Литературный жанр путешествие. «Путешествие» как жанр художественной литературы: вопросы теории Описания путешествий из русской и зарубежной литературе

Исследование культурных связей России и Британии показало не превосходство одной национальной культуры над другой, а их взаимную пользу от обмена духовными ценностями; было раскрыто влияние русской культуры на развитие английской, и наоборот.

Рубеж XIX – XX вв. – время активного взаимодействия России и Великобритании в области культуры. Данный период характеризуется небывалым расцветом русской художественной культуры, ее широким выходом на международную арену.

К концу XIX века и, особенно, в начале XX столетия русская культура и в частности литература получили широкое распространение в Англии. Впервые за всю историю русско-английских культурных взаимоотношений был достигнут паритет, на основе которого стало строиться сотрудничество России и Англии в культурной сфере.

Упоминания о Московии впервые встречаются в британской литературе XVI века, в частности, у Шекспира; в интересах развития торговли совершаются первые попытки изучения русского языка англичанами, появляются первые переводчики.

Интерес к образу России вновь активизируется в связи с событиями русской «смуты» начала XVII в. Лондонские уличные листки публиковали известия о Самозванце, из уст в уста передавались и публиковались рассказы очевидцев.

Сочинения в жанре дневника путешественника или рассказа очевидцев являлись наиболее популярными в Европе XIX – XX вв.; данные труды представляют собой основной исторический источник об образе России в английской литературе.

Раздел 2. Путевые заметки Льюиса Кэрролла о пребывании в России

2.1. Жанровые особенности путевых заметок

Путевые заметки – жанр в художественной литературе не новый, сложившийся уже давно. Он возник на грани фиктивного и эмпирического нарративов. Путешествие придает повествованию в глазах как автора, так и читателя объективный характер, производит реалистический эффект: писатель оказывается одновременно участником событий и сторонним наблюдателем .

Для читателя отчет путешественника – это возможность познакомиться с уровнем жизни, обычаями и нравами людей, которых автор встречает во время своих странствий. Как правило, в путевых заметках происходит открытие чего-то нового, познание неведомого или развенчание традиционных мифов. Причем дорожные описания и рассуждения нередко приобретают исторический и социально-политический угол зрения. Самым ярким и классическим примером развития социально-политических взглядов в художественной литературе, написанной в жанре путешествия, может служить книга Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Также в качестве примера можно привести написанные в форме сатирического памфлета, высмеивающего нравы общества и государства, фантастические путешествия Гулливера английского писателя Джонатана Свифта (жившего, как и Радищев, в эпоху Просвещения).

2.1.1. Признаки путешествия как литературного жанра

Описания странствий известны в мировой литературе с древности. Уже в античности существовало деление описания путешествий по морю – периплы (περίπλος) и по суше – периегезы (περιήγησις). Однако в современном литературоведении до сих пор нет единого мнения относительно границ и признаков путешествия как литературного жанра. В 60-е годы этот вид текстов не определялся в советском литературоведении как жанр. «Краткий словарь литературоведческих терминов» М.П. Венгерова и Л.И. Тимофеева толкует путешествие как «произведение, в котором повествуется о бывшем в действительности или вымышленном путешествии в чужой, неизвестный или малознакомый край. В путешествии описываются наблюдения, впечатления путешественника, его открытия и приключения» . В приведенном определении обозначен лишь предмет изображения, характерный для этой группы текстов.

Следует отметить, что попытки выявить жанровую сущность «путешествия» имеют свою историю. Такую попытку предпринимал Н.Г. Чернышевский, который определял путешествие как жанр, который, «соединяя в себе элементы истории, статистики, государственных наук, естествознания и, приближаясь к так называемой легкой литературе своею формою, как рассказ о личных приключениях, чувствах и мыслях отдельного человека в столкновениях его с другими людьми, – людьми, жизнь которых тем любопытнее для нас, что они живут в условиях иной обстановки, нежели публика, для которой предназначается книга, – путешествие совмещает в самой легкой форме самое богатое и заманчивое содержание. Путешествие – это отчасти роман, отчасти сборник анекдотов, отчасти история, отчасти политика, отчасти естествознание. Каждому читателю дает оно всё, что только хочет найти он» . Данное определение, с одной стороны, не задает границ жанра, а, наоборот, предельно расширяет их, отмечая крайне широкий спектр свойств и особенностей текстов путешествия.

С другой стороны, Н. Чернышевский отмечает наиболее важную черту жанра путешествия – способность синтезировать черты других жанров. Более того, Н. Чернышевский удивительным образом приближается по сути к самым современным литературоведческим характеристикам жанра, делая акценты на его динамизме, открытости, жанровой многосоставности.

Отечественные исследователи жанра путешествия (Н. Маслова, В. Михайлов, М. Шадрина, О. Скибина) в качестве наиболее полного и терминологически корректного называют определение В. Гуминского: «Путешествие – жанр, в основе которого лежит описание путешественником (очевидцем) достоверных сведений о каких-либо, в первую очередь, незнакомых читателю или малоизвестных странах, землях, народах в форме заметок, записок, дневников, журналов, очерков, мемуаров. Помимо собственно познавательных, путешествие может ставить дополнительные – эстетические, политические, публицистические, философские и другие задачи; особый вид литературных путешествий – повествования о вымышленных, воображаемых странствиях <…> с доминирующим идейно-художественным элементом, в той или иной степени следующие описательным принципам построения документального путешествия» . Среди жанрообразующих аспектов формы и содержания путешествий В. Гуминский выделяет «сложное взаимодействие документальных, художественных и фольклорных форм, объединенных образом путешествующего героя (рассказчика)», противопоставление «своего» «чужому», отмечает характерную ориентированность повествования на отношение к родине, которая выступает своеобразным центром произведения.

