Эдгар По: Колодец и Маятник. Эдгар Аллан По «Колодец и маятник

Эдгар Аллан По

Колодец и маятник

Impia tortorum longas hic turba furores Sanguinis innocui, non satiata, aluit. Sospite nunc patria, fracto nunc funeris antro, Mors ubi dira fuit, vita salusque patent.

Четверостишие, сочиненное для ворот рынка, который решили построить на месте Якобинского клуба в Париже

Я изнемог; долгая пытка совсем измучила меня; и когда меня наконец развязали и усадили, я почувствовал, что теряю сознание. Слова смертного приговора - страшные слова - были последними, какие различило мое ухо. Потом голоса инквизиторов слились в смутный, дальний гул. Он вызвал в мозгу моем образ вихря, круговорота, быть может, оттого, что напомнил шум мельничного колеса. Но вот и гул затих; я вообще перестал слышать. Зато я все еще видел, но с какой беспощадной, преувеличенной отчетливостью! Я видел губы судей над черными мантиями. Они показались мне белыми - белей бумаги, которой я поверяю зти строки, - и ненатурально тонкими, так сжала их неумолимая твердость, непреклонная решимость, жестокое презрение к человеческому горю. Я видел, как движенья этих губ решают мою судьбу, как зти губы кривятся, как на них шевелятся слова о моей смерти. Я видел, как они складывают слоги моего имени; и я содрогался, потому что не слышал ни единого звука. В эти мгновения томящего ужаса я все-таки видел и легкое, едва заметное колыханье черного штофа, которым была обита зала. Потом взгляд мой упал на семь длинных свечей на столе. Сначала они показались мне знаком милосердия, белыми стройными ангелами, которые меня спасут; но тотчас меня охватила смертная тоска, и меня всего пронизало дрожью, как будто я дотронулся до проводов гальванической батареи, ангелы стали пустыми призраками об огненных головах, и я понял, что они мне ничем не помогут. И тогда-то в мое сознанье, подобно нежной музыкальной фразе, прокралась мысль о том, как сладок должен быть покой могилы. Она подбиралась мягко, исподволь и не вдруг во мне укрепилась; но как только она наконец овладела мной вполне, лица судей скрылись из глаз, словно по волшебству; длинные свечи вмиг сгорели дотла; их пламя погасло; осталась черная тьма; все чувства во мне замерли, исчезли, как при безумном падении с большой высоты, будто сама душа полетела вниз, в преисподнюю. А дальше молчание, и тишина, и ночь вытеснили все остальное.

Это был обморок; и все же не стану утверждать, что потерял сознание совершенно. Что именно продолжал я сознавать, не берусь ни определять, ни даже описывать; однако было потеряно не все. В глубочайшем сне - нет! В беспамятстве - нет! В обмороке - нет! В смерти - нет! Даже в могиле не все потеряно. Иначе не существует бессмертия. Пробуждаясь от самого глубокого сна, мы разрываем зыбкую паутину некоего сновиденья. Но в следующий миг (так тонка эта паутина) мы уже не помним, что нам снилось. Приходя в себя после обморока, мы проходим две ступени: сначала мы возвращаемся в мир нравственный и духовный, а потом уж вновь обретаем ощущение жизни физической. Возможно, что, если, достигнув второй ступени, мы бы помнили ощущения первой, в них нашли бы мы красноречивые свидетельства об оставленной позади бездне. Но бездна эта - что она такое? И как хоть отличить тени ее от могильных? Однако, если впечатления того, что я назвал первой ступенью, нельзя намеренно вызвать в памяти, разве не являются они нам нежданно, неведомо откуда, спустя долгий срок? Тот, кто не падал в обморок, никогда не различит диковинных дворцов и странно знакомых лиц в догорающих угольях; не увидит парящих в вышине печальных видений, которых не замечают другие, не призадумается над запахом неизвестного цветка, не удивится вдруг музыкальному ритму, никогда прежде не останавливавшему его внимания.

