе по подготовке к изданию второй книги из серии «Автограф века». За полгода певица подписала 250 листов с её репринтно воспроизведенным обращением к будущим поколениям.

Л. Зыкина побывала на гастролях в 92 странах мира.

Певица рассказывала, что бóльшую часть жизни проездила на «Волге», хотя всегда хотела ездить на «Пежо». У певицы был и «Мерседес», но его угнали.

В последние годы жизни Л. Зыкиной, близким другом и учеником был солист ансамбля «Россия», певец-баритон, народный артист России М. Кизин.

В 2011 году была выпущена почтовая марка России, посвященная Л. Зыкиной.

3 марта 2012 года наследник певицы племянник С. Зыкин выставил на торги через аукционный дом «Гелос» ювелирные изделия, принадлежащие певице. Нижний эстимейт представленных 25 украшений составил 11 миллионов рублей, а итоговые суммы продаж превысили 31 миллион рублей. Как сообщается, все вырученные от продажи украшений средства пойдут на увековечение памяти певицы.

Мини-сериал "Людмила"

Публикации раздела Музыка

Людмила Зыкина. Певица, которая мечтала летать

Л юдмила Зыкина до сцены прошла настоящую трудовую школу - токарь, санитарка, швея. Но на прослушивании в хоре Пятницкого 18-летнюю Людмилу выбрали из 400 претенденток. Так старейший хоровой коллектив России стал для Зыкиной первой певческой школой.

«Заслуженный орджоникидзовец»

Людмила Зыкина
Фотография: vmiremusiki.ru

«Одна из самых дорогих наград» - так говорила всемирно известная певица о первом в своей жизни знаке отличия. Это было почетное звание, которое 12-летняя Люся получила, работая в годы войны на заводе. Благополучное московское детство девочки из рабочей семьи закончилось, как и для всех детей военного времени, в 1941 году.

Поступила на станкостроительный завод имени Орджоникидзе и помогала фронту, работая токарем. Тогда же в газете «Большевик станкозавода» девочка написала заметку, получив третий рабочий разряд: «Теперь, проходя по заводу, я вижу плакат «Чем ты помог фронту?» и с гордостью думаю: «Да, я выполняю работу, которая помогает моей любимой Родине».

Спор про хор

Впервые Люся спела на публике в четвертом классе. На концерте в Доме пионеров исполнила романс «Белой акации гроздья душистые». Пела и во время войны. После работы на заводе выступала перед ранеными в госпитале, а в мирные годы - в Черемушкинском клубе и кинотеатре «Художественный».

В хоре имени Пятницкого Людмила Зыкина оказалась случайно. Просто в 1946 году увидела объявление о наборе и поспорила с подружками на шесть порций мороженого, что пойдет на прослушивание. В итоге оказалась в прославленном хоре . По случаю познакомилась молодая певица и со Сталиным. Он решил как-то после концерта сфотографироваться с любимым коллективом и оказался рядом с Людмилой Зыкиной.

Но спустя три года случилось несчастье - у певицы умерла мама, и Людмила Зыкина потеряла голос. Пришлось оставить сцену. Она ушла работать в типографию - печатала брошюры и старалась не падать духом. Прошел год, и голос вновь зазвучал - уже в эфире. Зыкина пришла в хор русской песни Дома радио.

Людмила Зыкина

Людмила Зыкина. Фото: aif.ru

Людмила Зыкина

Музыкальный багаж

13 лет работы в хоровых коллективах и победы во многих престижных смотрах - от Всероссийского конкурса молодых исполнителей в 1947 году до Всероссийского конкурса артистов эстрады в 1960-м. Зыкина задумалась о сольной карьере и в этом же году стала солисткой Москонцерта. В эпоху Лидии Руслановой и Клавдии Шульженко старалась остаться самой собой и много работала, не отказываясь ни от каких концертов.