В числе современных определений жанра путешествий следует отметить то, которое дает в своей диссертации «Эволюция жанра путешествия в произведениях русских писателей XVIII – XIX вв.» (1999 г.) В.А. Михайлов: «Путешествие – жанр художественной литературы, в основе которого лежит описание реального или мнимого перемещения в достоверном (реальном) или вымышленном пространстве путешествующего героя (чаще героя-повествователя), очевидца, описывающего малоизвестные или неизвестные отечественные, иностранные реалии и явления, собственные мысли, чувства и впечатления, возникшие в процессе путешествия, а также повествование о событиях, происходивших в момент путешествия» .

Автор присоединяется, таким образом, к исследователям, безоговорочно относившим жанр путешествия к художественной литературе, который, по мнению Ю. Лотмана, «судить надо по законам художественного текста» .

Однако ряд авторов рассматривают путешествие только как жанр публицистики. Например, Н. Маслова строго делит путешествия на «реальные» и «фантастические» (вымышленные), анализируя при этом только «реальные», документальные путешествия, всецело относя их к публицистике в узком смысле. В путешествиях же «фантастических» сам факт путешествия выступает лишь в качестве литературного приема. К числу жанровых особенностей путешествия Н. Маслова относит «создание целостной картины отображаемой социальной действительности, многосторонность ее описания и активную роль автора-путешественника, очевидца как действующего лица описываемых событий, субъективность авторского подхода» .

Советская литературоведческая традиция, отразившаяся в работах таких исследователей путешествия, как В. Михельсон, В. Канторович, Д. Молдавский, Б. Костелянец, не рассматривала путешествия в качестве отдельного, самостоятельного жанра, касаясь его лишь как разновидности очерка. Н. Маслова спорит со своими предшественниками, исследуя путешествие как самостоятельный жанр. Она остается последовательной в своих научных взглядах и рассматривает путешествие исключительно как жанр публицистики. Предложенное ею деление путешествий исключительно на документально-публицистические и беллетристические, вымышленные, по нашему мнению, сужает границы жанра.

Жанр путешествие - наравне с хроникой - был одной из форм изложения научной литературы (главным образом до середины XIX в.), формой изложения географических и этнографических сведений.

В этом понимании путешествие выходит за пределы изучения художественной литературы и привлекается к историко-литературному анализу. Так, подлежат изучению путешествия античных писателей или "паломничества" раннего средневековья. Однако жанр путешествия как форма изложения во все времена оказывает огромное влияние на развитие художественной литературы, выступая в качестве одного из наиболее распространенных способов композиции в повествовательных и описательных жанрах.

Уже в античной литературе засвидетельствованы две типичных формы художественного путешествия. Путешествие в качестве основного сюжетного стержня авантюрной эпопеи ("Одиссея") и романа как авантюрного, так и нравоописательного, сатирического ("Сатирикон" Петрония), который стремится создать фикцию реальности изображаемого. Наряду с этим путешествие пародийное (Лукиан) построено именно на убеждении читателя в нереальности сообщения.

Как сюжетный стержень путешествие проходит во всех видах авантюрной эпопеи и романа - от пилигримских саг средневековья (путешествие Брандана) через куртуазный роман (поиски св. Грааля) и роман галантно-рыцарский (путешествие Амадиса и других странствующих рыцарей, пародически - путешествие Дон-Кихота). Также через плутовской роман ("скитания" Лазарильо, Жиль-Блаза и др.) и робинзонаду (путешествие Робинзона Крузо). Через роман бытовой нравоописательный (путешествие как основной сюжетный стержень романов Филдинга, Смоллета, Диккенса, Теккерея, Гоголя) и приключенческий (путешествие в романах Марриэта, пародически - путешествия Мюнхгаузена) вплоть до романа научно-популярного (путешествие в романах Жюль Верна) и экзотического (путешествие в романах Стивенсона, Дж. Лондона, Конрада и др.).

Разумеется, вместе с изменениями творческого метода, жанра и стиля меняются и все моменты изображения путешествия. Меняется мотивация путешествия - появляются такие формы как паломничество, торговая поездка, поход. Путешествия дополняются мотивами: исследовательским, образовательным, в поисках работы. Меняется с уточнением географических сведений маршрут путешествий - необычайные приключения переносятся из "Липкого моря" и "Вертящихся островов" средневековья на "белые пятна" карт Америки, Африки, Азии. Меняется характер изображения - в центре интереса стоит необычайность, экзотика приключения (например, путешествия в романе авантюрном, приключенческом, экзотическом), или напротив, обыденное, типическое (например, путешествия в романе нравоописательном и сатирическом). В последнем случае мотив путешествия приобретает характер чисто внешнего фактора, поскольку он дает автору возможность переносить действие из одной среды в другую.

В XVIII-XX веках перенос внимания с внешней среды на переживания героя создает виды литературного путешествия, не свойственного ранним эпохам: например, сентиментальное путешествие (путешествия Стерна, Карамзина), перерастающее в публицистическую форму ("Путешествие из Петербурга в Москву" Радищева), или лирическое путешествие (путешествие Чайльд-Гарольда Байрона).

Близко к этим жанрам примыкает и путешествие как форма "воспитательного романа" ("Вильгельм Мейстер" Гёте, "Гейнрих фон Офтердинген" Новалиса). Во всех этих видах романа впечатления путешествия интересуют автора не сами по себе, но лишь теми переживаниями, которые они пробуждают "в душе героя".

Другая линия литературного использования путешествия - "вымышленное путешествие" (voyage imaginaire) - создает одну из распространенных форм романа утопического и сатирического, начиная от Сирано де Бержерака и Вольтера и кончая Г. Уэлльсом. И здесь общей является лишь внешняя схема путешествия, конкретное же ее содержание бесконечно изменяется.

