Джон Фридман: биография. Русский американец джон фридман – А какое впечатление Джон произвел на вас
Биография
Является автором первой монографии о Николае Эрдмане в США (Silence’s Roar, The Life and Drama of Nikolai Erdman, 1992). Впервые перевёл на английский язык Сухово-Кобылина . Является автором книг об Эрдмане, в соавторстве с Камой Гинкасом написана книга Provoking Theater (Provoking Theater: Kama Ginkas Directs, 2003). Пишет сценарии (в 2001 году совместно с Евгением Лунгиным написал сценарий полнометражного художественного фильма «Allegro moderato»), переводит пьесы современных российских драматургов, российские фильмы на английский язык и наоборот.
Напишите отзыв о статье "Фридман, Джон"
Ссылки
Это интересно
В год Джон Фридман смотрит до 150 спектаклей.
Выступления/Интервью
Библиография
- John Freedman: Silence’s Roar: The Life and Drama of Nikolai Erdman: Mosaic Press, 1994. - 240 pages: ISBN 0-88-962489-5 : ISBN 978-0-88-962489-4 .
- John Freedman: Moscow Performances: The New Russian Theater 1991-1996: Routledge, 1998. - 295 pages: ISBN 9057021803 : ISBN 978-9057021800 .
- John Freedman: Moscow Performances II: The 1996-1997 Season: Routledge, 1998. - 140 pages: ISBN 9057550830 : ISBN 978-9057550836 .
- Kama Ginkas and John Freedman: Provoking Theater: Kama Ginkas Directs: Smith & Kraus, 2003. - 340 pages: ISBN 1-575-25332-1 : ISBN 978-1575253329 .
Отрывок, характеризующий Фридман, Джон
На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Джон Фридман, американский искусствовед, писатель, профессор Гарвардского университета. Но ради любимой он остался в России.
– Оксана, как вы познакомились с будущим мужем?
– Джон увидел меня в спектакле «Дорогая Елена Сергеевна» . Знаете, когда я была моложе, мне почему-то предлагали возрастные роли: в свои 25 я играла 42-летнюю героиню. У нас был очень жесткий, можно сказать, натуралистичный спектакль. Посмотрев его, моя мама даже выставила мне ультиматум: или я прекращаю играть в этой постановке, или домой могу не возвращаться. Тогда я выбрала сцену и несколько месяцев жила у друзей. А вот Джон ходил на этот спектакль раз сорок ради того, чтобы меня увидеть!
– Чем же вы его покорили?
– Говорит, что его потрясла моя игра. А еще он запомнил, как после спектакля я сидела и барабанила пальцами по столу. Долго глядя на них, он почему-то влюбился в мои пальцы. Во всяком случае, так говорит (смеется ).
– А какое впечатление Джон произвел на вас?
– Трудно передать словами! Сразу почувствовав опасность, я полгода его избегала, а Джон преследовал меня, как настоящий охотник (смеется ). Но однажды общий приятель пригласил нас на день рождения, и вот тут произошел перелом в отношениях. Я поняла, что от судьбы не убежишь! Через полгода мы поженились и вот уже 24 года вместе.
Секрет семейного счастья: мы одновременно живем и общей, и отдельной жизнью, стараясь беречь творческое пространство друг друга.
– Не страшно было выходить замуж за иностранца?
– Скорее, страшно было моим родителям. Они не понимали, почему дочь выходит за американца! Но как только увидели Джона, все вопросы и сомнения отпали. Они сразу поняли, что Джон – мой человек. Вернее, наш человек! Дело не в том, на каком языке говорят люди. Любовь – это алхимия. Есть вещи неуловимые, объяснить которые невозможно. И это прекрасно!
– А как американский писатель Джон Фридман оказался в России?
– Он любит нашу страну. Джон родился в Калифорнии и в детстве прочитал «Войну и мир» на английском языке, чтобы доказать учительнице, что он не оболтус, который ничем не интересуется. Этот роман его покорил, и Джон всерьез увлекся русским языком и литературой: перечитал всего Толстого, Достоевского, Гоголя, Тургенева, Чехова. В Москву приехал собирать материалы для докторской диссертации, посвященной творчеству Николая Эрдмана. А по вечерам ходил в театр – так мы и нашли друг друга.