В начале 60-х Людмила Зыкина в составе программы «Московский мюзик-холл» едет в Париж. Это было первое выступление артистов советской эстрады. За границей хорошо знали лишь балет. Пресса отметила небывалое количество звезд в одном концерте, а эмигранты, сидевшие в зале, впервые увидели советскую певицу, исполнявшую на Западе русские народные песни.

Мама ансамбля «Россия»

Людмила Зыкина объехала с концертами весь Советский Союз и около 90 стран. Как-то на гастролях в США известный импресарио Соломон Юрок настолько был впечатлен выступлением, что посоветовал певице собрать собственный компактный коллектив. В 1977 году певица создает ансамбль «Россия». Артисты называли Людмилу Георгиевну «мама». Она руководила музыкантами до конца своей жизни.

«Музыкальное крещение» состоялось в одном из самых престижных концертных залов мира - американском «Карнеги-холле», где коллектив дал более 40 концертов. С тех пор ансамбль записал более 30 дисков и с гордостью носит имя Людмилы Зыкиной.

Людмила Зыкина с первым составом ансамбля «Россия», 1972 год. Фото: trud.ru

Государственный академический русский народный ансамбль «Россия» имени Л.Г. Зыкиной

Государственный академический русский народный ансамбль «Россия» имени Л.Г. Зыкиной. Фото: tverigrad.ru

Людмила Зыкина за кулисами

Она любила скорость и путешествия на машине. За почти полвека водительского стажа на собственной «Волге» объехала Подмосковье, Рязанский край, Орловщину, Брянск, добиралась за рулем и до Кавказа. Мечтала об иномарке, как у знаменитого скрипача Леонида Когана, после того как он подвез певицу на своем «пежо», но подруга, Екатерина Фурцева, раскритиковала: «Ты, что ли, не русская певица?» Лишь через долгие годы Людмила Зыкина пересела на «шевроле».

Замужем певица была четыре раза. И хотя предложение статной красавице в Чикаго делал даже фабрикант русского происхождения, владеющий шоколадным производством, она выбирала мужчин без громких имен. В 22 года певица вышла за инженера автозавода Владлена Позднова, затем стала супругой фотокорреспондента журнала «Советский воин» Евгения Свалова, познакомившись с ним в троллейбусе. Третий муж - преподаватель иностранных языков Владимир Котелкин, четвертый брак стал творческим: Людмила Георгиевна связала жизнь с баянистом и дирижером Виктором Гридиным.

Несмотря на образ эдакой «исконной русской женщины» из глубинки России, Людмила Георгиевна Зыкина - коренная москвичка. Зыкины были семьей рабочих.

Отец трудился токарем на московском заводе, мама - санитаркой в госпитале для военнослужащих. Георгий Петрович всегда мечтал стать летчиком, но этой мечте не суждено было сбыться. Тяга к высоте была и у его дочери. Только вот Людмила Зыкина смогла по-своему осуществить эту мечту и страсть.

Первая любовь

Первые шаги на пути к будущей всенародной славе Людмила Георгиевна сделала в 18 лет на Всероссийском конкурсе молодых талантов. Прекрасный сильный голос девушки сразу же по достоинству оценила приемная комиссия, а затем и зрители. Музыка и русская песня стали первой любовью великой певицы. А через 4 года она встретила своего первого супруга, Владлена Позднова. Удивительно, как этот простой, далекий от музыки мужчина - он работал инженером на автозаводе - смог возродить к жизни Людмилу Георгиевну.

Незадолго до встречи с Поздновым у Зыкиной умерла мама. Трагедия самым пагубным образом сказалась на певице: у нее пропал голос. Карьера и вся дальнейшая судьба женщины оказались под большим вопросом. Вот тогда-то Людмила Георгиевна и встретила своего будущего мужа. Чувство влюбленности снова пробудило в ней жажду жизни. Голос вернулся, и с этого момента Зыкина становится очень популярной. Увы, супруги расстались спустя 3 года. Людмила Георгиевна не смогла простить измены мужчины и подала на развод.

