Автобиографическая повесть чуковского. Корней чуковский - биография, информация, личная жизнь. Знакомство с Репиным

Из Книги судеб. Корней Иванович Чуковский (Николай Васильевич Корнейчуков) родился в 1882 году в Петербурге. Детство и юность писателя прошли в Одессе. Печататься начал в 1901 году - в газете «Одесские новости». В 1905-м он уезжает в Петербург, где занимается журналистикой. В 1908 году выходит первая книга Чуковского «От Чехова до наших дней». С осени 1906 года КЧ поселяется в финском местечке Куоккала, под Петербургом. С 1913 года начинается его работа над восстановлением текстов Некрасова и изучением творчества поэта. В 1915 году Чуковский впервые обращается к сочинениям для детской аудитории - пишет поэму «Крокодил». Осенью 1917 года писатель с семьёй переезжает из Куоккалы в Петроград…

В двадцатые-тридцатые годы он создаёт великолепные детские сказки - «Мойдодыр», «Тараканище», «Краденое солнце», «Телефон», «Муха-Цокотуха» и целый ряд других. В эти же годы в его переводах выходят «Сказки» Киплинга, «Робинзон Крузо», «Том Сойер», «Геккельбери Финн» и так далее… В 1926 году выпущена его исследовательская работа «Некрасов», а в 1928 году - «Маленькие дети», ставшая прообразом будущей книги «От двух до пяти». В 1938 году Чуковский переезжает в Москву. В октябре 1941 года писатель с семьёй эвакуирован в Ташкент. В 1957 году Чуковскому присвоено учёное звание доктора филологических наук. В 50-х годах КЧ переселяется из Москвы в дачный посёлок Переделкино…

Как лингвист Чуковский написал остроумную и темпераментную книгу о русском языке «Живой как жизнь» (1962), дав резкую отповедь так называемым «канцеляритам» - то есть, различным бюрократическим штампам. А как переводчик открыл русскому читателю У. Уитмена (ему он также посвятил исследование «Мой Уитмен»), Р. Киплинга, О. Уайльда. Переводил М. Твена, Г. Честертона, О. Генри, А.К. Дойла, У. Шекспира, написал для детей пересказы произведений Д.Дефо, Р.Э. Распэ, Дж. Гринвуда. Корней Иванович активно занимался теорией перевода, создав одну из самых авторитетных в этой области книг - «Высокое искусство» (1968).

В 1962 году Оксфордский университет присудил Корнею Ивановичу почётное звание доктора литературы.

28 октября 1969 года, в возрасте 87 лет, писатель скончался. В эти горькие дни один из его близких друзей написал: «Умер последний человек, которого ещё сколько-нибудь стеснялись»…

Память! Величайший дар господний, и она же - величайшее божье наказание, если воспоминания не в ладах с совестью. Но и обычная мука ностальгии - сладкая, но всё-таки мука. Кто из нас не страдал по навек утраченным дням солнечного (почему-то непременно солнечного!) детства? В поисках неповторимого чувства новизны мира возвращаемся мы к нашим большим и малым «меккам» - прикоснуться, припасть, очиститься, возродиться…

Но есть места паломничества особого рода. Мы не рождались тут, не росли, не крестились. Но однажды мы прикоснулись здесь к чему-то невероятно настоящему, почти к Истине, и с тех пор включаем эти места в Избранные, возводим там зримые лишь нам храмы, часовенки или же капища, наконец… Мы окружаем их своим духовным полем, оставляем там свои манки - знаки - что, как антенны, соединяют нас. Соединяют, как далеко и надолго мы бы не разлучались - и во времени, и в пространстве. И места паломничества в ответ окружают нас своими полями, включают в свой эгрегор. На какое-то время этого хватает. Но наступает момент, когда необходимо явиться лично (коли уж «гора не идет к Магомету») - всем существом - и духовным, и физическим. Явиться, чтобы подпитать друг друга неведомой покуда нашим физикам энергией, что без сомнений сродни энергии высокой любви.

Из моего детства, из уральского села Писанское, где мы с братьями взахлёб увлеклись литературной игрой, протянулись мостки под Москву, в известное многим писательское гнездо - Переделкино. О том, что писатели в Москве пишут, а здесь, на дачах, переделывают свои произведения, стало расхожей литературной прибауткой.

Здесь я впервые побывал в самом начале шестьдесят пятого. Мы завязали переписку с журналом «Пионер». Тогда его возглавляла Лидия Ильина - сестра Самуила Маршака. Она собрала в журнале не только творческих, но и педагогически одарённых людей, которые бессеребренно, самозабвенно искали юные таланты. «Пионер» тогда опубликовал нашу подборку и - о чудо! - редакция журнала пригласила нас с братьями в столицу, организовав маленьким гостям чудесные творческие каникулы.

Впечатлений было невероятно много.

Сама Москва - огненная, перетекающая, будто лава. Москва - с только ей одной присущим запахом метро. Такси, кафе-мороженое, лифт в многоэтажной гостинице! Лампы дневного света! Деревянные кровати, наконец! Не беда, что меня по молодости лет не пустили в «Современник» - на «Голого короля» с Евстигнеевым в главной роли. Зато я уже знал, где на станции «Площадь Революции» можно подойти к бронзовой статуе матроса и подергать маузер. Огромный маузер шевелился! А на студии «Диафильм» нас и вовсе приняли как уважаемых авторов, и в демонстрационном зале показали совсем свежую ленту - фильм по нашим стихам. Чудеса продолжались! Во время показа появилась знающая нас заочно актриса Рина Зелёная, назвала нас по именам, и сказала, какие наши стихи более всего ей нравятся. Но мы ждали главного события - поездки в Переделкино. Её, по счастью, никто не собирался меня лишать.

И вот мы едем в Переделкино. Электричка - сказочно быстро, как тогда мне показалось - пересекает подмосковные поля. На дверях вагона - новые для нас надписи: «Не прислоняйтесь, двери открываются автоматически!». Неизвестные умники посцарапывали некоторые буквы. Получились довольно забавные лозунги, где нам предлагалось «не слоняться», а то, мол, «двери отрываются автоматически»…

Темнеет рано, за окнами - гудящая синяя тьма. Мы незаметно для себя въезжаем в иной, сказочный, неведомый для нас мир. Приближающееся Переделкино, ещё не знакомое, представляется нам чем-то вроде волшебного Берендеевского леса. И, конечно же, там есть главный волшебник. Это человек, который пригласил нас в гости к себе на дачу. Это и вправду сказочник, известнейший детский писатель Корней Иванович Чуковский.