– А у вас не было мысли перебраться в Америку?
– Разные мысли были… Когда мы только поженились, встал вопрос о том, где нам жить. Джон сказал, что верит в меня как актрису, и что мне лучше остаться там, где я чувствую себя свободной. Для актерской импровизации мне необходима та степень свободы, которая есть у меня только в России. «А заниматься писательским творчеством можно везде», – сказал Джон. Поэтому мы живем в Москве. На самом деле у нас все просто: мой дом там, где Джон, а его – там, где я.
Джон Фридман о супруге: «Я влюбился в Оксану с первого взгляда. Это самая необыкновенная женщина на свете! В среде коллег она не похожа на обычных актеров, среди женщин – не похожа на обычных женщин, среди русских – не похожа на русских, среди иностранцев – не похожа и на иностранцев. Она всегда сама по себе. Это потрясающе!»
– И какой он, ваш дом?
– В нем нет новомодного дизайна. Наша гордость – огромная библиотека. К тому же мы с Джоном – страстные коллекционеры современной живописи, картины у нас повсюду – в гостиной, спальне, в холле.
– Вы оба – творческие люди. Как решаете бытовые проблемы?
– С бытом все неоднозначно (смеется ). Но мы относимся к этому легко. У кого есть свободное время, тот и занимается бытовыми проблемами. Но все-таки больше делает Джон. Он мне даже пылесосить не дает!
– Создается впечатление, что в последнее время вы меньше снимаетесь в кино. Неужели вам, актрисе экстра-класса, предлагают мало ролей?
– Предлагать-то предлагают, да все какое-то однотипное. А мне нужно, чтобы было, что играть. Когда я кого-то интересую, это, как правило, означает, что нужен или рост, или длинный нос, или другие внешние данные. А мне должно быть интересно самой.
– Вы очень артистичны! Кажется, каждая прожитая секунда для вас – это театр. А дома вы играете?
– В жизни стараюсь не играть. Кому-то могу показаться даже скучной. Существует некий стереотип: «Раз ты артистка, давай покажи нам!» Когда мне хорошо, когда я в согласии с собой, то могу и рассмешить. А вообще я больше люблю наблюдать, созерцать, по природе своей я отшельница. Джон меня понимает, создает все условия для того, чтобы я могла побыть наедине с собой, собрать себя в кучку, позаниматься, набраться сил.
– Трудно, наверное, Джону с вами?
– Не знаю. Как-то он сказал: «Не трудно – невозможно. Но интересно (смеется )».
Факты об Оксане Мысиной и Джоне Фридмане
Факт № 1. Оксана Мысина – солистка группы «Окси-Рокс ». Окончив Высшее музыкальное училище им. Гнесиных по классу альта, она играет на нескольких музыкальных инструментах, в том числе на трубе.
Факт № 2. Супруги любят проводить отпуск в Америке, путешествуя по стране на машине.
Факт № 3. Джон пишет книги, переводит на английский современных российских авторов, делает обзоры премьер российских театров.
Беседовала Елена Чайкина
Марина Тимашева: Актриса Оксана Мысина и ее супруг, Джон Фридман - американский журналист, работающий в России, - рассказывали Павлу Ходасевичу про сотрудничество с американским театром ""Double Edge"" и его руководителем Стейси Клайн.