Среди частых и трудных усилий припомнить, среди упорных стараний собрать разрозненные приметы того состояния кажущегося небытия, в какое впала моя душа, бывали минуты, когда мне мнился успех; не раз - очень ненадолго - мне удавалось вновь призвать чувства, которые, как понимал я по зрелом размышленье, я мог испытать не иначе, как во время своего кажущегося беспамятства. Призрачные воспоминанья невнятно говорят мне о том, как высокие фигуры подняли и безмолвно понесли меня вниз, вниз, все вниз, пока у меня не захватило дух от самой нескончаемости спуска. Они говорят мне о том, как смутный страх сжал мне сердце, оттого что сердце это странно затихло. Потом все вдруг сковала неподвижность, точно те, кто нес меня (зловещий кортеж!), нарушили, спускаясь, пределы беспредельного и остановились передохнуть от тяжкой работы. Потом душу окутал унылый туман. А дальше все тонет в безумии - безумии памяти, занявшейся запретным предметом.

Вдруг ко мне вернулись движение и шум - буйное движение, биение сердца шумом отозвалось в ушах. Потом был безмолвный провал пустоты. Но тотчас шум и движение, касание - и трепет охватил весь мой состав. Потом было лишь ощущение бытия, без мыслей - и это длилось долго. Потом внезапно проснулась мысль и накатил ужас, и я уже изо всех сил старался осознать, что же со мной произошло. Потом захотелось вновь погрузиться в беспамятство. Потом душа встрепенулась, напряглась усилием ожить и ожила. И тотчас вспомнились пытки, судьи, траурный штоф на стенах, приговор, дурнота, обморок. И опять совершенно забылось все то, что уже долго спустя мне удалось кое-как воскресить упорным усилием памяти.

Я пока не открывал глаз. Я понял, что лежу на спине, без пут. Я протянул руку, и она наткнулась на что-то мокрое и твердое. Несколько мгновений я ее не отдергивал и все соображал, где я и что со мной. Мне мучительно хотелось оглядеться, но я не решался. Я боялся своего первого взгляда. Я не боялся увидеть что-то ужасное, нет, я холодел от страха, что вовсе ничего не увижу. Наконец с безумно колотящимся сердцем я открыл глаза. Самые дурные предчувствия мои подтвердились. Чернота вечной ночи окружала меня. У меня перехватило дыхание. Густая тьма будто грозила задавить меня, задушить. Было нестерпимо душно. Я неподвижно лежал, стараясь собраться с мыслями. Я припомнил обычаи инквизиции и попытался, исходя из них, угадать свое положение. Приговор вынесен; и, кажется, с тех пор прошло немало времени. Но ни на миг я не предположил, что умер. Такая мысль, вопреки выдумкам сочинителей, нисколько не вяжется с жизнью действительной; но где же я, что со мной? Приговоренных к смерти, я знал, обычно казнили на аутодафе, и такую казнь как раз уже назначили на день моего суда. Значит, меня снова бросили в мою темницу, и теперь я несколько месяцев буду ждать следующего костра? Да нет, это невозможно. Отсрочки жертве не дают. К тому же у меня в темнице, как и во всех камерах смертников в Толедо, пол каменный, и туда проникает тусклый свет.

Вдруг мое сердце так и перевернулось от ужасной догадки, и ненадолго я снова лишился чувств. Придя в себя, я тотчас вскочил на ноги; я дрожал всем телом. Я отчаянно простирал руки во все стороны. Они встречали одну пустоту. А я шагу не мог ступить от страха, что могу наткнуться на стену склепа. Я покрылся потом. Он крупными каплями застыл у меня на лбу. Наконец, истомясь неизвестностью, я осторожно шагнул вперед, вытянув руки и до боли напрягая глаза в надежде различить слабый луч света. Так прошел я немало шагов; но по-прежнему все было черно и пусто. Я вздохнул свободней. Я понял, что мне уготована, по крайней мере, не самая злая участь.

Я осторожно продвигался дальше, а в памяти моей скоро стали тесниться несчетные глухие слухи об ужасах Толедо. О здешних тюрьмах ходили странные рассказы - я всегда почитал их небылицами, - до того странные и зловещие, что их передавали только шепотом. Что, если меня оставили умирать от голода в подземном царстве тьмы? Иди меня ждет еще горшая судьба? В том, что я обречен уничтожению, и уничтожению особенно безжалостному, и не мог сомневаться, зная нрав своих судей. Лишь мысль о способе и часе донимала и сводила меня с ума.