К сожалению, мне не посчастливилось побывать «на костре» у Чуковского при его жизни. Зато с ним самим наообщался вволю! А через много лет я увидел один из последних костров, горящих в память о Сказочнике. Возле того костра были детские писатели, были известные актеры и музыканты. Одни читали стихи, другие пели с ребятами песни, но, конечно же, главным героем и хозяином праздника незримо оставался Корней Иванович. Вход на костёр - сосновая шишка - в результате посреди поляны вставала огромная гора из шишек.

Представляю, как появился здесь однажды перед гостями Корней Иванович - высокий-превысокий, с большим добрым носом, в длинном головном уборе индейского вождя из красивых перьев. Ребята - а тогда многие играли в индейцев - наверное, встретили Чуковского восхищённым оглушительным криком. А Корней Иванович, должно быть, встал перед костром, воздел к небу руки - и все сделали то же самое. Потом он взял за руки ближайших мальчишек, и все взялись за руки, и заплясали вокруг огня, как взаправдашние индейцы. А потом каждый - и Чуковский тоже - бросил в костёр по шишке, как дань огненному духу.

Этот индейский головной убор я увидел вначале на фото в «Пионерской правде». Так отблагодарили нашего сказочника американцы во время его поездки по Штатам. Потом я увидел его воочию - Корней Иванович не поленился удалиться в соседнюю комнату и вдруг появиться перед своими гостями в этой ошеломляющей, разноцветно-перьевой, длинной - чуть ли не до пят - шапке вождя краснокожих…

Полуосвещённые снежные дорожки довели нас до дома, где жил Корней Иванович. Там же, рядом, стояло здание его библиотеки. Он подарил её детям, и ребятишки с благодарностью шли и ехали сюда - и из самого Переделкино, и из Москвы.

На даче Чуковского не оказалось - он ушёл ненадолго к друзьям - в дом отдыха литераторов. Мы направились его встречать, и застали уже одетым, в вестибюле. Увидев нас, Корней Иванович тут же распрощался с собеседником, и стал с нами знакомиться. Был остроумен и органичен, так и сиял радушием.

Вертел трость в руке и всё время повторял: «Когда я был молодым, когда мне было всего лишь восемьдесят, я делал это много лучше!»

Потом вдруг подносил палец к губам и заговорщически восклицал:

«Видите вот того забавного человека, что рубит дрова за забором? Это же Валентин Петрович Катаев! Смотрите и запоминайте».

К даче мы подошли уже запросто беседуя, как старые знакомые.

А там ждал чай с четырьмя - на выбор - видами варенья (наши вкусы неожиданно совпали - мы с Корнем Ивановичем выбрали черничное), разговоры о литературе, чтение стихов. В тот вечер я впервые узнал, что детский писатель Чуковский пишет и для взрослых. Он не только слушал, но и сам читал - кажется, переводы. Читал и интересовался нашим мнением.

Когда дошла очередь до меня, я прочел начало одной из не самых удачных поэм (но, прошу прощения, мне было только десять!):

Домик деревянный

Срубом лёг на сруб,

Кто живёт без мамы,

В нём нашёл приют.

Но один котёнок -

Фунтиком зовут -

Не нашёл в том доме

Для себя приют.

Муся пожалела -

Фунтика взяла,

И, скажи на милость,

В семью приняла…

Хорошая девочка Муся, - отметил Чуковский, - пожалела котёнка…

Каково же было его удивление, что Муся - вовсе не девочка, а тоже кошка, гражданка вымышленной нами, братьями, котятской республики, во главе которой почему-то стоит царь. Дальше - больше. Мы удивили сказочника нашими сказочными странами - Котятской, Объединённой Страной Зверей, свободного города Павлограда…

Корней Иванович с интересом принял выдуманные нами страны, просил рассказать о них поподробнее, а потом вдруг поведал свою историю. В молодости, отдыхая на финском курорте Куоккала вместе с друзьями, он предложил игру в некую выдуманную республику. Друзья поддержали игру, страну нарекли Чукоккалой, а самого зачинщика объявили президентом. Расставаясь, они подарили Корнею Ивановичу нож с гравировкой - «Президенту страны Александеру Пелиандеру». На российской границе нож попался на глаза таможенникам, и слово «президент», и подозрительно греческое имя заставили Чуковского долго объясняться с непонимающими юмор имперскими чиновниками.

Так что, - подвёл мораль рассказчик, - будьте поосторожнее с выдуманными странами. Опасное это дело! - а сам смеётся.

В завершение вечера хозяин подарил нам книгу своих сказок, снабдив её надписью, на которую способен только человек, умеющий тонко иронизировать (и над собой в первую очередь) - «Поэтическому семейству Павловых от их скромного коллеги. С глубокопочтением, Корней Чуковский».

Многое потерял я в жизни. Не сохранились открытки от Чуковского, нет ни одной копии нашего диафильма. Но та книга и сегодня стоит на моей полке. И мои дети, а теперь уже и внуки, относятся к ней с глубокопочтением…

В другие, более поздние посещения Переделкино мне не раз доводилось молча постоять над могилами Корнея Ивановича и Бориса Леонидовича. Я находил их холмики по издалека приметным трём соснам. Впрочем, потом их осталось только две. И деревья не вечны… О великом Пастернаке, понятное дело, у меня нет личных впечатлений - он умер задолго до нашего пионерского визита в Переделкино. Но есть вот эти строки:

Ориентиром три сосны

на переделкинском кладбище -

их золотые корневища

переплетают Ваши сны...

Там, под сосною, Пастернак -

как в деревянной призме...

В колхозном поле реализма

он был чудеснейший сорняк.

Подвержен травлям и прополкам,

он устоял в родной земле -

и, обращённая к потомкам,

свеча горела на столе.

Свеча горела - он творил -

И, распахнув кулисы мрака,

Шекспир стихами Пастернака

со всей Россией говорил.

И сквозь слова, слова, слова

безмолвной снежною вершиной

вставал вопрос, неразрешимый

Свеча сгорела не дотла,

когда её над смуглой кровью

с осиротевшего стола

переносили к изголовью.

Бессмертна, как и сам поэт,

она горит воскресной вербой,

без поэтических гипербол

во все пределы

сея свет.

Однажды вместе с другом, Тимофеем Ветошкиным, мы посетили здесь, в Переделкино, поэта Арсения Тарковского. Тимофею я был как бы старшим братом - и в литературе, и в жизни. В литобъединение Златоуста он пришёл семнадцатилетним губастым мальчишкой, картаво и с запалом декламирующим Маяковского. Приносил километровые космически-философские стихи.

Потом, после армии, отправился на поединок с Москвой. Поединок затянулся на всю последующую жизнь. В один из его кризисных периодов я оказался проездом в столице и решил встряхнуть Тиму поездкой в Переделкино, к Тарковскому. Арсений Александрович был любимым его поэтом.