Второй брак

Как всякая звезда всесоюзного масштаба, Зыкина часто встречалась с прессой. Любое интервью могло принести певице новый роман, ведь среди корреспондентов всегда много интересных мужчин. Но со своими вторым супругом - фотокорреспондентом «Советского воина» - Людмила Георгиевна познакомилась запросто, в троллейбусе. Евгений Свалов смог зажечь огонь в широкой душе русской народной певицы, но не смог сам быть долго верным этой любви. И снова из-за измены брак распался.

Третий брак и конфликт интересов

Перед тем, как третий раз пойти в ЗАГС, Зыкина долго испытывала потенциального супруга. Профессиональный переводчик Владимир Котелкин какое-то время обучал Зыкину английскому языку. Учеба вечно занятой артистке давалась с трудом; времени на прилежную зубрежку катастрофически не хватало. Зато отношения с преподавателем очень скоро вышли за рамки профессиональных. Тщательно взвесив все «за» и «против», Зыкина в третий раз вышла замуж спустя 3 года после знакомства с Котелкиным.

Такое долгое обдумывание тоже не дало хороших результатов, ведь супруги не достигли взаимопонимания в самом главном вопросе. Владимир Петрович хотел видеть свою жену дома, в кругу семьи, окруженную детьми. Для Зыкиной такая жизнь была невозможной. Народная любимица всегда находилась в разъездах и очень редко бывала дома. Их брак вскоре распался. Зыкина так никогда и не родила детей, считая, что из-за своего образа жизни не сможет дать того тепла и участия, которого требует воспитание счастливой личности.

Большая любовь

Четвертый супруг Виктор Гридин оказался из той же среды, что и сама певица. Он был баянистом и, как никто другой, мог понять душу певицы. Зыкина пригласила Гридина в свой только создающийся ансамбль «Россия». Музыкант с радостью принял это приглашение и приложил максимум усилий, чтобы проект состоялся. Затем между ними зародились более интимные чувства. Гридин ради Зыкиной ушел из семьи.

Зыкина не стала на этот раз расписываться с возлюбленным, полагая, что подпись в документе не поможет спасти отношения, если им суждено угаснуть. Вместе они прожили целых 17 лет, несмотря на то, что Гридин был моложе гражданской супруги на 14 лет. В какой-то период Людмила Георгиевна ощутила, что у супруга появилась новая любовь, и просто отпустила его. Новой возлюбленной бывшего мужа стала участница ансамбля Зыкиной, Надежда Крыгина.

Исполнительница русских народных песен Людмила Зыкина – звезда, без которой представить советскую эстраду попросту невозможно. Она была любима и почитаема во многих странах мира.

«Великанша с добрым сердцем», как ее ласково называли в Японии, была удивительно талантливой и доброй женщиной. За время своей продолжительной творческой карьеры певица внесла неоценимый вклад в развитие российского музыкального искусства.

Родилась Людмила Георгиевна Зыкина в 1929 году, в простой семье. Родители очень много работали: мама трудилась санитаркой, отец был рабочим. В итоге девочка была предоставлена самой себе. Но «воспитанная улицей», она смогла остаться добрым, внимательным человеком. Мама с детства приучала Зыкину к труду, и девочка с радостью старалась помогать, выполняя практически любую работу по дому.

Музыка, и в особенности пение, были близки Людмиле Зыкиной с самого детства. Ее бабушка и мама обладали прекрасными голосами, отец играл на нескольких музыкальных инструментах. Поэтому не удивительно, что Люда начала петь еще в раннем возрасте. Но хотя это ей нравилось, Людмила не планировала связывать судьбу со сценой. Она хотела быть летчицей.

Война прервала счастливое детство. В 12 лет Людмила, стараясь помочь родителям, устроилась на завод. Благодаря упорству и врожденной смекалке, работая наравне со взрослыми, она довольно быстро стала токарем высшего разряда.

Начало карьеры

В первые послевоенные годы Зыкина училась в школе трудовой молодежи, работала санитаркой, швеей. А потом случайно узнала о всероссийском конкурсе молодых певцов. И она решила попробовать свои силы. Конкурс проводился не случайно: народному хору имени Пятницкого требовались исполнители. Все было очень серьезно: на одно место претендовало более полутора тысяч человек.