Наконец мои протянутые руки наткнулись на препятствие. Это была стена, очевидно, каменной кладки, совершенно гладкая, склизкая и холодная. Я пошел вдоль нее, ступая с той недоверчивой осторожностью, которой научили меня иные старинные истории. Однако таким способом еще нельзя было определить размеров темницы; я мог обойти ее всю и вернуться на то же место, так ничего и не заметив, ибо стена была совершенно ровная и везде одинаковая. Тогда я стал искать нож, который лежал у меня в кармане, когда меня повели в судилище; ножа я не нашел. Мое платье сменили на балахон из мешковины. А я-то хотел всадить лезвие в какую-нибудь щелочку между камнями, чтоб определить начало пути.

Эдгар Аллан По

КОЛОДЕЦ И МАЯТНИК

Impia tortorum longas hic turba furores Sanguinis innocui, non satiata, aluit. Sospite nunc patria, fracto nunc funeris antro, Mors ubi dira fuit, vita salusque patent.

Четверостишие, сочиненное для ворот рынка, который решили построить на месте Якобинского клуба в Париже

Эдгар Аллан По

Колодец и маятник: рассказы

Серия «Школьная библиотека украинской и зарубежной литературы» основана в 2010 году

Перевод с английского

Предисловие и примечания

Киры Шаховой

Художник-оформитель

О. А. Гугалова

План-проспект серии утвержден Министерством образования и науки Украины

Наброски к портрету

Эдгар Аллан По написал относительно немного. Все созданное им в области поэзии и прозы можно объединить в двух томах: in quarto – стихи, in folio – рассказы. Но под обложками этих книг на удивление много шедевров мирового уровня. Время уже отобрало лучшее из наследия писателя, и мы до сих пор удивляемся величию и необычности таланта По. Произведения «Ворон», «Аннабель Ли», «Улялюм», «Эльдорадо», «Падение дома Ашеров», «Маска Красной Смерти», «Черный кот», «Золотой жук» живут в памяти поколений читателей, как ослепительная образная и чувственная вспышка. Музыка и краски этих произведений, как все необычное, новаторское, дерзкое, запечатлеваются в сознании навсегда. Однако время сглаживает необычность, новаторство тиражируется и становится нормой, дерзкое в искусстве прошлого уже никого не раздражает. Тем удивительнее, что творчество американского художника и в наши дни, более чем полтора века после его смерти, привлекает свежестью и силой, очаровывает художественной неповторимостью, глубокой оригинальностью.

Эта оригинальность заметна и на фоне мирового романтизма, в частности американского. Эдгар По – романтик в полном, даже абсолютном смысле этого слова. Все его творчество насквозь романтично. Не менее романтичны и все взлеты и падения его человеческой судьбы от самой колыбели до могилы. Его литературный портрет, созданный далекими от объективности современниками, типичен для романтика. Особенно знаменательно, что и воображаемый автопортрет, написанный его пером, тоже романтический. Характерно, что в обоих вымышленное заступает настоящее, фантазия торжествует над реальностью, карикатура или идеализация заменяет истинный образ.

Все это только подтверждает тот неоспоримый факт, что американский классик жил и писал по законам романтизма. Одним из этих законов еще со времен немецких романтиков – Новалиса, братьев Шлегелей или Тика, – то есть с 90-х годов XVIII века, было создание собственной личности по определенному канону. Они теоретически обосновали необходимость воспитания своих чувств, собственноручного плетения жизненной канвы и шитья узоров на ней по очерченному образцу.