Мы же не знакомы, - робко упирался Тимофей, но скоро сдался с явным любопытством.

Поэт сошёл к нам со ступенек Дома отдыха писателей, а показалось - будто с небесных высот, опираясь на один костыль. Улыбаясь как старым знакомым, присел на скамейку. Выглядел он очень больным и усталым. Это было тяжёлое для поэта время - сын его жил за границей и был в негласной опале. Арсений Александрович попросил у гостей закурить - видимо, по болезни его пытались разлучить с табаком и, видимо, безуспешно. Тарковский сам предложил нам почитать стихи. Слушал очень внимательно, а когда читал Тимофей, то вдруг прослезился и расцеловал его. Тима так и не понял тогда - что это означало - действительно ли старого поэта, которого когда-то любила сама Цветаева, тронули юношеские строки, или просто слёзы у него были так близко, как бывают лишь у детей и стариков.

Расставшись с Тарковским, мы долго еще гуляли по переделкинским окрестностям, устроили пикник на обочине оврага. На глаза некстати попала часть человеческого черепа - видно, овраг подмывал древнее кладбище.

Впрочем, почему же некстати? Тут же вспомнилось скандальное из Юрия Кузнецова: «Я пил из черепа отца…»

Четырьмя годами позже я вновь побывал в Переделкино. Неподалеку от трёх сосен чернела свежая могила - последний приют «меньшой ветви России» - Арсения Тарковского…

Сейчас в Переделкино, наверное, шумно. И оно не миновало участи Великого передела, когда айсберг русской литературы раскололся на два Союза. Стучат, наверное, топоры, как в «Вишнёвом саде» у Чехова. Старый какой-нибудь автор глазами Фирса смотрит на бодренькое строительство.

Удастся ли мне когда-то побывать ещё в Переделкино, погулять под его соснами? Не знаю. Пока что многие из нас в разряде ценовых заложников - невыездные мы по воле рынка.

Но это волшебное для меня место - Пе-ре-дел-ки-но - всегда со мной. Оно - в моих снах, мечтах, в стихах и прозе. Там живут герои моей повести «Поэма о чёрной смородине». Там до сих пор жив и здравствует Чуковский, слушающий нашу мальчишескую поэму о котятской республике и угощающий меня вкуснейшим черничным вареньем.

Эгей, Переделкино! Ты подожди. Твой паломник - в пути…

От редакции. Интересно отметить, что альманах «45-я параллель» публикует воспоминания о великом человеке в год 125-летия со Дня его рождения. А в поэтическую подборку КЧ, озаглавленную строчкой одной из эпиграмм поэта и писателя включены, конечно, далеки не все блистательные баллады для детей, принадлежащие перу Чуковского. Хотелось бы увидеть того дяденьку или ту тетёньку, которые не помнят наизусть ни «Телефон», ни «Краденое солнце», ни «Муху-Цокотуху»…

Что такое «Чукоккала»?

С лово это составлено из начального слога моей фамилии - ЧУК и последних слогов финского слова КУОККАЛА - так назывался посёлок, в котором я тогда жил.

Слово «Чукоккала» придумано Репиным. Художник деятельно участвовал в моём альманахе и под первым же своим рисунком (от 20 июля 1914 года) сделал подпись: «И. Репин. Чукоккала».

К этой дате, к самому началу Первой мировой войны, и относится зарождение «Чукоккалы».

Что такое «Чукоккала», сказать нелегко. Иногда это рукописный альманах, откликающийся на злободневные темы, иногда же — просто самый обыкновенный альбом для автографов.

Вначале «Чукоккала» была тощей тетрадкой, наскоро сшитой из нескольких случайных листков, теперь это объёмистый том в 632 страницы с четырьмя филиалами, относящимися к позднейшему времени.

Таким образом, в 1964 году исполнилось ровно полвека со времени её появления на свет. Перечень её сотрудников огромен. Среди них Леонид Андреев, Анна Ахматова, Андрей Белый, Ал. Блок, Ив. Бунин, Макс Волошин, Сергей Городецкий, Горький, Гумилёв, Добужинский, Вас. Немирович-Данченко, Евреинов, Зощенко, Аркадий Аверченко, Александр Амфитеатров, Юрий Анненков, Ал. Бенуа, Вячеслав Иванов, А. Кони, А. Куприн, Осип Мандельштам, Фёдор Сологуб и другие. А также более молодое поколение — Маргарита Алигер, Ираклий Андроников, А. Архангельский, Е. Евтушенко, Валентин Катаев, Каверин, Михаил Кольцов, Э. Казакевич, И. Бабель, Мейерхольд, В. Маяковский, С. Маршак, С. Михалков, Николай Олейников, М. Пришвин, Мих. Слонимский, А. Солженицын, К. Паустовский, Ал. Толстой, К. Федин, С. Щипачёв, Вячеслав Шишков, Виктор Шкловский и другие <…>

Главная особенность «Чукоккалы» - юмор. Люди писали и рисовали в «Чукоккале» чаще всего в такие минуты, когда они были расположены к смеху, в весёлой компании, во время краткого отдыха, зачастую после тяжёлых трудов. Потому-то на этих страницах так много улыбок и шуток — порой, казалось бы, чересчур легкомысленных.

И ещё особенность «Чукоккалы». Её участники во многих случаях являются нам не в своём обычном амплуа и выступают в той роли, которая, казалось бы, совершенно несвойственна им.

Шаляпин здесь не поёт, а рисует, Собинов пишет стихи. Трагический лирик Блок пишет шутливую комедию. А песнопевец Михаил Исаковский предстает перед нами как мастер смешного бурлеска. Прозаик Куприн становится здесь стихотворцем.

Конечно, есть в «Чукоккале» и вещи другой тональности, другого - нисколько не комического - стиля. Это прежде всего автографы стихотворений Анны Ахматовой, Бунина, Мандельштама, Валентина Катаева, Ходасевича, Кузмина и других.

У англичан есть прекрасное слово «хобби». Оно означает любимое занятие человека, не связанное с его основной профессией. Таким хобби была для меня «Чукоккала». Она всегда оставалась на периферии моих личных и литературных интересов. Столь же периферийной была она и для большинства её участников. Почти никогда не записывали они на её страницах того, что составляло самую суть их духовной биографии, их творчества.

Вот почему эта книга не стала зеркалом тех грозных времён, когда ей довелось существовать. Лишь мелкими и случайными отблесками отразились в ней две мировые войны. И можно ли искать в ней отражения величавых Октябрьских дней? Дикой и бессмысленной была бы попытка запечатлеть на её зачастую легкомысленных и шутливых страницах планетарно грандиозные события, потрясшие собой всю вселенную.