Наряду с повествовательными жанрами путешествие широко используется в описательных жанрах - от излюбленных "прогулок" ложноклассической и сентиментальной поэзии (Брокес, Делиль, кладбищенская поэзия).

Таким образом, мы видим, что литературное путешествие возникает как жанр в XVIII веке на основе эволюции "хожений" в путевые записки, на дальнейшее развитие жанра влияют европейские образцы литературного путешествия. Впоследствии в XIX веке жанр продолжает развитие в форме дневниковых эпистолярных и мемуарных путевых записок художественного или художественно-публицистического характера (в зависимости от функциональной значимости текста и от особенностей предмета изложения).

Страница 1

При отъезде из России Кюхельбекер получил от друзей из Вольного общества любителей российской словесности задание: регулярно присылать им письма о самых ярких европейских впечатлениях. Поэт выполнил обещание: из-за границы пришло множество стихотворений, адресованных любимым друзьям, а также цикл публицистических писем «Путешествие по Европе». Работа над произведением была закончена уже в России – в имении сестры Закупе. Кюхельбекер намеревался издать «Путешествие», но, видимо, не нашел издателя, желавшего купить рукопись. В 1824-25 гг. значительная часть произведения была опубликована в различных изданиях, в том числе в альманахе «Мнемозина».

Сам Кюхельбекер считал «Путешествие по Европе» одной из важнейших частей своего творческого наследия. В особенности он ценил свои размышления об изобразительном искусстве. Перед смертью поэт оставил друзьям и близким так называемое «литературное завещание», в котором было сказано: «Путешествие. Пересмотреть и напечатать по усмотрению, кроме Дрезденской галереи, которую прошу издать».

Однако прежде чем говорить о «Путешествии по Европе», необходимо дать общую характеристику жанра «путешествия» и рассказать о первом опыте «путешествия» в творчестве Кюхельбекера – «Европейских письмах».

Жанр «путешествия» зародился в древнерусской литературе, но настоящую популярность приобрел в XVIII веке наряду с одой, трагедией, сатирой и повестью. В основном это были научные путевые заметки. Русские ученые-путешественники (профессор П. Паллас, доктор И. Лепехин, академики В. Зуев и Н. Озерецковский и др.) в ходе своих исследований постоянно записывали какие-то сведения о природе и промышленности чужой земли. Конечно, такие записи сложно было назвать литературным произведением. Но со временем ученые «путешествия» приобрели публицистическую окраску. Исследователи стали наблюдать за жизнью простого народа. В своих заметках они писали о беспросветной жизни крепостных крестьян и критиковали власть. К примеру, у П. Палласа и И. Лепехина есть множество записей о крестьянской войне Пугачева.

Наряду с учеными «путешествиями» в XVIII веке появляются «путешествия» литературные. Яркий пример – «Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева, в котором почти нет географических описаний. Путешественник – главный литературный герой. В своем произведении Радищев изображает неправый суд, тяготы и несправедливости набора на военную службу, разврат дворян, отравляющий и крестьян. Бесчеловечную тиранию помещиков он показывает как обычное в России явление, находящее опору в законе; кроме того, оправдывает крестьян, убивших жестокого барина. В этих деталях и эпизодах – правдиво нарисованный образ современной автору России.

Список литературных «путешествий» XVIII века продолжает произведение Д.И. Фонвизина «Письма из Франции». В 1777-78 гг. Фонвизин путешествовал по Западной Европе и посылал из Франции письма своему другу Н. Панину. Публиковать эти послания он не собирался, однако тщательно обрабатывал собранный материал. В результате «Письма из Франции» были опубликованы в XIX веке и заняли почетное место среди известных литературных «путешествий».

Несколько позже Н.М. Карамзин создал «Письма русского путешественника». Это записки (в форме писем друзьям) о путешествии, которое он действительно совершил в 1789-1790 гг., посетив Германию, Швейцарию, Англию и, главное, революционную Францию. Но рассказчика – «путешественника» - нельзя полностью отождествлять с автором, так как не все события переданы в полном соответствии с действительностью. «Путешественник» изображен наивным и восторженным молодым человеком, который ездит по Европе без определенной цели. Из чистого любопытства он знакомится со знаменитостями, посещает революционное Национальное собрание в Париже, любуется историческими памятниками и красотами европейской природы. Но при ближайшем рассмотрении в «чувствительном путешественнике» можно разглядеть умного холодноватого наблюдателя, который внимательно анализирует все, что происходит вокруг него и делает определенные выводы. Таким образом, «путешественник» Карамзина во многом похож на Кюхельбекера в «Путешествии по Европе».

В первой половине XIX века число ученых «путешествий» возросло: наступило время кругосветных плаваний и великих географических открытий, в том числе открытие Антарктиды Ф. Беллинсгаузеном и М. Лазаревым, а также исследования Ю. Лисянского, Ф. Крузенштерна, В. Головнина. Их очерки теперь все меньше походили на научные труды. Путешественники в деталях продумывали сюжет, вводили в повествование множество персонажей, рисовали их психологические портреты и пытались выработать свой авторский стиль.

В этот же период появились «путешествия» А. Пушкина, А. Бестужева-Марлинского, А. Герцена и др. В них уже не было никаких признаков научных трудов, ведь литераторы исследовали чужие земли не как ученые, а как живописцы. Описания чужеземной природы чередовались с рассказами о политической обстановке страны, характере и условиях жизни народа и т.д.

Философско-эстетические предпочтения Гончарова, унаследованные от века Просвещения, вновь дают о себе знать со всей определенностью в выборе жанровых традиций. «Объективная память жанра» (М. Бахтин) - формообразующий фактор любого явления словесного искусства, поскольку «литературный жанр по самой своей природе отражает наиболее устойчивые, «вековечные» традиции литературы» 19 .