В своем очерке о поэзии Эдгара По российский американист А. Зверев пишет: «Это было характерное свойство романтического сознания, выражение тоски по идеалу, которая вызвала к жизни самый романтизм. Сложился особый тип поведения, возникал тщательно продуманный образ скептика, бунтовщика, извечного бродяги, полного пренебрежения к окружающей нищете, измученного разочарованием, неверием и неудовлетворенного жаждой действия, которое призвано заменить весь существующий порядок вещей». С Эдгаром По случилось так, что созданный им образ романтического поэта превратился в своеобразную маску и маска приросла к его лицу, миф автора «Лигейи» для многих стал более убедительным и живым, чем сама реальность его характера и жизни.

Каким было лицо писателя – этого «зеркала души»? К счастью, сохранилось несколько портретов По, автопортрет и очень выразительный дагерротип (1849 г.), который чаще всего репродуцируют в изданиях его произведений. Первое, что бросается в глаза, очень высокий широкий лоб, светлый лоб мыслителя, окруженный легкими волнистыми русыми волосами. В ясных больших глазах внимание, усталость и грусть. Красивые прямые, длинные брови. Большой нос отнюдь не классической формы и небольшие, тонкие, крепко сжатые, скорбные уста. Это лицо незаурядного и несчастливого человека. На нем проступают воля и малодушие, упрямство и капризность.

А вот как характеризует писателя благосклонная к нему близкая знакомая писательница Фрэнсис Осгуд: «Я всегда считала его образцом изящества, благородства и великодушия… Его красивая надменная голова, темные глаза, которые источали сияние избранности, сияние чувства и мысли, его манеры – все это было сочетанием невероятного величия и нежности… Особенно величественной казалась мне простая и поэтическая душа Эдгара По. Он был веселым, искренним, остроумным; то сдержанным, то капризным, как избалованный ребенок, но даже во время тяжелого литературного труда он находил ласковое слово, добрую улыбку для мягкой, молодой и обожаемой жены и ко всем гостям относился внимательно и любезно. Бесконечные часы проводил он за столом… всегда старательный, терпеливый, записывая своим прекрасным письмом замечательные фантазии, которые непрерывно порождал его блестящий и острый ум».

Но есть и совсем другие характеристики, которые рисуют неприглядную, а иногда отталкивающую фигуру. Наделяя По чертами в лучшем случае демона, а в худшем – просто негодяя, люди, которые по тем или иным причинам не любили писателя, шли навстречу пожеланиям публики. Известно же, что и в наше время массовый потребитель культуры обожает творить кумиров и сбрасывать их с пьедесталов, захлебывается от радости, сплетничая об известных художниках. Во времена По именно писатели, их личность, их частная жизнь привлекали внимание, выполняли в обществе ту роль, которую теперь играют звезды кино и эстрады.

При жизни американского мастера необычность его натуры и определенная эксцентричность поведения вызывали у многих современников одновременно и отрицание, и нездоровый интерес. После его смерти над созданием ложного образа писателя старательно поработал первый биограф По, его недоброжелательный исполнитель завещания Руфус Грисуолд. Как оказалось впоследствии, для своего «мемуара», следовательно, для литературного портрета По этот литератор просто «одолжил» черты персонажа из романа «Кэкстона» англичанина Бульвера-Литтона, переписав характеристику бульверовского романтического злодея Фрэнсиса Вивьена. И читатели поверили злой выдумке Грисуолда, потому что стремились видеть именно такую типичную литературно-романтическую личность.

Эдгар По был художником новейшей эпохи, то есть, как почти каждый литератор буржуазного мира, зарабатывал на существование собственным пером, чего не знали большинство его предшественников еще в конце XVIII века. Его безжалостно эксплуатировали издатели, часто он сидел без гроша в кармане, из-за материальных затруднений отчаивался. Его ежедневным трудом было не только высокое творчество, но и журналистские, редакторские подработки.

Писатель родился и почти безвыездно прожил всю жизнь в Соединенных Штатах – молодой стране, где тон задавала победная буржуазия новой формации, полная рвения, силы, стремительности. Экономика страны семимильными шагами двигалась путем научно-технического прогресса. США гордились республиканским образом правления, демократическими институтами, а также молодостью и перспективами на будущее. Однако и при демократическом строе возникали острые социальные, национальные и культурные проблемы, привлекавшие к себе внимание как внутри страны, так и за ее пределами (вспомним хотя бы то, что писал об Америке после своего путешествия за океан Чарлз Диккенс).