Наиболее серьёзны в Чукоккале краткие этюды о личности и поэзии Некрасова, написанные по моей просьбе Горьким, Блоком, Маяковским, Тихоновым, Максимилианом Волошиным, Фёдором Сологубом, Вячеславом Ивановым и другими в виде ответов на составленную мною анкету. Готовясь к изучению жизни и творчества любимого моего поэта, я, естественно, счёл нужным обратиться к своим современникам, чтобы выяснить, как воспринимают поэзию Некрасова внуки и правнуки того поколения, к которому было обращено его творчество.

Все эти отзывы написаны всерьёз, без улыбки. Впрочем, нет, и сюда вторгся юмор. Я говорю об ответах В. Маяковского, написанных озорно и насмешливо. Насмешка направлена против анкеты, чего, к сожалению, не поняли критики, обрушившиеся на Маяковского за непочтительное отношение к Некрасову.

Хотя «Чукоккала» основана, как уже сказано, в 1914 году, но теперь, печатая её, я (правда, очень редко) приобщал к ней такие рисунки и тексты, которые относятся к более раннему времени. Это записи Лядова и Римского- Корсакова, карикатура Троянского, стихотворение Потёмкина, дошедшее до меня уже после создания «Чукоккалы».

Большинство рисунков и записей, входящих в «Чукоккалу», сделано у меня за столом, в моём доме. Если же в гостях или на каком-нибудь собрании случалось мне встретиться с таким человеком, участие которого в альманахе казалось мне ценным, я предлагал ему первый попавшийся случайный листок и, воротившись домой, вклеивал этот листок в альманах. Так было, например, с рисунками Шаляпина, которого я неожиданно встретил у Горького; с рисунками М.В. Добужинского, Н.Э. Радлова, В.А. Милашевского, исполненными в 1921 году в Холомках, где мы спасались от петроградского голода. Александр Блок сам принёс мне стихотворение «Нет, клянусь, довольно Роза...», сочинённое им по дороге домой из «Всемирной Литературы», материалы, относящиеся ко Второму Всесоюзному съезду писателей, я собрал в небольшой тетрадке, которая стала, так сказать, первым филиалом «Чукоккалы». Таких филиалов несколько.

Таковы, например, рисунки Юрия Анненкова, заимствованные из его замечательной книги «Портреты» (1922), а также фотоснимки, сделанные фотографом-художником М.С. Наппельбаумом, автором книги «От ремесла к искусству», где собраны наиболее ценные из его талантливых работ. Оригиналы некоторых исполненных им портретов (Анны Ахматовой, Мих. Слонимского, Евг. Петрова, Мих. Зощенко и других) сохранились у его дочери О.М. Грудцовой, которая любезно предоставила их для Чукоккалы, за что я спешу выразить ей свою благодарность. Евгений Борисович Пастернак передал мне малоизвестный портрет своего отца. Я очень признателен и ему, и другим моим друзьям, благодаря которым в Чукоккале могли появиться портреты Маршака, Николая Олейникова, Евг. Шварца, Паоло Яшвили и других.

В 1965 году я подарил «Чукоккалу» моей внучке Елене Чуковской, которая проделала большую работу по подготовке альманаха к печати. Работа была трудная и сложная. Нужно было сконцентрировать рисунки и тексты вокруг той или иной определённой темы («Всемирная Литература», Дом Искусств, Первый съезд писателей и др.) и, главное, записать мои комментарии чуть ли не к каждой странице «Чукоккалы».

В тех случаях, когда ту или иную страницу «Чукоккалы» можно было прокомментировать при помощи кратких отрывков из моих мемуаров, читателю предлагаются эти отрывки в несколько изменённом виде.

Маршак в одном из своих стихотворений метко назвал «Чукоккалу» музеем. Заканчивая краткую быль о «Чукоккале», я приглашаю читателей познакомиться с экспонатами этого музея.

к первому изданию одного из самых знаменитых альманахов России)

Иллюстрации: два портрета Корнея Чуковского разных лет; Корней Иванович в кругу семьи; обложка книги «Чукоккала. Рукописный альманаха Корнея Чуковского» (издательство «Русский путь, Москва, 2006); «ходоки» к дедушке Корнею - братья Павловы: Александр (15 лет), Владимир (12 лет), Олег (10 лет) - снимок 1964 года; автограф поэта и писателя, процитированный в эссе Олега Павлова.

Послание

семидесятипятилетнему К.И. Чуковскому

от семидесятилетнего С. Маршак а

Чуковскому Корнею -

Посланье к юбилею.

Я очень сожалею,

Что все ещё болею

И нынче не сумею

Прибыть на ассамблею,

На улицу Воровского,

Где чествуют Чуковского.

Корней Иванович Чуковский,

Прими привет мой Маршаковский.

Пять лет, шесть месяцев, три дня

Ты прожил в мире без меня,

А целых семь десятилетий

Мы вместе прожили на свете.

Я в первый раз тебя узнал,

Какой-то прочитав журнал,

На берегу столицы невской

Писал в то время Скабичевский,

Почтенный, скучный, с бородой.

И вдруг явился молодой,

Весёлый, буйный, дерзкий критик,

Не прогрессивный паралитик,

Что душит грудою цитат,

Загромождающих трактат,

Не плоских истин проповедник,

А умный, острый собеседник,

Который, книгу разобрав,

Подчас бывает и неправ,

Зато высказывает мысли,

Что не засохли, не прокисли.

Лукавый, ласковый и злой,

Одних колол ты похвалой,

Другим готовил хлёсткой бранью

Дорогу к новому изданью.

Ты строго Чарскую судил.

Но вот родился «Крокодил»,

Задорный, шумный, энергичный, -

Не фрукт изнеженный, тепличный.

И этот лютый крокодил

Всех ангелочков проглотил

В библиотеке детской нашей.

Где часто пахло манной кашей.

Привет мой дружеский прими!

Со всеми нашими детьми

Я кланяюсь тому, чья лира

Воспела звучно Мойдодыра.

С тобой справляют юбилей

И Айболит, и Бармалей,

И очень бойкая старуха

Под кличкой «Муха-Цокотуха».

Пусть пригласительный билет

Тебе начислил много лет.

Но, поздравляя с годовщиной,

Не семь десятков с половиной

Тебе я дал бы, друг старинный,

Могу я дать тебе - прости! -

От двух, примерно, до пяти...

Итак, будь счастлив и расти!

Снискавший славу детского поэта Корней Чуковский долгое время был одним из самых недооценённых писателей серебряного века. Вопреки расхожему мнению, гений творца проявлялся не только в стихотворениях и сказках, но и в критических статьях.

В силу непарадной специфики творчества государство на протяжении всей жизни литератора пыталось дискредитировать его труды в глазах общественности. Многочисленные исследовательские работы позволили взглянуть на именитого деятеля искусств «другими глазами». Сейчас произведениями публициста зачитываются как люди «старой закалки», так и молодежь.