Но волею судьбы одно из вакантных мест досталось именно Людмиле Зыкиной. Она, восемнадцатилетняя девушка, не имеющая специального образования, поразила строгую комиссию своим невероятным талантом. Так Людмила стала солисткой крупнейшего российского хора. Ее карьера только начиналась, и во многом хор стал для нее школой, в которой она училась петь.

Биография Людмилы Зыкиной полна печальных моментов, которые способны сломить человека. Одна из самых больших трагедий в жизни певицы – внезапная, скоропостижная смерть матери в 1949 году. Это стало для девушки настоящим потрясением, от которого она долго не могла оправиться. Более чем на год она просто потеряла голос, даже говорить не могла нормально. Разумеется, о работе в хоре пришлось забыть.

Но нужно было жить дальше. Забыв о пении, девушка устроилась на работу в типографию. Постепенно голос возвращался, и Людмила стала задумываться о возвращении на сцену. Она начинает работать в хоре русской песни Всесоюзного радио. Именно тогда Зыкина впервые начала ездить на зарубежные гастроли. Первая поездка за границу, в Индию, запомнилась певице на всю жизнь.

Всенародное признание

В 1960 году Людмила Георгиевна становится артисткой Москонцерта, и именно это время называют началом ее сольной карьеры. Это были ее лучшие годы. Зыкина становится лауреатом огромного количества творческих конкурсов, активно гастролирует не только по России, но и далеко за ее пределами. Ее концерты проходили более чем в 90 странах. Певица выступала даже на Северном полюсе для полярников.

Песенный репертуар Зыкиной насчитывал более двух тысяч произведений. Ее пластинки расходились огромными тиражами, их общее количество превышает 6 млн. экземпляров. Людмила Георгиевна становится настоящей любимицей публики – истинная русская красавица, высокая и статная, обладающая волшебным голосом.

Гораздо позже, в 1969 году, исполнительница пошла учиться – несмотря на имеющийся опыт и славу, она хотела получить специальное образование. Людмила Зыкина окончила музыкальное училище, а затем – Государственный музыкально-педагогический институт им. Гнесиных.

Все привыкли воспринимать Людмилу Зыкину исключительно как певицу. А между тем талант ее был уникален и многогранен. Зыкина снялась в нескольких документальных картинах, более чем в 20 фильмах-концертах. Также она является автором нескольких книг:

• «Песня».
• «На перекрестке встреч».
• «Течет моя Волга».
• «Я люблю вас».

Педагогическая деятельность и награды

Несмотря на постоянную занятость, Людмила Георгиевна находила время для и педагогической работы. С 1989 года она была доцентом в Московском государственном институте культуры, затем – в Российской академии музыки им. Гнесиных. Неоднократно была членом жюри многих песенных конкурсов, проводимых в разных странах.

Людмила Зыкина является лауреатом Ленинской и Государственной премий, обладательницей огромного количества званий и наград (полный перечень предлагает Википедия). Примечательно, что впервые звания народной артистки она была удостоена в Азербайджане в 1972 г. И только спустя год стала народной артисткой СССР.

Семья

Личная жизнь Людмилы Зыкиной была достаточно насыщенной. Советская и российская певица всегда привлекала внимание мужчин – и всегда наслаждалась им. Но, тем не менее, в своих интервью Зыкина неоднократно признавалась, что ни одного из своих четверых мужей на самом деле искренне не любила.

Первый раз замуж певица вышла достаточно рано – в 22 года. Ее мужем стал инженер Владлен Позднов. Именно его измену напророчил исполнительнице старик-гадальщик в Индии. И оказался прав: муж на самом деле изменял. Такого она простить не могла – и брак распался. Это время было крайне тяжелым, и не только из-за разрыва отношений.