Оксана Мысина: Они нас пригласили посмотреть их спектакль в театре ""Double Edge"", недалеко от Нью-Йорка, это театр на ферме. Мы приехали, увидели этот городок, пришли на спектакль и смотрели этот спектакль в течение трех или четырех дней каждый день. Спектакль очень менялся. Например, на третий день пошел проливной дождь и те сцены, которые должны были быть вне помещения, на улице..... Мы посмотрели эти три спектакля и после третьего Стейси Клайн, режиссер, подходит ко мне и говорит: ""тебе понравилось?"" Я говорю: ""Да, очень интересно"". Она говорит: ""Ну, завтра ты будешь играть в нашем спектакле"". Меня вызвали к 11-ти, дали мне скрипку и сказали: ""Вот все скрипичные партии, можешь сыграть сегодня вечером"". Там профессиональные очень хорошие музыканты, кто-то закончил Бостонскую консерваторию, в общем - профессионалы. Они дали мне ноты и мы вместе стали разучивать что-то. Мне было безумно страшно, но каким-то образом от страха я запомнила эти скрипичные партии. Дальше я помню, что в темноте меня хватали за руки музыканты, тащили меня по каким-то кустам во время дождя, по каким-то канавам, мы где-то прятались, потом бежали на какую-то гору. Там для зрителей - безумно красивые, загадочные атмосферные вещи, и музыка должна звучать откуда-то из неведомой точки. Я помню, что такой был переизбыток адреналина и счастья, что после спектакля Стейси сказала: ""Ну, если тебе понравилось у нас, может быть, на следующий год приедете"". Джону было предложено написать книгу об этом театре, поэтому нас пригласили вдвоем.
Павел Ходасевич: Оксана и Джон уже целенаправленно приехали в театр ""Double Edge"" для работы над новым театральным проектом под названием ""Жар-Птица"", навеянном музыкой к балету Игоря Стравинского и произведениями Марка Шагала.
Что ты привезла в душе из Америки, Оксана?
Оксана Мысина: Я думала, я такой закаленный монстр, крутая девица, которая много чего повидала в профессии, оказалось, что с меня содрали все там, я приехала с оголенной душой, готовая начинать все с нуля, как в студенческое время. Я думала, я приеду, я их там научу русскому театру.... А выяснилось, что это взаимопроникновение было таким мощным, что я не знаю, чему я научила их, но то, что они научили меня как в Америке работают... Нет там такого понятия, что ты что-то знаешь. В каждой новой работе начинаешь доказывать каждую секунду, что ты имеешь право находиться на сцене. Это было потрясающе - я рыдала, я плакала...
Джон Фридман: Скажи, сколько раз ты хотела вернуться в Москву.
Оксана Мысина: В течение двух месяцев адский был труд, но мы сыграли 23 спектакля, были распроданы все билеты, это был огромный успех и американцы научились говорить по-русски, петь по-русски многоголосье, различные хоралы...
Джон Фридман: Не только по русски, по-болгарски и по-украински
Оксана Мысина: Да, по-испански мы пели, и это был спектакль на основе ""Жар-Птицы"".
Джон Фридман: Надо сказать, что театр называется ""Double Edge"" - ""Двойное лезвие"" - и у этого театра очень тесные и давние отношения с польским театром, с театром Гратовского и других учеников и актеров Гратовского. Как в этом театре работают, так и у Гратовского работали. Искусство - это жизнь, нет ощущения, что я прихожу в театр. Это находится на ферме, в городке маленьком старинном, красивом очень городке, и они живут на этой же ферме, где они тренируются, где они играют, где он делают все - кушают, готовят ужин, и так далее.. 24 часа они включены в работу этого театра, поэтому это театр очень непохож на другие американские театры, и делать какие-то выводы по поводу американского театра из этого театра никак нельзя, это абсолютно другое существование. В других театрах профсоюз не позволяет репетировать больше, чем 3 часа без перерыва, спектакль не может идти больше 2,5 часов без разрешения профсоюза. Оксана вставала в 8 утра, была на ферме в 10 утра и очень часто там была до часу ночи. Без перерыва. Правда, кормили очень хорошо. У основателя этого театра Стейси Клайн в крови славянская культура, она это чувствует, любит, ее бабушка говорила по-русски с ней, поэтому она это все ощущает и чувствует, но не знает, просто как-то шкурой это чувствует. Она очень любит Шагала. Она создала этот театр 28 лет назад и чуть ли не в первом спектакле она уже пользовалась картинами Шагала. И она в прошлом году решила делать такой цикл этник-спектаклей под влиянием Шагала. В прошлом году они сделали спектакль ""1001 ночь"", в этом году - ""Жар-Птица"". Шагал делал иллюстрации к ""1001 ночи"" и он делал декорации для балета ""Жар-Птица"". Но это на поверхности имеет мало чего общего с Шагалом - он как бы вдохновляет.