Детство и юность

Николай Корнейчуков (настоящее имя поэта) появился на свет 31 марта 1882 года в северной столице России – городе Санкт-Петербурге. Мать Екатерина Осиповна, будучи прислугой в доме именитого врача Соломона Левенсона, вступила в порочную связь с его сыном Эммануилом. В 1799 году женщина родила дочь Марию, а через три года подарила гражданскому мужу наследника Николая.


Несмотря на то, что отношения отпрыска благородного семейства с крестьянкой в глазах общества того времени выглядели вопиющим мезальянсом, вместе они прожили семь лет. Дед поэта, не желавший родниться с простолюдинкой, в 1885 году без объяснения причины выставил невестку на улицу с двумя малышами на руках. Так как Екатерина не могла себе позволить отдельное жильё, вместе с сыном и дочерью она уехала к родственникам в Одессу. Много позже в автобиографической повести «Серебряный герб» поэт признается, что южный город так и не стал ему родным.


Детские годы писателя прошли в атмосфере разрухи и нищеты. Мать публициста посменно работала то швеёй, то прачкой, но денег катастрофически не хватало. В 1887 году мир увидел «Циркуляр о кухаркиных детях». В нём министр просвещения И.Д. Делянов рекомендовал директорам гимназий принимать в ряды учащихся лишь тех детей, чьё происхождение не вызывало вопросов. Из-за того, что Чуковский под данное «определение» не подходил, в 5-м классе его исключили из привилегированного учебного заведения.


Дабы не слоняться без дела и приносить пользу семье, юноша брался за любую работу. В числе амплуа, которые на себя примерил Коля, был и разносчик газет, и чистильщик крыш, и расклейщик афиш. В тот период молодой человек начал интересоваться литературой. Он зачитывался приключенческими романами , изучал работы и , а вечерами под шум прибоя декламировал стихи .


Помимо прочего, феноменальная память позволила юноше выучить английский язык так, что он переводил тексты с листа, ни разу не запинаясь. Тогда Чуковский ещё не знал, что в самоучителе Олендорфа отсутствовали страницы, на которых подробно описывался принцип правильного произношения. Поэтому когда спустя годы Николай посетил Англию, факт того, что местные жители практически его не понимали, невероятно удивил публициста.

Журналистика

В 1901 году, вдохновившись произведениями любимых авторов, Корней пишет философский опус. Друг поэта Владимир Жаботинский, прочитав труд от корки до корки, отнёс его в газету «Одесские новости», положив тем самым начало 70-летней литературной карьере Чуковского. За первую публикацию поэт получил 7 рублей. На немалые по тем временам деньги молодой человек купил себе презентабельного вида штаны и рубашку.

Через два года работы в газете Николай в качестве корреспондента «Одесских новостей» был командирован в Лондон. На протяжении года он писал статьи, изучал зарубежную литературу и даже переписывал каталоги в музее. За период командировки было опубликовано восемьдесят девять работ Чуковского.


Писатель настолько сильно полюбил британский эстетизм, что через много-много лет перевёл труды Уитмена и на русский язык, а также стал редактором первого четырёхтомника , который в мгновение ока приобрёл статус настольной книги во всех любящих литературу семьях.

В марте 1905 года писатель перебирается из солнечной Одессы в дождливый Санкт-Петербург. Там молодой журналист быстро находит себе работу: устраивается корреспондентом в газету «Театральная Россия», где в каждом номере публикуются его отчёты о просмотренных спектаклях и прочитанных книгах.


Субсидия певца Леонида Собинова помогла Чуковскому выпустить в свет журнал «Сигнал». В издании печаталась исключительно политическая сатира, а среди авторов числились , и даже Тэффи. За двусмысленные карикатуры и антиправительственные произведения Чуковский был арестован. Именитый адвокат Грузенберг сумел добиться оправдательного приговора и через девять дней вызволить писателя из заключения.


Далее публицист сотрудничал с журналами «Весы» и «Нива», а также с газетой «Речь», где Николай печатал критические очерки о современных писателях. Позднее эти труды были разбросаны по книгам: «Лица и маски» (1914 год), «Футуристы» (1922 год), «От до наших дней» (1908 год).

Осенью 1906 года местом жительства писателя стала дача в Куоккале (берег Финского залива). Там литератору посчастливилось познакомиться с художником , поэтами и . Позднее Чуковский рассказал о деятелях культуры в своих мемуарах «Репин. . Маяковский. . Воспоминания» (1940 год).


Здесь же был собран опубликованный в 1979 году юмористический рукописный альманах «Чукоккала», где оставили свои творческие автографы , и . По приглашению правительства в 1916 году Чуковский в составе делегации русских журналистов вновь отправился в командировку в Англию.

Литература

В 1917-м Николай возвращается в Петербург, где, принимая предложение Максима Горького, заступает на пост руководителя детского отдела издательства «Парус». Чуковский примерил на себя амплуа сказочника во время работы над альманахом «Жар-птица». Тогда он открыл миру новую грань своего литературного гения, написав «Цыплёнка», «Собачье царство» и «Доктора».


Горький увидел в сказках коллеги огромный потенциал и предложил Корнею «попытать счастье» и создать для детского приложения журнала «Нива» ещё одно произведение. Писатель переживал, что ему не удастся выпустить в свет дельный продукт, но вдохновение само нашло творца. Это было накануне революции.

Тогда с больным сыном Колей публицист возвращался с дачи в Петербург. Дабы отвлечь горячо любимое чадо от приступов болезни, поэт начал на ходу придумывать сказку. Времени на проработку героев и сюжета не было.

Вся ставка была на быстрейшее чередование образов и событий, чтобы мальчик не успел ни застонать, ни заплакать. Так и родилось опубликованное в 1917 году произведение «Крокодил».

После Октябрьской революции Чуковский разъезжает по стране с лекциями и сотрудничает со всевозможными издательствами. В 20-30-х годах Корней пишет произведения «Мойдодыр» и «Тараканище», а также адаптирует тексты народных песен для детского чтения, выпуская в свет сборники «Рыжий и красный» и «Скок-поскок». Десять стихотворных сказок поэт выпустил в свет одну за другой: «Муха-Цокотуха», «Чудо-дерево», «Путаница», «Что сделала Мура», «Бармалей», «Телефон», «Федорино горе», «Айболит», «Краденое солнце», «Топтыгин и лиса».


Корней Чуковский с рисунком к "Айболиту"

Корней бегал по издательствам, ни на секунду не расставаясь с корректурами, и следил за каждой напечатанной строчкой. Работы Чуковского публиковались в журналах «Новый Робинзон», «Ёж», «Костёр», «Чиж» и «Воробей». У классика всё складывалось таким образом, что в какой-то момент писатель и сам поверил в то, что сказки – это его призвание.