Зыкина была беременна, но, к сожалению, беременность оказалась внематочной. Срочно сделанная операция сказалась негативно – певица больше не могла иметь детей. Об этом Зыкина сильно сожалела. Но в то же время говорила, то ребенок – это большая ответственность. Ему нужны забота и терпение, а в ее напряженном гастрольном графике отсутствовало свободное время, которое можно было бы посвятить воспитанию детей.

Вторым мужем Зыкиной стал фотокорреспондент Евгений Свалов. Отношения развивались стремительно, и вскоре они стали мужем и женой. Но и этот брак не принес счастья – причиной развода опять стала измена мужа.

Казалось бы, третий брак мог все изменить. Переводчик Владимир Котелкин долгое время, около трех лет, ухаживал за певицей. Он буквально обожал свою звездную супругу, прилагал все усилия для того, чтобы она была счастлива. Он учил ее английскому языку, помогал писать книгу. Вот только было одно весомое «но». Мужчина хотел настоящую семью – жену, которая ждет его дома, и детей. А Зыкина постоянно была на концертах, много гастролировала. Она не могла просто бросить все и сидеть дома. Спустя 10 лет они расстались.

Четвертый брак Зыкиной стал самым продолжительным. Аккордеонист Виктор Гридин был существенно, на 14 лет, моложе Людмилы Георгиевны, но это совершенно не мешало отношениям. Они были из одной среды – оба безумно влюблены в музыку. Вот только даже эта близость не смогла спасти отношения – после 17 лет совместной жизни Гридин завел молодую любовницу. А этого Зыкина простить не могла.

Приписывают Зыкиной и многочисленные романы. Так, ее покровителем долгое время был генерал-лейтенант Филиппенко Николай Михайлович. Именно он дарил Зыкиной бриллианты, которые певица так любила. Долгое время ей приписывали отношения с Алексеем Косыгиным, председателем Совета министров СССР.

Уже в преклонном возрасте Людмила Георгиевна подтвердила слухи об отношениях с Михаилом Кизиным. Разница в возрасте была огромной – 40 лет, и многие говорили, что Кизин попросту использует певицу. Кроме того, были у нее отношения и с психотерапевтом Виктором Константиновым.

Последние дни

В июне 2009 года в Кремле состоялся торжественный прием в честь 80-летия великой русской певицы. Здесь Людмилу Георгиевну поздравляли все: первая леди страны, министры, политики, знаменитые деятели культуры. А спустя некоторое время она почувствовала себя плохо.

Сестра Людмилы Зыкиной говорила, что на протяжении многих лет певица страдала сахарным диабетом, на его фоне развилось еще несколько серьезных заболеваний. 25 июня Зыкину в тяжелом состоянии доставили в больницу. Здесь, в реанимации, она перенесла инфаркт. А 1 июля великой певицы не стало. Причина смерти – острая сердечно-почечная недостаточность. Автор: Людмила Зыкина

				: неверное или отсутствующее изображение

Художественный руководитель и солистка Государственного академического русского народного ансамбля «Россия» ( -).

Биография

Юность

Людмила Зыкина родилась 10 июня 1929 года в Москве в семье рабочих. Мать - Екатерина Васильевна (1902-1950) работала санитаркой в военном госпитале. Отец - Георгий Петрович Зыкин (1899-1956) рабочим. В семье кроме Людмилы был ещё брат Александр.

Творческая карьера

В 1957 году Зыкина стала лауреатом Шестого фестиваля молодежи и студентов в Москве а в 1960 году - победительницей Всероссийского конкурса артистов эстрады.

В 1968 году Л. Г. Зыкина исполнила вокальную партию в «Поэтории» Родиона Щедрина.

Помимо России, Зыкина была популярна во всех республиках СССР и во многих странах мира. В 1972 году Гейдар Алиев , бывший тогда 1-м секретарём ЦК КП Азербайджана, поздравил известную певицу со званием Народная артистка Азербайджанской ССР.