«Очерки путешествия» Гончарова появились на волне все возрастающего интереса в русском обществе к путешествиям и популярности путешественников-авторов книг. Это относится к «Запискам флота капитана Головнина в плену у японцев...», книгам о путешествии в Китай и Африку ученого Е. Ковалевского, о путешествии по Италии художника В. Яковлева и, наконец, к «Письмам об Испании» знатока искусств В. Боткина... Салон Майковых, где Гончаров формировался как писатель, посещал известный путешественник Г. Карелин, другой участник кружка А. Заблоцкий‑Десятовский путешествовал по Франции и Англии («Воспоминания об Англии»). Их книги (как и большинства вышеназванных авторов) отражали, прежде всего, профессиональные интересы (Карелин был естествоиспытателем, Заблоцкий-Десятовский серьезно интересовался экономическими вопросами) и непосредственный жизненный опыт.

Читателями, а подчас и рецензентами, гончаровские «очерки путешествия» ставились в ряд с подобными книгами. О реакции самого автора «Фрегата „Паллада“» на такое прочтение косвенно свидетельствует рецензия И. И. Льховского на первое книжное издание «Фрегата „Паллада“». Один из немногих близких друзей Гончарова специально обсуждал в ней вопрос о различиях между этой книгой и привычными «очерками путешествия», написанными представителями разных специальностей и опытов. Можно предположить, что этот вопрос был подсказан Льховскому самим Гончаровым 20 , который уловил в хоре похвальных отзывов нотку растерянности: не слишком ли пренебрег автор «сведениями» в пользу красот природы и психологических портретов. Поэтому-то и родилось у Льховского намерение не обсуждать книгу вообще, а «поговорить только о том роде, к которому принадлежат путевые очерки И. А. Гончарова».

Автор рецензии подчеркивал разницу между писателем-путешественником и путешественником - «ученым и специалистом», описывающим свои впечатления. Последний, хоть и сообщает много сведений о стране, где побывал, не способен в полной мере постигнуть законы незнакомого человеческого мира, им увиденного, поскольку «подвергает наблюдаемые им явления такой классификации, подводит их под такие условия и границы, которым они не подчиняются в действительности, и самые интимные и глубокие психические явления остаются в тумане, не потому, что автор их не видел, а потому, что он не считает нужным показывать их, или потому, что на них, по его мнению, даже не следует смотреть». В рецензии произведение Гончарова сопоставлялось с книгами других писателей: Байрона, Диккенса, Теккерея, А. Дюма, Купера... Эти авторы называли свои произведения романами, поэмами, а не путевыми очерками или заметками, и к их книгам не предъявлялись претензии быть сводом знаний о местах, в них представленных. Следует ли признать путевые очерки автора «Обыкновенной истории» за исключение из указанного ряда, и «был ли он обязан удовлетворить... другим каким-нибудь требованиям, кроме тех, которым хотел удовлетворить?» - задавал вопрос рецензент. И отвечал отрицательно: «Художественный талант и труд в произведении всякого рода - великая находка для любознательности... но она не должна лишать художника, поэта права быть только художником, поэтом, не должна обрекать, например, странствующего живописца или литератора на рисование восхитительных географических карт и составление приятных учебников... У них есть

своя специальность: они касаются таких сторон, наблюдают и описывают такие явления, которые ускользают от других специалистов... Никому более ни доступен жизненный смысл явлений и их интимный характер, как современному поэту с его свободными воззрениями, тонким психологическим развитием и сознательным стремлением к истине» 21 .

Следуя, в частности, и логике данной рецензии, можно обнаружить истоки жанра «Фрегата „Паллада“» в так называемом «литературном путешествии», то есть в исторически сложившемся жанре описания литератором («современным поэтом») собственного путешествия. Как и в любом художественном произведении, автор-путешественник из всего увиденного творит «особый мир», в котором раскрывается «жизненный смысл явлений и их интимный характер». Воображение, а также философские, эстетические и иные идеи, преображенные творческим сознанием, оказываются не менее влиятельными при создании такого мира, чем реальные впечатления. А сам повествователь, в свою очередь, предстает в книге как ее главный персонаж, со всеми атрибутами, присущими художественному образу.

Этот жанр пришел в русскую литературу из Европы, где «литературные путешествия» стали появляться во множестве во второй половине XVIII века; русские переводы их как в отрывках, так и полностью, печатались с 70-х годов. Вернее всего, импульс к созданию подобных произведений был дан и популярностью просветительских идей, которые стимулировали сами путешествия в среде литературных дарований.

Гончаров, предчувствуя в собственном путешествии радости открытия неизвестного («Как прекрасна жизнь, между прочим и потому, что человек может путешествовать!»), безусловно, помнил и о том, что путешествие с древних времен виделось средством воспитания.

Ж.-Ж. Руссо рассматривал «путешествие» как необходимый этап духовного созревания человека (подробнее о «воспитании по Руссо» в третьей главе). В «педагогическом романе» «Эмиль, или О воспитании» (1762) путешествие признается тем необходимым опытом, который завершает формирование личности Эмиля, начатое с младенчества под руководством мудрого ментора, поскольку «кто хорошо одарен природой, в ком хорошие задатки получили хорошее развитие и кто путешествует с искренним намерением научиться, те все возвращаются лучшими и более мудрыми, чем были при отправлении» 22 . Изучение «карты мира» обеспечивает вхождение юного человека в

круг людей как таковых, что одновременно означает выход за пределы дома-семьи, то есть, по Руссо, завершение взросления и начало самостоятельной жизни: «Я считаю за неоспоримую истину, что, кто видел всего один народ, тот не знает людей, а знает лишь тех, с которыми жил» (555).