Будучи сыном своего времени и своей страны, а кроме того, уязвимым художником, Эдгар По и в личной жизни, и в творчестве в определенной степени отражал то, что его окружало, порой остро и преувеличено. Оригинальность его творчества и личности многим европейцам казалась несовместимой с господствующим представлением о нормированности, пуританстве, обывательской бесцветности американского общества, его рационализме и прагматизме, бездуховности, враждебности всему интеллектуальному. Отсюда пошло не раз повторенное утверждение о чуждости По духу Соединенных Штатов. Лаконично это выразил Бернард Шоу: «Как мог появиться в Америке этот изящный художник, настоящий аристократ литературы?» В этом высказывании только доля правды. Когда за пределами Соединенных Штатов стали больше известны произведения писателей и мыслителей эпохи По, их сложные духовные искания, когда раскрылся весь массив американского романтизма как своеобразного и красочного явления, автор «Падения дома Ашеров» или «Маски Красной Смерти», «Ворона» или «Колоколов» уже не казался странным исключением, а, наоборот, хорошо вписывался в общую картину литературного процесса США тридцатых-сороковых годов XIX столетия и становился рядом с такими выдающимися художниками, как Мелвилл или Торо, Эмерсон или Дикинсон, был самым значительным из них.

Действие многих произведений По происходит или в Европе, или в условной экзотической стране. Героям присущи общечеловеческие, а не конкретно-исторические или национальные черты. Писатель иногда даже может показаться вненациональным, особенно в сравнении с таким чисто американским писателем, как автор «Приключений Тома Сойера» и «Приключений Гекльберри Финна». Правда, стертость национальных черт, космополитическая универсальность вообще присущи некоторым романтическим произведениям (не менее, кстати, чем ярко выраженный национальный характер – другим). И даже не воссоздав в реалистических образах национальную жизнь американцев, По – очень американский художник. Как продолжатель прозаической традиции своего старшего современника Вашингтона Ирвинга и оппонент поэтов-трансценденталистов, предтеча Уитмена, Марка Твена, Брет-Гарта и пр., как художник, он откликался на потребности американских читателей, писал о том, что интересовало и волновало именно его соотечественников, и, наконец, как автор сатир на американскую предприимчивость, безоговорочный оптимизм и хвастовство, на прессу и литературу США, По был, бесспорно, национальным художником. Характерные особенности жизни родины отразились в интеллектуальном своеобразии многих его рассказов, в культе рацио, в научно-фантастической тематике, особом интересе к техническим изобретениям, воспевании ученого, путника, пионера новых земель.

Во время Пиренейских войн . Рассказ ведётся от первого лица, пережившего пытки и мучения испанской инквизиции в тюрьме г. Толедо . Герой рассказа был осужден за некое преступление и подвергся пыткам. Суд приговорил его к смертной казни .

Осужденный очнулся в полной тьме. Он подумал, что умер и находится на том свете . Узник собрал все силы и медленно встал, двинулся вперёд и наткнулся на стену. Герой вспомнил ужасные рассказы о ловушках инквизиции. Это была огромная каменная камера с ловушками. Пройдя вдоль стены, герой рассказа измерил размер камеры, оказавшейся очень длинной. Потом он споткнулся о камень, упал и потерял сознание, а когда пришёл в себя, обнаружил рядом миску и стакан воды. Он встал и начал ходить во мгле, потом вновь споткнулся и упал на край глубокого колодца. Именно это и была смертная казнь. Ещё шаг - и он упал бы в колодец, куда падали многие и умирали мучительной смертью. Но герою повезло и он чудом спасся от этой хитрой ловушки.