Павел Ходасевич: Пока актриса Оксана Мысина с утра до ночи репетировала, писатель Джон Фридман вместе с Стейси Клайн делал заготовки к будущей книге о ее удивительном театре ""Double Edge"".
Джон Фридман: Это, в принципе, книга о Стейси Класн, о женщине, которая создала этот театр, это ее книга будет, я ей только помогаю эту книгу писать. Она, в самом хорошем смысле слова, очень закрытый человек и, чтобы раскрываться, ей нужен или театр или, если не театр, то нужны другие люди, чтобы ей помогать открываться. Я думаю, что они читали или видели книгу, которую я сделал с Камой Мироновичем Гинкасом. Здесь, в Москве, выпустили на английском языке очень хорошую книгу, где мы с Камой Мироновичем рассказали историю его жизни и творчества. Может быть, Стейси почувствовала, что она со мной тоже может что-то такое сделать. Мы встречались почти каждый день, я ее записывал на пленки, задавал вопросы, вступал иногда в полемику с ней. Все лето я ее записывал. Это - сырье для книги. Мне нужно будет брать весь этот материал - 40-50 часов - и из этого я буду делать книгу. Это не просто будут разговоры, это будет что-то другое.
Павел Ходасевич: Почему ты взялся за эту книгу, это действительно выдающийся театр и выдающаяся женщина?
Джон Фридман: Я не хочу сказать, что выдающаяся, я могу сказать, что уникальнейшая. Люди работают в этом театре, занимаются тем, чем никто не занимается в Америке, это не коммерция, это не карьера, это люди, которые занимаются искусством и видят в себе художника. Они собирают людей со всего мира - из Аргентины, Польши, Болгарии, Англии, люди со всего мира приезжают на эту ферму, чтобы заниматься искусством. Это удивительная вещь, мне это очень нравится, это настолько не по-американски, что это сразу запало. Ты можешь представить себе, что я, как американец, который прожил уже очень много лет заграницей, в России (я уже 22 года живу в России), я все время пишу о русском театре, живу в русской культуре, в русском обществе, высказываюсь всегда по поводу русского искусства, русского театра, русской драматургии, и у меня накопилось уже очень много чего, что я хочу сказать об Америке. Эта книга для меня лично - возможность высказаться по поводу моей собственной родины. Стейси это прекрасно знает, и она не только об этом знает, но она это очень приветствует. Эта книга - возможность для нас обоих что-то сказать о себе, о творчестве, об Америке. О Польше и славянской культуре тоже, потому что, как я говорил, она очень связана с польским театром.
Павел Ходасевич: ""Это не по-американски"", - сказал Джон, и, Оксана, я тебе адресую вопрос подобный: в чем отличие школы твоей, в которой ты жила всю жизнь практически, от школы той?