Когда Эмиль вышел из поры ранней молодости и встретил идеальную подругу - Софи, наставник посчитал эту встречу важнейшим моментом в развитии воспитанника: «До сих пор ты жил под моим руководством: ты не был в состоянии управлять самим собой. Но вот приближается возраст, когда законы, предоставляя тебе распоряжение своим добром, делают тебя властелином твоей личности...». Тем не менее, ментор решил, что Эмилю еще рано жениться, поскольку он пока не достиг полной духовной зрелости: «Прежде чем жениться, нужно знать, кем хочешь быть, за каким занятием хочешь провести свою жизнь, какие меры хочешь принять для обеспечения куска хлеба себе и своему семейству, ибо, хотя и не следует ставить эти заботы главною своей задачей, нужно все-таки подумать когда-нибудь и об этом» (561). Двухлетнее «образовательное путешествие» по Свету и должно стать той «школой жизни», что приблизит Эмиля к ответам на эти кардинальные вопросы. Учитель противопоставляет завзятым туристам такого путешественника, каким станет его Эмиль, присоединившийся к людям, «менее других путешествующим»: они «путешествуют лучше других, потому что, будучи менее нас углублены в пустые изыскания и менее заняты предметами нашего пустого любопытства, они посвящают все свое внимание тому, что действительно» (556). Эмиля не влекут одни только удовольствия от созерцания неизведанного, цель его - познание мира и себя в нем. Как учил ментор: «Для образования недостаточно объезжать страны: нужно уметь путешествовать. Чтобы наблюдать, надо иметь глаза и обращать их на тот именно предмет, который хочешь знать» (556). По возвращении из такого путешествия Эмиль женится на Софи - «годы учения» (по Руссо) завершены.

Начало самостоятельного бытования в России «литературного путешествия» как жанровой формы может быть соотнесено с появлением «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева (1790), хотя пафос обличения и поучения в этой книге вступает определенным образом в противоречие с отчетливой сентименталистской традицией. Имеет смысл упомянуть (как движение к интересующему нас жанру) «Записки первого путешествия» Д. И. Фонвизина (письма из

путешествия по Европе в 1777-1778 годах) с его ярким центральным персонажем - русским вельможей екатерининских времен - «представителем тогдашней образованности, представителем остроумия и русского таланта» 23 .

Тем не менее очевидно, что утверждение жанра «путешествий» в русской литературе связано непосредственно с деятельностью Н. М. Карамзина и «карамзинистов», которые, осознав исчерпанность высокой одической поэзии, определившей лицо русской литературы XVIII века, обнаружили последовательный интерес к прозе и в качестве ее начальной «школы» культивировали использование своего рода «бытового материала» - писем, записок, дневников... «Такие фрагментики, которыми пестрят и журналы той поры, составляют строительный материал «путешествия». Последнее, обрамляя и связывая эту мозаику, создает своеобразный литературный, в отличие от географического или этнографо-исторического, род путешествий» 24 . Стиль эпистолярный и стиль мемуарный сливаются в качестве реального фундамента для овладения стилем большой прозаической формы. Сложное по своей природе искусство построения сюжета в «литературных путешествиях» не востребовалось, чем значительно упрощалась задача для автора, чувствующего себя неуверенно на почве прозы.

В Европе к концу XVIII века, по мнению Т. Роболи (автора статьи «Литература „путешествий“»), сложилось два типа «литературных путешествий» (конечно, на практике «чистота» типа редко выдерживалась). Стерновский (образец - «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» Л. Стерна), где настоящего описания путешествия и не предполагалось, интерес сосредоточивался на самых разных вещах, причудливо слепленных в целое. Другой тип связан с творчеством ныне забытого француза Ш. Дюпати (1746-1788) - автора популярных «Писем из Италии» (1788) (переведены на русский в 1801 г. и выдержали три издания). Его «литературное путешествие» представляло своего рода гибридную форму, где этнографический и географический материал был перемешан с собственно литературным (сценками, рассуждениями, лирическими отступлениями...). Оба типа «путешествий» строились на параллели: реальное и воображаемое (воспоминания, рассуждения и т. д.). Результат перекрещивания «основных конструктивных линий укрепляет непринужденную манеру перескакивания с предмета на предмет» 25 , присущую жанру «путешествий» как таковому в отличие от обычного описания путешествия, строго подчиненного маршруту.

«Письма русского путешественника» (1790-1801), по мнению Роболи, сконструированы по второму типу «литературных путешествий» - гибридному, но в отношении к своему образцу - книге Дюпати - произведение Н. М. Карамзина «сгущеннее как в смысле количества и разнообразия вводного материала, так и в смысле эпистолярности своего стиля» 26 . Благодаря этому качеству, «Письма русского путешественника» явили миру особый, можно сказать, «русский жанр» «литературных путешествий», в итоге ставший образцом для подражания на родине автора. В самом начале XIX века появились многочисленные «путешествия», следующие за карамзинским: «Путешествие по всему Крыму и Бессарабии» П. Сумарокова (1800), «Путешествие в Полуденную Россию» Влад. Измайлова (1802), «Письма из Лондона» П. Макарова (1803), «Путешествие в Казань, Вятку и Оренбургскую губ.» М. Невзорова (1803)...

Куда более малочисленная группа авторов, игнорируя опыт Карамзина, продолжала эксплуатировать «стернианство» (два «Путешествия в Малороссию» П. Шаликова (1803 и 1804) и анонимная «Моя прогулка в А., или Новый Чувствительный Путешественник» (1802)) . Приметы этого рода «путешествий» были удачно подмечены В. А. Жуковским в его рецензии на первое из «Путешествий в Малороссию» Шаликова: «Не будем же искать в этой книге ни географических, ни топографических описаний. Мы не узнаем, сколь многолюден такой-то город, могут ли ходить барки по такой-то реке и чем больше торгуют в такой-то провинции, - мы будем бродить вместе со странником, куда глаза глядят... вздохнем близ могилы его друга и вместе с ним вспомним о прошедшем» 27 . Стерновский тип «литературного путешествия» практически не вышел за пределы первого пятилетия XIX века (хотя, как известно, «школа Стерна» оказалась одинаково необходимой и М. Ю. Лермонтову, и Л. Н. Толстому).