Он опять заснул, а когда проснулся, увидел, что его привязали цельным ремнём к скамье, а рядом снова была миска с приправленной едой, но не было воды. Это увеличивало муки пленника. Камера, которая оказалась намного меньше, чем представлял герой, была немного освещена. Сверху медленно опускался острый маятник. Это была вторая попытка казни. Герой мучился от страха медленной и жестокой смерти, и у него, казалось, не было никакой надежды спастись. Он заметил крыс, которые ждали его смерти, чтобы приобрести новую добычу. Они хотели съесть еду в миске. Когда маятник почти совсем опустился, то к герою пришла светлая мысль. Он натёр ремень жиром, крысы, поднявшиеся на него, начали грызть ремни. Крысы разгрызли ремень, когда уже маятник разрезал одежду пленнику и несчастный смог уползти из опасной зоны.

Казалось, что всё кончено, но герой понял, что инквизиторы наблюдают за каждым его шагом. И тогда в камере стали сжиматься раскалённые металлические стены, подступая к узнику всё ближе и ближе. В конце концов в камере не осталось свободного места, и герой приблизился к колодцу. Заключённый почти потерял сознание и ступил в колодец. Но в последний момент его схватила чья-то рука. То был генерал Антуан Ласалль . Французские войска вошли в Толедо .

Анализ

Рассказывая о смертной казни, о колодце и маятнике, Эдгар По показывает символику, смысл жизни человека. Герой рассказа, которого Инквизиция приговорила к смертной казни, всё время пытается спастись, избежать смерти. И в эти моменты он начинает ценить свою жизнь. Писатель хочет сказать, что как и в этом рассказе, так и в жизни человек пытается спасти свою жизнь, даже если она была ничтожная или тяжёлая.

Хотя в рассказе фигурирует историческое лицо - наполеоновский генерал Ласалль - его «историческая достоверность» близка к нулю. В описываемый период (1808 год) в испанская инквизиция практически не обладала реальной силой, тем более права самостоятельно выносить смертные приговоры. Но даже во времена её могущества, описываемых По изощренных методов казни она никогда не использовала. Некоторые из них, например, сжимающаяся и накаляющаяся железная башня, технически едва ли вообще выполнимы в условиях того времени.

Этот рассказ напоминает немного ситуацию с «бочкой амонтильядо» - опять мы не знаем, за что наказывают главного героя. Только в этом случае это менее важно, ибо Инквизиции много причин не требовалось. Пытки же сего «бича Господнего» захватывали воображение многих (особо когда живешь через несколько столетий после происходившего - конечно можешь себе позволить уже пофантазировать на эту тему).

Но у По, как всегда, пытки физические заменяются пытками психологическими. И о до чего же эффективными! И каждая пытка при том при всем имеет еще вполне конкретный символический смысл.

Сначала кромешная тьма и опасность таящаяся в ней. Потом коса времени в виде маятника с лезвием, медленно и неумолимо опускающаяся на приговоренного. Страшна не смерть, а ожидание ее. Это самый жуткий отрывок. Гораздо более жуткий, чем какие-либо горы трупов, нарезанные бензопилой. И гораздо более аллегоричный - автор опять напоминает нам о неумолимости смерти и времени, которое всему приносит конец. Конец истории украшает картина разрисованных «под ад» стен, раскаляющихся докрасна и сдвигающихся, глаза демонов горят настоящим огнем. И рядом молчаливо присутствует колодец, о содержании которого мы можем разве что догадываться из наличия выбегающих оттуда крыс, но именно умолчание и довершает зловещее впечатление.

Интересно, что эта серия пыток в какой-то мере отражает фанатически-религиозную картину мира, присущую самой инквизиции - сначала мы рождаемся блуждать в темноте (и, кстати, герой не помнит практически ничего, что было до казни, только смутные пятна-привидения при свечах, которые сначала кажутся ангелами-хранителями), если нам повезет, и мы не споткнемся о житейские опасности, коса времени все равно скосит нас. А дальше нас всех ждет ад, конечно.

Спасение героя, само собой, выглядит более чем фантастическим, но в данном случае оно вполне под стать всей остальной фантасмагории. При желании его даже можно интерпретировать как намек на восхождение души в рай после чистилища, учитывая всю обстановку, то есть высшую справедливость, которая существует где-то там вовне суда инквизиции и выше него... Воображения автору не занимать. И что самое интересное, хотя от этих пыток пробирает дрожь, они при этом обладают какой-то особенной темной эстетикой, художественностью, чего зачастую не хватает современным образцам жанра.