Оксана Мысина: Например, у нас не карают актеров за то, что они задают вопросы во время репетиции, наоборот, режиссеры любят, когда актеры задают вопросы, они вступают с актером в диалог. На первой же репетиции, когда я сказала, что мне что-то непонятно, Стейси на меня посмотрела таким огненным взглядом, что я просто была парализована, и актеры все тоже на меня так посмотрели, как будто я камень бросила в лицо кому-то. И я затаилась, ушла в себя и начала потихоньку, со скипом, с трудом входить в другой метод, который заключается в том, что когда ты задаешь вопросы, ты задаешь их не режиссеру, ты задаешь их себе. Дальше они у тебя накапливаются, дальше ты хочешь удариться головой об стенку, вместо этого ты что-то начинаешь пробовать и это вырастает в некую импровизацию. Например, мы сделали очень много всяких этюдов, из которых, может быть, только крупицы вошли в спектакль, но вся эта работа была нужна для твоего собственного развития, во всяком случае я это так о себе говорю. И я просто вспоминаю, что там актеры умеют делать. Они все могут летать в воздухе. В этом помещении развешаны такие ткани, они передвигаются от одной стены к другой на этой ткани, они висят, держась мизинцами за какие-то крючки, они висят на стенах, они могут с огромной высоты упасть в абсолютно расслабленном состоянии, не удариться, дальше встать и что-то сделать. Они работают над телом, они владеют как животные, как тигры, как коты собственным телом. Это в русском театре приветствуется, но в реальности этого мало - в основном, люди пользуются словами, чтобы выразить что-то. Здесь совершенно другой взгляд на это.
Джон Фридман: Очень сильное в этом театре начало - уличный театр. Аргентинец, который сейчас является мужем Стейси, его зовут Карлос, он очень известный был уличный артист в Аргентине.
Павел Ходасевич: Судя по всему, в работе над спектаклем ""Жар- Птица"" в театре ""Double Edge"" было немало парадоксальных ситуаций. Но главный парадокс состоял в том, что в начале работы над спектаклем не было никакой пьесы - она была создана в процессе репетиций, на основе этюдов и упражнений этой замечательной театральной команды. И написал пьесу Джон Фридман.
Джон Фридман: Работал я со Стейси каждый день, мы встречались, записывались, разговаривали. И, вдруг, она говорит: ""Ты хочешь приходить на репетиции?"". Я говорю: ""Не очень, времени-то нет"". Я же знаю, что они начинают в 10 утра, заканчивают в час ночи. Когда я буду работать, писать? Она говорит: ""Дело просто в том, что нам нужна некоторая помощь, потому что пьеса как-то не складывается"". Надо сказать про этот театр, что они не берут текст, его разучивают и играют, они сами придумывают все спектакли, которые они делают. У них к этому времени были некоторые отдельные сцены, были тексты для этих сцен и там написано, что вот здесь мы говорим, об этом и об этом. Если были какие-то диалоги, то они были очень примитивные, глупенькие, и нужно было кому-то этим заниматься. Поэтому я на две недели отбросил книгу, вообще мы со Стейси не встречались, и каждый день я ходил в первой половине дня на репетиции, смотрел, что они делали, потом шел домой, вечером сидел перед компьютером и все это дорабатывал, придавал форму.
Оксана Мысина: Это он немножко прибедняется. Я видела, как горели глаза у Джона. Когда я приходила, он говорил: ""Я написал монолог! Это Шекспир! Послушай!""
Джон Фридман: Никогда я так не говорил!
Оксана Мысина: Не говорил, не говорил, это я говорю - это просто Шекспир. И он мне говорил: ""Никто не поймет, но я там веду полемику с Шекспиром, у меня здесь игра слов. Это никто не поймет, но это не важно - я это знаю"". Это был кайф.
Павел Ходасевич: Оксана, поскольку там была Вавилонская башня, то есть люди отовсюду, интересно, как уживались разные менталитеты людские?
Оксана Мысина: Мы очень дружили, нам безумно было интересно общаться. Карлос, который из Аргентины (представляешь, это другая часть мира!), у него был уличный театр там, и он рассказывал про историю этого театра, как они играли театр в метро, это был знаменитый спектакль, где они разыгрывали такую сцену, как будто девушка и парень влюбились и тут же решили пожениться. И тут же находился какой-то священник, и вся эта импровизация заканчивалась тем, что все метро вместе с ними танцевало и праздновало эту свадьбу. Девочка из Болгарии была замечательная, Милена, которая никогда раньше театром не занималась и пришла в этот театр почти случайно. И, вдруг, проявила такие актерские способности, принесла какие-то болгарские песни, какие-то наговоры. Даже я выучила такой распев на болгарском языке, очень красивый.
Павел Ходасевич: Спой!