Всё изменилось после критической статьи , в которой революционерка, не имевшая детей, называла произведения творца "буржуазной мутью" и утверждала, что в работах Чуковского замаскирован не только антиполитический посыл, но и ложные идеалы.


После этого тайный смысл видели во всех работах литератора: в «Мухе-Цокотухе» автор популяризировал индивидуализм Комарика и легкомысленность Мухи, в сказке «Федорино горе» прославлял мещанские ценности, в «Мойдодыре» целенаправленно не озвучивал важность руководящей роли коммунистической партии, а в главном герое «Тараканища» цензоры и вовсе разглядели карикатурный образ .

Гонения довели Чуковского до крайней степени отчаяния. Корней и сам начал верить в то, что его сказки никому не нужны. В декабре 1929 года в «Литературной газете» было опубликовано письмо поэта, в котором он, отрекаясь от старых работ, обещает изменить направление своего творчества, написав сборник стихов «Весёлая колхозия». Однако труд из-под его пера так и не вышел.

Сказка военных лет «Одолеем Бармалея» (1943 год) была включена в антологию советской поэзии, а затем вычеркнута оттуда лично Сталиным. Чуковский написал ещё одно произведение «Приключения Бибигона» (1945 год). Рассказ печатали в «Мурзилке», декламировали по радио, а затем, назвав его «идеологически вредным», запретили к прочтению.

Уставший бороться с критиками и цензорами писатель вернулся к публицистике. В 1962 году он написал книгу «Живой как жизнь», в которой описывал «болезни», поразившие русский язык. Не стоит забывать и том, что публицист, изучавший творчество , выпустил в свет полное собрание сочинений Николая Алексеевича.


Чуковский был сказочником не только в литературе, но и в жизни. Он неоднократно совершал поступки, на которые его современники в силу своего малодушия не были способны. В 1961 году к нему в руки попала повесть «Один день Ивана Денисовича». Став её первым рецензентом, Чуковский на пару с Твардовским убедил напечатать это произведение. Когда Александр Исаевич стал персоной нон грата, именно Корней спрятал его от властей на своей второй даче в Переделкино.


В 1964 году начался процесс по делу . Корней вместе с – одни из немногих, кто не побоялся написать в Центральный Комитет письмо с просьбой освободить поэта. Литературное наследие писателя сохранилось не только в книгах, но и в мультфильмах.

Личная жизнь

С первой и единственной женой Чуковский познакомился в 18-летнем возрасте. Мария Борисовна была дочерью бухгалтера Арона-Бера Рувимовича Гольдфельда и домохозяйки Тубы (Таубы). Благородное семейство никогда не одобряло Корнея Ивановича. Одно время влюбленные даже планировали сбежать из ненавистной обоим Одессы на Кавказ. Несмотря на то, что побег так и не состоялся, в мае 1903 года пара обвенчалась.


На свадьбу с цветами пришли многие одесские журналисты. Правда, Чуковскому нужны были не букеты, а деньги. После церемонии находчивый парень снял шапку и начал обходить гостей. Сразу после торжества молодожены уехали в Англию. В отличие от Корнея, Мария пробыла там пару месяцев. Узнав, что жена беременна, писатель немедленно отправил её на Родину.


2 июня 1904 года Чуковский получил телеграмму о том, что его супруга благополучно родила сына. В тот день фельетонист устроил себе праздник и пошёл в цирк. По возвращении в Петербург багаж знаний и жизненных впечатлений, накопленных в Лондоне, позволил Чуковскому очень быстро стать ведущим критиком Петербурга. Саша Чёрный не без ехидства называл его Корнеем Белинским. Уже через какие-то два года вчерашний провинциальный журналист был на короткой ноге со всем литературным и художественным бомондом.


Пока деятель искусств разъезжал по стране с лекциями, его жена воспитывала детей: Лидию, Николая и Бориса. В 1920 году Чуковский стал отцом вновь. Дочь Мария, которую все называли Мурочкой, стала героиней многих произведений писателя. Девочка умерла в 1931 году от туберкулёза. Через 10 лет на войне погиб младший сын Борис, а спустя 14 лет не стало и жены публициста – Марии Чуковской.

Смерть

Корней Иванович ушёл из жизни в 87-летнем возрасте (28 октября 1969 года). Причина смерти - вирусный гепатит. Дачу в Переделкино, на которой последние годы жил поэт, превратили в дом-музей Чуковского.

Любители творчества литератора и по сей день могут воочию увидеть место, где создавал свои шедевры именитый деятель искусств.

Библиография

  • «Солнечная» (повесть, 1933 год);
  • «Серебряный герб» (повесть, 1933 год);
  • «Цыплёнок» (сказка, 1913 год);
  • «Айболит» (сказка, 1917 год);
  • «Бармалей» (сказка, 1925 год);
  • «Мойдодыр» (сказка, 1923 год);
  • «Муха-Цокотуха» (сказка, 1924 год);
  • «Одолеем Бармалея» (сказка, 1943 год);
  • «Приключения Бибигона» (сказка, 1945 год);
  • «Путаница» (сказка, 1914 год);
  • «Собачье царство» (сказка, 1912 год);
  • «Тараканище» (сказка, 1921 год);
  • «Телефон» (сказка, 1924 год);
  • «Топтыгин и Лиса» (сказка, 1934 год);

Корней Иванович Чуковский

Биография

Корней Иванович Чуковский (при рождении получивший имя Николай Васильевич Корнейчуков) – русский поэт, известный детский писатель, переводчик, публицист, критик и литературовед. Его дети Николай Корнеевич Чуковский и Лидия Корнеевна Чуковская тоже известные писатели.

Детские годы

19 марта 1882 года (по новому стилю 31) в Санкт-Петербурге родился Николай Корнейчуков. Некоторые считают датой его рождения 1 апреля, что связано с неправильным переводом дат на новый стиль.

Николай был «незаконнорожденным», что заставило его много страдать. Мать Екатерина Осиповна Корнейчукова была полтавской крестьянкой и работала в доме Эммануила Соломоновича Левенсона. Их семья прожила в Питербурге около трех лет, у них уже был ребенок - дочь Мария или Маруся. После рождения Николая отец женился на женщине из высшего общества, а мать переехала в Одессу. В Одессе он проучился в гимназии до пятого класса, из которого его исключили из-за низкого происхождения. Автобиографическая повесть «Серебряный герб» описывает этот период его жизни.