Прощание с Людмилой Зыкиной проходило 3 июля 2009 года в Концертном зале имени П. И. Чайковского в Москве. Отпевание состоялось 4 июля 2009 года в Храме Христа Спасителя . С воинскими почестями певицу похоронили 4 июля 2009 года на Новодевичьем кладбище в Москве рядом с могилой Галины Улановой .

В августе рядом с Л. Г. Зыкиной похоронили Сергея Михалкова .

Личная жизнь

Людмила Зыкина была замужем четыре раза.

Первый раз замуж она вышла в 22 года за инженера автозавода имени Лихачёва - Владлена Позднова.

Вторым супругом певицы стал фотокорреспондент журнала «Советский воин» Евгений Свалов.

Третий супруг - преподаватель иностранных языков, переводчик и журналист Владимир Петрович Котёлкин.

Детей у Людмилы Зыкиной не было. Сама певица на этот счёт говорила, что хотела иметь детей, но всегда считала, что ребёнок - это личность, требующая огромного внимания, которое она из-за постоянных гастролей дать не могла.

Когда у Зыкиной погибла мать, певица лишилась голоса на один год.

Дискография

Виниловые пластинки

Общий тираж выпущенных пластинок с песнями Людмилы Зыкиной превышает 6 000 000 экз.

CD

• Течёт река Волга, Союз , г. Выпущен к 50-летию творческой деятельности.
• А любовь всё жива, Мелодия , 1996 г.
• Любовь моя, моя Россия (Людмила Зыкина, Виктор Гридин , Владимир Красноярцев, ГАРНА «Россия»), Great Hall (лейбл), г.
• Grand Collection. Людмила Зыкина, Квадро-Диск , г.
• Я люблю Вас… Людмила Зыкина. Антология вокального искусства. Коллекция на 20 дисках. Региональный благотворительный общественный фонд «Фонд Людмилы Зыкиной», г.
• Великие исполнители России XX века. Людмила Зыкина, диск 1, 2, Moroz Records , 2004 г.
• Людмила Зыкина. Любимые песни, Парк-Рекордз, 2004 г.
• Отчалившая Русь (Людмила Зыкина, Михаил Кизин , ГАРНА «Россия»), Парк-Рекордз, 2004 г.
• Людмила Зыкина. 60 лет Победы, Парк-Рекордз, г.
• О, мой Бог… (Людмила Зыкина, ГАРНА «Россия», Михаил Кизин), Парк-Рекордз, 2005 г.
• 100 русских народных песен (Людмила Зыкина, ГАРНА «Россия»), часть 1, 2, Мистерия Звука , 2005 г.
• Серия «MP3 Коллекция. Антология вокального искусства». Людмила Зыкина, CD 1, 2, 3, 4, РАО , Первое Музыкальное Издательство , РМГ Рекордз , г.
• Людмила Зыкина. Русские народные песни, часть 1, 2, ООО «Бомба Мьюзик», г.

Дополнительные факты

Песенный репертуар

В репертуаре Людмилы Зыкиной было более 2 тысяч русских народных песен, произведений современных композиторов, русских романсов, а также песни народов мира. Записаны дуэты с Юлианом, Марком Алмондом, Николаем Расторгуевым, Михаилом Кизиным. В г. Л. Г. Зыкина исполнила вокальную партию в «Поэтории» Родиона Щедрина . В юбилейном г. принимала участие в исполнении ещё одного сочинения Родиона Щедрина - оратории «Ленин в сердце народном». Это произведение было удостоено Государственной премии СССР. Кроме того, в разные годы Людмилой Зыкиной были созданы тематические концертные программы: «Тебе, женщина», «Вам, ветераны», «Вечер русской песни и романса», «Русские народные песни», «Героям космоса посвящается», «Лишь ты смогла, моя Россия» и целый ряд других.

Заслуги

Государственные награды Российской Федерации и СССР

• - статья в Лентапедии . 2012 год.

Отрывок, характеризующий Зыкина, Людмила Георгиевна

Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d"?uvr"ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s"wird was gescheites d"raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.

Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d"autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.

Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.