Карамзинский тип выжил как в период романтизма, так и в последующую эпоху, как правило, платя за выживание - эпигонством. Самостоятелен опыт А. А. Марлинского, который тоже первые свои повести нередко оформлял в виде «путешествий» («Поездка в Ревель», 1821) со всеми характерными его чертами: письма с обращениями к друзьям, включение стихов... По мнению Роболи, жанр «путешествий» в истории русской литературы находит свой конец в «Страннике» А. Вельтмана (1832) - пародии одновременно и на «путешествие», и на авантюрный роман. «После «Странника» о «путешествии», как о литературном жанре, уже не приходится говорить» 28 . Остаются

только навыки этого жанра, которые используются в других жанрах в первой половине XIX века.

«Письма русского путешественника» и «Фрегат „Паллада“»

Категоричность вывода об исчерпанности карамзинской традиции к середине XIX века можно оспорить привлечением, прежде всего, книги И. А. Гончарова. Романист видел в Н. М. Карамзине первого по значимости русского выразителя идей Просвещения. В «Заметке по поводу юбилея Карамзина» Гончаров писал о своем предшественнике как о «благородной, светлой личности» и от лица людей своего поколения признавал в нем «проводника знания, возвышенных идей, благородных, нравственных, гуманных начал в массу общества, ближайшего, непосредственно действующего еще на живущие поколения двигателя просвещения» (8, 15-16). На склоне лет Гончаров признавался: «Первым прямым учителем в развитии гуманитета, вообще в нравственной сфере был Карамзин» 29 . Сегодня связь «Фрегата „Паллада“» с «Письмами русского путешественника» общепризнана 30 .

Одним из первых к обсуждению этой темы обратился В. Шкловский, который рассматривал книгу Гончарова в ряду «очерковых удач». Но подобное жанровое определение, подсказанное самим Гончаровым («очерки путешествия»), соотносимо лишь с каждой главой в отдельности, а не с книгой в целом. Жанровые скрепы, создающие из глав - книгу, при таком определении игнорируются, поэтому не удивительно, что Шкловский находит у Гончарова, прежде всего, зависимость от Карамзина - в форме... отталкивания: «Гончаров отходит от опыта Карамзина... О Карамзине нам напоминает описание природы с повторами и обращениями к читателю, ссылка на забытого Гесснера (в описании Ликейских островов) и больше всего - внутренняя полемика с книгой знаменитого зачинателя русской прозы» 31 . В качестве примера полемики берется ироническое рассуждение о дружбе в первой главе «Фрегата „Паллада“» (карамзинские «новые чувствования» более всего прокламировались именно в дружбе). Гончаров прямо заявлял по поводу изложения собственной «теории дружбы»: «Что же эта вся тирада о дружбе? Не понимаете? А просто пародия на Карамзина и Булгарина» (7). Можно предположить, что и

нарочито «прозаические» самые первые строчки в книге Гончарова («Меня удивляет, как могли Вы не получить моего первого письма из Англии...» (7)) полемически нацелены на знаменитое начало книги Карамзина: «Расстался я с вами, милые, расстался! Сердце мое привязано к Вам всеми нежнейшими своими чувствами, а я беспрестанно от Вас удаляюсь и буду удаляться!» 32 .

По мнению Шкловского, спор Гончарова с Карамзиным определен влиянием В. Г. Белинского: в «Фрегате „Паллада“» «Гончаров использует и опыт старых предшественников, но использует их так, как это мог сделать современник Белинского» 33 . Получается, что в этой Книге как бы повторился опыт «Обыкновенной истории», где в комическом изображении дружбы и любви находят отзвуки статьи критика «Русская литература в 1845 году» (1846). Ограничение сопоставлений узкосодержательными и стилевыми и игнорирование жанровых привело к упрощению взаимосвязей Карамзина и Гончарова, которые далеко не ограничивались спором последнего с первым.

Книга Карамзина как «путешествие» близка по многим параметрам к роману - высшему прозаическому жанру. Это своего рода «предроман», каковым в той же мере может считаться и произведение Гончарова 34 . Поэтому столь велико значение центрального персонажа в книге такого рода. «Письма русского путешественника»... само название во многом определяет основу того целостного мира, который предстает перед читателем. Центральное место в книге занимает не описание маршрута и достопримечательностей путешествия, а сам путешественник, его чувства и мысли (сравни названия типа «Путешествие в... (или) по...»). Субъективный фактор (личностный взгляд) оказывается более влиятельным, чем увиденное само по себе.

Путешественник - художественно сконструированный образ, а отнюдь не «фотография» писателя Карамзина (известно, что и его личные письма отличаются от тех «писем», что составили книгу). Путешественник - человек своей эпохи, вернее, перекрестка эпох: рубежа XVIII-XIX веков. И это типичный герой Карамзина в его сентименталистский период: восторженный и чувствительный дилетант, совершающий «образовательное путешествие» (по Руссо), переезжающий из одной страны Европы в другую по зову сердца и влечениям ума. Он эрудит в своем знании европейской мысли, знаток и любитель искусств, но предстает перед интеллектуалами Запада в виде смиренного ученика из далекой окраины Европы («Я Руской дворянин, люблю великих мужей, и желаю изъявить мое почтение

Канту» (20)) . Избранная форма (письма), имитирующая «внелитературность», позволяла такому герою высказаться внешне спонтанно и непосредственно («выболтаться») и заразить своей восторженностью земляков. Рядовой читатель мог задержаться на этом уровне произведения, чувствительно переживая красоты Европы, восхищаясь ее мудрецами и вместе с героем тоскуя от разлуки с милыми друзьями. Карамзин-сентименталист преследовал цель воспитания и раскрепощения чувств современников и достиг желаемого (успех книги был огромен - проза заучивалась наизусть, как позже стихи Пушкина).