В том издании, которое присутствует у меня на бумаге, рассказы дополнены чудесными иллюстрациями Гарри Кларка (собственно, они заставили меня купить это издание По в польском переводе - что само по себе было бы немного странно). Они настолько точно передают атмосферу творчества По, что я настоятельно рекомендую всем не видевшим поискать в интернете. А вообще, творчество По - это настоящая кладезь для художников-иллюстраторов. Как и для режиссеров, впрочем.

Оценка: 9

Один из самых сильных и эмоциональных рассказов в творчестве По. Наверное, не стоит задумываться, насколько реалистично описаны здесь методы инквизиции, не случайно «Колодец и маятник» начинается как притча, вне времени и пространства, и за что герой приговорен к смерти, не сказано. Просто есть человек с одной стороны и безликая, бездушная машина уничтожения и подавления личности с другой стороны. А дальше развивается захватывающая история о страхе смерти и жажде жизни. Впрочем, «высокими материями» и философскими вопросами можно и не заморачиваться. Рассказ вполне можно прочитать как качественный хоррор, которым, возможно, вдохновлялись создатели таких классических в своем жанре фильмов, как «Куб» или «Пила»... Я бы оценил «Колодец и маятник» высшим баллом, если бы не финал, на мой взгляд, неудачный и абсолютно искусственный, словно в последнюю минуту рассказ взялся дописывать совсем другой автор.

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Я не против хеппи-энда в принципе, но здесь он совершенно «чужеродное тело». Остается предположить, что все мучения героя привиделись ему в кошмарном сне, так и чудесное спасение - тоже сон. Иначе получается как в старом советском мультфильме: «Принесли его домой - оказался он живой».

Оценка: 9

Рассказ удивителен по эмоциональной насыщенности. В него погружаешься постепенно, будто, входя в воду, не замечаешь, как начинаешь тонуть в абсолютно живом ужасе героя перед лицом смерти. При этом я бы назвала «Колодец и маятник» жизнеутверждающим и поразительно оптимистичным рассказом. Герой, понимая, что гибель неминуема и оттягивание момента смерти принесет еще большие мучения, борется за каждую минуту, каждую секунду жизни.

Невольно вспоминаются слова Достоевского в «Преступлении и наказании»: «Неужели такая сила в этом желании жить и так трудно одолеть его?» и «…в остроге ее (жизнь) еще более любят и ценят, и более дорожат ею, чем на свободе». Неудивительно, что для По не имеет значения за какое преступление был так жестоко осужден человек. Убийство это, еретические мысли или что-то еще - не важно. Все отступает перед желанием жить. Жить в темной камере с колодцем, жить под маятником, жить…

Конец рассказа мне представляется вполне логичным. Разве можно было ожидать иного после прочтения эпиграфа? «…Ныне отчизна свободна, ныне разрушен застенок, Смерть попирая, сюда входят и благо и жизнь». :))) Ну, а если серьезно: в рассказе, видимо, заложены определенные параллели с политической ситуацией того времени. В этой связи спасение героя олицетворяет победу жизни над смертью как победу французских войск над Испанией и испанской инквизицией.

Оценка: 10

Это нечто невероятное. Нечто, что взорвало моё сознание, на миг отправило в пустоту и выдернуло оттуда, как раз в тот момент, когда страницы книги чуть не поглотили меня целиком. Этот рассказ подчиняет себе, угнетает волю. Я дочитал его десять минут назад. И только сейчас понял, что ворох образов, ощущений, всполохи сознания, буйствующие в голове - плод символов, гнездящихся на бумажном листе.

Раз так, казалось бы, они должны нести какой-то смысл? Но какой? Ощущение, будто видел сон, но вот он сменился явью, а картинки стали тенями, всё меркнущими и меркнущими... Нет, я помню кое-что. Главного героя пытают. Инквизиция. Испания. Судя по всему, описываются его ощущения. Но за ними - что-то большее; что-то зловещее, необъятное и неотвратимое, ведь нельзя взять и захлопнуть книгу. Нечто, что было со мной, что было мной, но теперь ушло. Пытаюсь вспомнить. Перед мысленным взором - тьма и больше ничего.