(Оксана Мысина поет по-болгарски)
Джон Фридман называет Россию "страной, у которой непростые отношения с собственной судьбой". Впрочем, его судьбу она уже изменила навсегда, превратив юношу из американского захолустья без определенного рода занятий в одного из самых авторитетных современных славистов. Автор нескольких книг о русском театре, блестящий критик и переводчик "новой русской драмы", Джон вот уже двадцать лет живет и работает в Москве. С "русским американцем" встретились .
У него в коридоре развешаны фотографии из семейного архива Фридманов. "Это бабушка моя", – показывает Джон. Рядом с ней – двухлетний мальчуган, олицетворяющий Новый год. Это он сам на снимке 1956 года.
Кто он, американский москвич или московский американец, Джон так и не определился. В России живет уже больше двадцати лет, говорит почти без акцента, переводит современных драматургов и пишет о русском театре.
"Я перевел больше тридцати пьес за последние десять лет. Большую часть пьес я перевел, потому что я влюбился в них, сидя в зале", – признается он.
Джон ходит в театр, как на работу. Записная книжка вся исписана названиями спектаклей. Среди любимчиков – "Мастерская Петра Фоменко", "Сатирикон", МТЮЗ.
С его легкой руки в американском Балтиморе идут сезоны "новой русской драматургии". Имена Максима Курочкина, братьев Пресняковых, Ольги Мухиной, Юрия Клавдиева известны за океаном не меньше, чем на Родине.
"Все эти русские писатели пишут именно о том, о чем все люди знают, но знают плохо. Они знают это по школе, но головой не понимают", – поясняет Фридман.
На полке – собрание сочинений Толстого. "Война и мир" для Джона, как Книга перемен. "Благодаря Толстому попал в Россию, нашел судьбу, жену, и биография у меня появилась", – говорит Фридман.
Посмотрев "Самоубийцу" Эрдмана, он отправился в Россию собирать материал для диссертации. Вначале появилась докторская диссертация, а потом вышла и книга об Эрдмане. Она опередила даже немецких конкурентов.
Уезжая в Россию, Фридман не думал, что задержится на двадцать лет. Сейчас он точно знает – в Москве его дом, семья, дело, друзья. А в Америке...
"В Америке я, в принципе, ничем не занимался. Я работал в книжном магазине, мыл самолеты", – вспоминает он.
Сейчас Джон находит плюсы даже в зашкаливающем минусе: "Выходишь, когда холодно, возникает ощущение, что ты живешь. Что-то крепко берет тебя за ухо, и это приятно. Я это люблю".
"Провокационный театр" – еще один опус Фридмана, вышедший на английском языке. Это совместный труд с Камой Гинкасом. Автор на собственной шкуре испытал, каково быть провокатором.
"В буквальном смысле, Кама Миронович заставил меня плакать, смеяться, краснеть, как настоящего артиста", – рассказывает Джон.
Через час у него состоится свидание с актрисой. Оксана Мысина его любовь с первого взгляда. Они женаты уже двадцать лет. Их совместный юбилей совпал с празднованием двухсотлетия Щепки.
Машине Джон предпочитает московское метро, и его не пугает даже час пик. Это редкий случай – американец и без машины. Но Джон поставил на автомобиле крест еще во время учебы в Бостоне.
Оксана приезжает в театр с репетиции. Несмотря на мороз, Джон ждет ее на стоянке. В театре все, как по сценарию. Оксану сразу окружают журналисты. Одно интервью, второе, третье... Джон стойко пережидает нашествие. "Это всегда происходит, когда мы ходим в театр. Оксана встречает своих друзей, режиссеров, партнеров, других артистов", – заверяет он.
Джон не пишет рецензии на роли Оксаны, не приходит к ней за кулисы после спектакля, не мешает общению с коллегами по цеху. А она не сомневается – Джона Фридмана еще будут преследовать журналисты, как только его книги переведут на русский язык.
Впервые у них один билет на двоих. Первый ряд, пятое место. Для Джона это не проблема. В этот вечер им места хватит.