В «литературном путешествии» Гончарова тоже создан образ путешественника, но сколь не схож он с карамзинским юношей, разъезжавшим на экипаже по Европе за 50 лет до похода «Фрегата „Паллада“»! В центре книги Гончарова «образ немолодого, любящего комфорт, боящегося неудобств чиновника, который вместе с целым русским миром в составе более чем четыреста (так! - Е. К. ) матросов и офицеров совершает кругосветное путешествие, везя с собою свой быт» 35 . Этот портрет, нарисованный Шкловским, выразителен, но чересчур приближен к известной нам по воспоминаниям личности самого Гончарова и поэтому покрывает лишь часть характеристики литературного персонажа, который, как было показано выше, имеет «двойное» лицо. Два возраста соединяются в путешественнике, но, естественно, не исчерпывают глубин его личности. Сугубо авторский элемент, естественно, влиятельнее в этой книге Гончарова, чем в его романистике, что диктуется самим жанром: «путешествие» исконно ориентировано на солидную укорененность рассказчика в личности автора, его эмоциональном и интеллектуальной Мире. Недаром «Фрегат „Паллада“» прочитывается и как «дневник душевной жизни Гончарова за целых два года, притом проведенных при наименее будничной обстановке» 36 . Подобная укорененность особенна очевидна в «путешествиях», использующих форму писем. Как заметил Шкловский в той же статье: «Форма письма оказалась необходимой для того, чтобы мотивировать нахождение путешественника в центре повествования и его домашнее отношение к самому себе» 37 .

Письма Гончарова друзьям - это тоже письма русского путешественника. Но в своей «русскости» он предстает миру иначе, чем путешественник Карамзина. Последний активно входил в новую среду как русский почитатель европейской Культуры, ученик просвещенных Мудрецов, совершающий (хоть и с опозданием) «образовательное путешествие». Но он же воспринимался как «западник» в России, и

никто не ждал исконно «русского элемента» в его книге о Европе. Гончаровский «русский путешественник», погруженный, особенно на первых порах, в воспоминания о покинутой родине, живет на фрегате типично по-российски 38 . Аллюзии на «Сон Обломова» многообразны (ленивое безделье, длительное обсуждение меню обеда, опасливое чувство при встрече с неизвестным плывущим предметом...) и в силу условий морского путешествия, и в соответствии с общим замыслом книги. «Пассивность» героя Гончарова еще более бросается в глаза при сопоставлении его уже не с карамзинским героем - искателем пищи духовной, а с рядовыми искателями приключений в дальних странах, как они являлись перед глазами читателей той эпохи. Сопоставляя героя Гончарова с активными путешественниками - «туристами», А. Дружинин писал: «Личность туриста часто подавляет личность читателя, а оттого нарушается духовное сродство, так необходимое между тем и другим». В итоге «знаменитейшие и правдивейшие путевые рассказы читаются, как нечто придуманное, мастерски сочиненное, увлекательно построенное, невероятное, странное, полуфантастическое... Господин Гончаров... похож на туриста менее, нежели все остальные путешественники. Оттого он оригинален и национален, оттого его последняя книга читается с великим наслаждением» 39 . Действительно, герой Гончарова не открывает мир через какое-либо активное деяние и не пытается слиться с новым окружением: мир как бы сам раскрывается перед ним, и его задача - «созерцать» и, что еще важнее, вникать в суть увиденного.

Через путешествия география видит, описывает себя. Путешествия это письмо в движении, порождающее образы стран, городов, местностей, проникающие в литературу, изменяя ее. Литература в свою очередь создает жанры и каноны, - рамки осознания образов путешествий.

Роль путешествий в русской литературе переоценить невозможно . Посредством литературных произведений (и текстов, ставших таковыми) Россия осознавала и осмысляла огромные, слабо освоенные пространства. Русская литература развивалась, трясясь в карете, в тарантасе, на телеге по пыльным проселкам и трактам. Отсюда важность для ее понимания путевых заметок, писем, очерков, дневников. Путешествия трансформировали классические формы романа, повести и рассказа: сюжеты часто «нанизываются» на целиком (частично) вымышленные путешествия. Блестящую коллекцию подобной русской классики образуют «Мертвые души» Гоголя с эпигонским «Тарантасом» В. Соллогуба, «Чевенгур» Платонова, «Лолита» Набокова, «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева. Путешествия рождали произведения, превосходящие по мощи путевые дневники и письма. «Письма русского путешественника» Карамзина еще принадлежат эпохе сентиментализма и многим обязаны Стерну (как и последующие подражания). Радищев с «Путешествием из Петербурга в Москву», Гончаров с «Фрегатом "Палладой"» и Чехов с «Островом Сахалин» превратили путешествие в особый жанр и способ самопознания литераторов. Маршрут Радищева стал сакральным.

Есть два по значению для русской литературы типа путешествий: 1) сюжетный тип, меняющий структуру литературных форм, 2) жанровый (установочный) тип, меняющий мировоззренческую структуру литературы. Чистоту типологии нарушают труды путешественников и географов (чаще всего в Центральную Азию, Сибирь и на Дальний Восток): Пржевальский, Грумм-Гржимайло, Потанин, Певцов, Козлов и др. Влияние их описаний скорее стилевое. Набоков в романе «Дар» не скрывал его, и роман живет чувством пути, присущим великим русским путешественникам.