Согласно метрике у него и его сестры не было отчества. Его отчество «Васильевич» было дано по имени крестного, а сестра пользовалась отчеством «Эммануиловна». Все свои произведения он писал под псевдонимом «Корней Чуковский». После свершения революции псевдоним «Корней Иванович Чуковский» стал его законным именем. Все его дети – сыновья Николай и Борис, дочери Лидия и Мария, после революции носили фамилию Чуковских и соответственно отчество Корнеевич.

Молодость

Детскую литературу Чуковский начал писать уже став известным критиком. Первый сборник «Елка» и сказка «Крокодил» вышли в 1916 году. Одни из самых известных сказок «Тараканище» и «Мойдодыр» были написаны в 1923 году.

Корней Чуковский также интересовался вопросами детской психики и способами обучения речи. Все свои рассуждения на данную тему он изложил в книге 1933 года «От двух до пяти». Большинство читателей знают его только как детского писателя.

30-е годы в жизни писателя

В среде критиков появляется термин – «чуковщина». Это приводит к тому, что в конце 1929 года Чуковский публикует письмо с отречением от сказок, также он обещает написать сборник «Веселая колхозия». Отречение ему тяжело далось, сборник он так и не написал. В эти годы из его жизни ушла младшая дочь Мурочка, и мужа его дочери Лидии расстреляли.

Начиная с 1930 года, Чуковский начинает заниматься переводами. В 1936 году выходит его книга «Искусство перевода», переизданная позднее под названием «Высокое искусство». Также в это время он занимается переводами на русский язык произведений Р. Киплинга, М. Твена, О. Уайльда. В это время он начинает писать мемуары. Посмертно они были опубликованы под названием «Дневники 1901 – 1969».

Зрелость

В 60-е годы Корней Чуковский начинает работать над пересказом Библии для детей. Над этой книгой работало несколько писателей, но все тексты редактировал Корней Чуковский. В связи с антирелигиозной позицией власти слово Бог было заменено на «Волшебник Яхве». В 1968 году Библия была издана, и называлась она «Вавилонская башня и другие древние легенды», но все экземпляры были уничтожены. Книга вышла только в 1990 году.

Последние годы

За свою жизнь Чуковский стал лауреатом нескольких государственных премий, кавалером орденов, приобрел всенародную любовь. Тем не менее, он общался с диссидентами. Последние годы он провел на даче в Переделкино, общаясь с местными детьми, читая стихи, устраивая встречи с известными людьми. Корней Иванович умер от вирусного гепатита 28 октября 1969 года. В Переделкино сейчас открыт его музей.

31 марта (н. ст.) 1882 года родился Корней Иванович Чуковский , самый издаваемый в России детский писатель. Между тем отношение советской власти к сказкам писателя, на которых воспитывалось не одно поколение, было далеко не однозначным.

Низкое происхождение

Николай Корнейчуков (таково имя, данное Корнею Ивановичу при рождении) был внебрачным сыном прислуги и ее работодателя, фамилию получил по матери. Отец оставил свою незаконную семью вскоре после рождения Николая (хотя ранее была рождена еще дочь Мария), и мать вместе с детьми вынужденно переехала в Одессу, где и проходило детство будущего писателя. Из одесской гимназии юного Чуковского отчислили, когда тот перешел в пятый класс. В своей автобиографической повести он объяснял это низким происхождением (в 1887 году вступил в силу ). Незаконным рождением также объяснялись отсутствие у Чуковского отчества в метрической книге и разные «настоящие» отчества в поздних биографиях. Например, Васильевичем его называли по имени крестного отца. После революции псевдоним писателя «Корней Иванович Чуковский» стал официальным именем.

К.И.Чуковский в Лондоне

Литературный критик

В литературе Чуковский оказался благодаря близкому еще со времен гимназии другу. В 1901 году начал писать статьи для «Одесских новостей». В 21 год женился на мещанке Марии Борисовне Гольдфельд, бывшей старше писателя на два года. Вскоре последовала командировка в Англию, поскольку Чуковский был единственным сотрудником «Одесских новостей», владевшим английским языком. Жизнь в Лондоне позволила писателю подробнейшим образом ознакомиться с английской литературой. Вернувшись в Россию, Чуковский полностью погрузился в революционные события 1905 года и даже девять дней провел под арестом. Начинавший журналистом и рецензентом, Чуковский в первые десятилетия XX века оставался одним из самых влиятельных литературных критиков в России. Он очень много сделал для литераторов, оказывал помощь, всячески хлопотал. Также Чуковский был замечательным лингвистом.

К. И. Чуковский читает Мурочке свою сказку

Детский писатель

Писать для детей Корней Иванович начал достаточно поздно. Большинство знаменитых произведений созданы им в короткий, 11-летний период жизни его любимой младшей дочки Мурочки. Так, например, когда Маша в 1929 году оказалась неизлечимо больна костным туберкулезом, появилась книжка про Айболита, чудесного доктора, который непременно приедет и всех исцелит. Советские дети и их родители были буквально влюблены в детские поэмы Чуковского. Несмотря на это, с подачи Н. К. Крупской детские произведения Корнея Ивановича подвергались жесткой критике как не соответствующие идеологическому воспитанию детей в духе классовой борьбы. Всенародный любимец и обладатель ряда государственных наград, Чуковский, в последние годы живя в подмосковном Переделкине, регулярно устраивал посиделки с окрестными детьми, читал им стихи, приглашал знаменитых людей. Корнея Ивановича не стало 28 октября 1969 года.

«Чуковский Корней таланта хвалёного в 2 раза длинней столба телефонного» - так охарактеризовал будущего автора популярнейших детских стихов Корнея Чуковского его друг Влад Жаботинский .

Говорят, детский писатель Корней Иванович Чуковский не сильно-то любил праздновать дни рождения, даже к гостям порой не спускался, хотя подарки принимал с радостью.

Безотцовщина

Одна из вещей, которая всю жизнь огорчала Чуковского, - его происхождение. Ведь его настоящие имя и фамилия - Николай Корнейчуков. А с отчеством вообще вышла загвоздка. Коля Корнейчуков был незаконнорождённым сыном крестьянки Екатерины Корнейчуковой и Эммануила Левенсона. Богатый господин «пожил» со своей прислугой около трёх лет, народил двоих детей - Марусю и Колю - и женился на женщине благородного происхождения. Хоть отец официально и не отказывался от сына и дочки, но имя и фамилию им свои не дал. Поэтому в разных документах отчество Коли Корнейчукова звучало на разный лад: был он и Васильевичем, и Степановичем, и Эммануиловичем, и Мануиловичем, и даже Емельяновичем.

В своём «Дневнике» Чуков-ский написал: «Мне казалось... что я единственный - незаконный, что все у меня за спиной перешёптываются и что, когда я показываю кому-нибудь свои документы, все внутренне начинают плевать на меня...