Как проникали образы путешествий в толщу русской литературы, меняя ее образ? Предварительно отмечу, что это проникновение вело, как правило, к росту мощи литературных произведений. Выделяются три основные эпохи: до начала XIX в. (условно - допушкинская), с начала XIX в. до 1910-х годов, с 1910-х годов по настоящее время. В допушкинскую эпоху путешествие – это сухая опись путевых столбов, яств на столах и экзотики ближних и дальних стран . Афанасий Никитин – редкое исключение. Путешествие проходит с полузакрытыми глазами; само письмо еще не умеет хорошо двигаться.

Золотой век путешествий в русской литературе делится на две части. 1800-1830 годы характерны ростом путевых описаний, выполняемых журналистскими и литературными средствами. Это эпоха экспансии. Прежде косноязычная, русская литература обрела язык, голос, цвет. Одновременно с расширением территории империи появляются произведения литературы, осваивающие новые районы и страны. Задал тон Пушкин «Путешествием в Арзрум». Завоевание Кавказа породило жанр повестей и рассказов, особенно кавказские повести Бестужева-Марлинского. Заграничные походы русской армии 1813-1815 гг. оживили интерес дворянской элиты к политике и культуре стран Европы. Она становится предметом литературных описаний . Позднее пишутся романы Гоголя, Тургенева, Достоевского, Гончарова (попутно они описывали образы стран пребывания). Возник жанр описаний путешествий в Св. Землю (Палестина), не ставших событиями литературы .

Вторая часть золотой поры путешествий - 1840-1910-е годы. В 1840-х годах русская литература начинает осваивать все богатство путешествий. Основой стал жанр "физиологических" очерков нравов, быта городов и местностей России (здесь успел отметиться Лермонтов очерком «Кавказец»). Появились профессионалы очеркисты и писатели, отдавшие себя путешествиям, их "физиологии", запахам пространства и т.п. Одним из пионеров этого жанра был поэт, переводчик и публицист Александр Ротчев . Классика жанра - произведения В. Боткина («Письма из Испании»), С. Максимова, Влад. Немировича-Данченко, Е. Маркова. Наибольших успехов достиг к началу XX в. Василий Розанов, чьи очерки о Волге («Русский Нил»), о путешествиях в Италию, Германию, на Кавказ до сих пор читаются на одном дыхании . Не уступал ему его ученик по Елецкой гимназии М. Пришвин с очерками о русском Севере. Жанр дожил до XX в., утратив, правда, былые позиции. В советское время романтику жанра сумел сохранить К.Г. Паустовский.

Золотая пора путешествий в русской литературе это и авантюры, экзотика, романтика. Ряд описаний рождался в результате головокружительных путешествий, иногда непреднамеренных. Таковы описания Александра Ротчева. В допушкинскую эпоху отличился купец Ефремов, попавший в плен в киргиз-кайсацких степях . «Арабескный», авантюрный стиль письма хранили Осип Сенковский в 1840-х годах, а к концу эпохи – Н. Гумилев, путешествовавший в Африке и написавший ряд поэтико-географических циклов. Вынужденные путешествия (ссылка), стали источником описаний заснеженных пространств Северной Азии. Начатые Радищевым, декабристами поездки в Сибирь стали культовыми для писателей и очеркистов.

Примерно с 1910-х годов наступает новая эпоха взаимоотношений русской литературы и путешествий. Теперь путешествие означает внутренний поиск, эксперимент с литературным письмом, иногда с собственной жизнью. Образы путешествий переходят внутрь литературы: А. Белый, В. Хлебников, О. Мандельштам, А. Платонов и Б. Пастернак подчиняют литературный ритм ритму путешествий. Белый и Мандельштам счастливо совпали в описаниях Армении. В заметках «Читая Палласа» Мандельштам уловил структуры, основы путевого письма. Хлебников буквально поставил свою жизнь на географическую карту – случай геолитературы. Ранние проза и поэзия Пастернака дышат образами пути. В романе «Доктор Живаго» поэт связал судьбы героев с путешествием на Урал. Традицию во второй половине XX в. продолжил Иосиф Бродский. Ряд его стихотворений и эссе - это перетекающие образы Петербурга, Венеции, Крыма, Англии, Америки.

Как русская литература воспринимала географические образы путешествий? В золотую пору путешествий она любила их «по-детски»: яркость пейзажей, ландшафтов, зарисовки бытовых сценок и нравов – это, скорее, натуралистическая живопись, этнографическое кино. Оживляли картину сравнения политики и культуры России с другими странами – особенно, если путешественник был западником или славянофилом (описание Лондона А.С. Хомяковым). Зарождается интерес писателя к путешествию как возможности осмыслить свою жизнь и собственную страну. Если писатель эмигрировал, превращение интереса становилось просто необходимым. «Замогильные записки» Печерина, мемуары и письма Герцена подтверждают, что их путешествия по России отражены в путешествиях по Европе.

К концу XIX в. «детская любовь» русской литературы к путешествиям проходит. Образы путешествий уходят в детство и юность мемуаров, романов, рассказов русских писателей. Сохраняя часть экзотики, странствия детства и юности как сквозь увеличительное стекло оценивают жизненный путь героя. Отсюда разноцветье, «субъективность», жестокость postfactum путевых описаний. Срабатывает эффект «фотовспышки». Географические образы олицетворяют повороты судьбы в ранних рассказах Горького, мемуарах Короленко, «Жизни Арсеньева» Бунина, «Повести о жизни» Паустовского.

Впустив в себя образы путешествий, русская литература не могла не измениться. После Хлебникова, Мандельштама, Платонова географические образы стали естественным литературным средством выражения отношения к миру. Путешествие стало удобным литературным приемом и мощной литературной метафорой. Книги П. Вайля и А. Гениса, В. Аксенова, А. Битова и В. Пелевина подтверждают это. Реальные местности и страны могут перемешиваться с выдуманными, пространство и путь часто являются самостоятельными героями, определяют сюжеты. Путешествие само по себе, как образ-архетип, вошло внутри литературы, став основой почти всех литературных жанров.