Портрет Корнея Чуковскогокисти И. Е. Репина, 1910 год. Фото: Commons.wikimedia.org

Когда дети говорили о своих отцах, дедах, бабках, я только краснел, мялся, лгал, путал». В конце концов, чтобы прекратить путаницу, Николай взял себе другое имя, придумал отчество и новую фамилию. Кстати, по некоторым свидетельствам, с отцом Чуковский всё же несколько раз встретился и даже однажды привёз его, уже глубокого старика, в финский посёлок Куоккала, где тогда жил со своей семьёй. Правда, долго новоиспечённый отец не загостился - Чуковский вспылил и буквально вытолкал биологического папу за дверь, а детям навсегда запретили упоминать имя деда.

Писать детские стихи Чуков-ский начал, уже будучи маститым критиком. Он и представить себе не мог, что простые четверостишия навсегда затмят все его предыдущие и последующие серьёзные труды. Иногда писатель расходился по этому поводу не на шутку: «…я тайно ревную свои взрослые книги к детским. Я уверен, что моя книга о Горьком лучше «Мойдодыра» и книга о Некрасове лучше «Крокодила». Но этому никто не верит. «Крокодил» разошёлся в 250 000 экз., а «Некрасова» и двух тысяч не разошлось!!! …Я готов бить кулаками тех мамаш, которые, слюняво улыбаясь, сообщают мне, что их Тамарочка знает наизусть мою «Путаницу». «А вы, - спрашиваю я, - знаете ли вы наизусть мою книгу об Уолте Уитмене?» - «О чём?» - «Об Уолте Уитмене». - «А вы разве для взрослых тоже пишете?» - Сволочи!»

Эротичная муха

Несмотря на детскость, в произведениях Корнея Чуковского не раз «умелые» блюстители советского режима находили «запрещённые элементы». Например, запретили книжку «Мухина свадьба». «Гублит (орган госцензуры того времени. - Ред. ) запретил мне книжку «Мухина свадьба» на том основании, что муха на картинке будто бы слишком близко помещена к пауку - и это может вызвать у ребёнка эротические мысли!» - писал об этом глупом происше-ствии сам Чуковский.

Осип Мандельштам, Корней Чуковский, Бенедикт Лившиц и Юрий Анненков, проводы на фронт. Случайная фотография Карла Буллы. 1914 год. Фото: Commons.wikimedia.org

А тот самый «Крокодил», который «по улицам ходил», не понравился Надежде Константиновне Крупской - она углядела в аллигаторе «антисоветский элемент». Хотя Чуковский, когда сочинял стихотворение, ни о чём таком даже не думал. «Мой маленький сын заболел, - вспоминал Корней Иванович. - Я вёз его домой в поезде и, чтобы как-нибудь утихомирить его боль, стал рассказывать ему под ритмический грохот поезда: «Жил да был крокодил. Он по улицам ходил…» Но самым остросатирическим произведением поэта считался «Тараканище». И хотя написана сказка была в 1922 г. - когда власть Сталина ещё не набрала своей мощи, строчки «Покорилися звери усатому. (Чтоб ему провалиться, проклятому!)» звучали пророчески и злободневно.

Кстати, в конце 1990-х стало известно, что Чуковский писал «усатому прообразу». В одном из российских журналов было опубликовано письмо, где Корней Иванович жаловался вождю народов на то, что дети во время войны остались без воспитания, без поддержки родителей, что они одичали, начали грабить и воровать, и предлагал занять таких вот отбившихся от рук детей сельскохозяйственным трудом. Тогда на литератора набросились, обвинили в жестокосердии. На самом деле Чуковский детей обожал, но считал, что их нужно правильно воспитывать. На своей даче в Переделкине постоянно устраивал «творче-ские встречи» с ребятишками, приглашал для них известных людей.

Корней Чуковский с детьми гуляет около детской библиотеки в Переделкино. 1959 год. Фото: РИА Новости / Семенов

Чуковский никогда не симпатизировал советской власти, да и власть его не сильно-то привечала. Тем более что дочь Чуковского, Лидия , стала диссиденткой, а её муж, выдающийся физик Матвей Бронштейн , был назван врагом народа и расстрелян в 1938-м. Это были чёрные годы для Чуков-ских. Семья верила, что Матвей Бронштейн жив, целых два года, ведь им «выдали» приговор: «10 лет без права переписки». И вот Корней Иванович писал письма с просьбой помиловать уже расстрелянного зятя, за него же просили друзья - Маршак, Ландау, Мандельштам, Иоффе. Но единственное, чего они добились, это записка: «возместить Л. К. Чуковской стоимость бинокля, изъятого при обыске 1 августа 1937 г.»…

По воспоминаниям близких, у него всегда было повышенное чувство справедливости. Умер Корней Иванович в 1969 г. от вирусного гепатита. А перед смертью составил список тех, кого не хотел бы видеть на своих похоронах...

Анекдот про Чуковского

Пpиходит Коpней Иванович Чуковский к Ленину.

Владимиp Ильич! Я тут стихотвоpение написал. Хотел бы опубликовать.

- Читайте, Корней Иванович.

- Муха, Муха, цокотуха, позолоченное бpюхо, Муха по полю пошла, Муха денежку нашла. Пошла Муха на базаp и купила самоваp...

- Подождите, товарищ Чуковский! Почему на базар, а не в кооператив? Непорядок. Перепишите немедленно!

Пpиходит Чуковский к Сталину.

Шаржи на К. Чуковского в исполнении В. Маяковского. 1915 год. Фото: Commons.wikimedia.org

Иосиф Виссаpионович! Я тут стихотвоpение написал, хотел бы опубликовать.

- Прочтите, Корней Иванович.

- Муха, Муха, цокотуха, позолоченное бpюхо, Муха по полю пошла, Муха денежку нашла...

- Э, стоп, товарищ Чуковский. У нас деньги с портретом вождя. Кто их мог на поле выбросить? Переписывайте!

Пpиходит Чуковский к Хpущёву.

Никита Сергеевич…

- Читайте, Корней Иванович.

- Муха, Муха, цокотуха, позолоченное бpюхо, Муха по полю пошла...

- Прекратите, товарищ Чуков-ский! Если каждый будет наши поля топтать, то кукуруза так и не взойдёт. Перепишите это место.

Пpиходит Чуковский к Бpежневу.

Ну-ка, прочтите, Корней Иванович.

- Муха, Муха, цокотуха, позолоченное бpюхо...

- Погодите, товаpищ Чуков-ский! У нас в стpане золото не в почёте, все граждане одеваются очень скромно, слитки дома не хранят, а у вас муха с целым позолоченным бpюхом. Пеpепишите.

Пpиходит Чуковский к Андpопову.

Муха, Муха, цокотуха...

- Что вы там пpо ЦК сказали?!