Я не стану врать. Рассказ не заставит меня ходить «чуть торкнутым» неделю. Более того, признаюсь, я эти-то строки пишу, усилием воли сохраняя исчезающии ощущения, отключив разум и рациональное мышление. Это всё равно что, пытаясь ухватиться за уходящий сон, погружать ещё неотошедшее сознания обратно во мглу. И мне уже сейчас достаточно трудно делать это. Думаю, пройдёт ещё минут пятнадцать, и от впечатления останется лишь жутковатый холодок. Как от ночного кошмара...

Ох... прошу простить за эту вакханалию мысли. Если быть честным, даже не перечитывал, что написал.

В одном можете быть уверены: «Колодец и маятник» подарит вам безумие на полчаса.

Удивительно. Непередаваемо.

Оценка: 10

К какому бы жанру сегодня ни пытались относить этот рассказ фанаты готики, мистики и тд и тп, одно остается несомненным:

Эдгар Аллан По был первым. Он создавал этот жанр, нащупывал его законы, строил это великолепное здание и наполнял его таинственными и мрачными историями, в равной степени способными зачаровать и 7-летнего мальчика и 70-летнего старика.

Для меня весь Эдгар По всегда будет ассоциироваться со старым школьным зданием, комнаткой об одном окне, сплошь заставленной полками, где тесными рядами в выцветших потертых обложках стоят остропахнущие плесенью корешков и чернильными надписями формуляров бумажные книги, каждая из которых прячет внутри целый мир.

Несколько лет я искал продолжение, тогда еще не зная, что эта тоненькая книжка - практически все, что он написал.

Я перечитывал каждый рассказ по многу раз, строки поэм, имена, названия замков, вин, улиц и домов звучали как музыка, которую можно слушать бесконечно.

И каким же счастьем было найти года через три-четыре Марсианские Хроники! Но это уже совершенно другая история...

Оценка: 10

Роджер Корман поставил несколько шикарных фильмов ""по По"", но среди них нет ни одной достойной экранизации. Ибо перенести его прозу на полный метр невозможно, не разбавив дополнительными подробностями с объяснение кто, откуда, за что... И чем больше добавляют, тем меньше остается от По, которому было плевать на предисторию, характеры - все, что мешало воплотить одну лишь голую суть: воплощенный кошмар. Терзания не столько тела, сколько духа. Зачем нам видеть лица инквизиторов, слушать их речи? За них говорят созданные ими Колодец и Маятник, буквальное олицетворение того зла, какое лишь люди способны творить над своими собратьями. Герой тоже не имеет лица; он не просто жертва - он наши глаза, позволяющие взглянуть на абсолютное Зло, увидеть его масштабы. Он лишь песчинка в безжалостных жерновах, заклинивающая их, чтобы не быть размолотой. И он же - символ силы человеческого духа, стремления бороться даже тогда, когда борьба кажется заведомо бессмысленной, а сопротивление лишь затягивает страдания. Ведь только надеющиеся вознаграждаются.

Этот рассказ лишь обманчиво прост; простота сюжета напрямую связана с бесконечно сложными идеями и темами, поднимаемыми в нем. И чем сложнее закручивают сюжет киношники (у Кормана получился захватывающий готический детектив, а Стюарт Гордон снял любопытный эксплотейшн), тем проще, чтобы не сказать, примитивнее делаются основные идеи автора. Читайте, а не смотрите. Смотреть тоже можно. Но отдельно.

Оценка: 10

Насколько помню, прочитал этот рассказ, еще учась в восьмом классе, а может быть, и раньше слышал, как его читали по радио (если его там читали)? В то время впечатление было весьма сильным – изощренное в техническом и психологическом отношении издевательство инквизиторов над своей беззащитной жертвой ужаснуло. Теперь, конечно, такого чувства при перечитывании нет, но отчаяние главного героя и его дикое, непобедимое желание выжить рассказ передает отлично.

Инквизиция – типичное «действующее лицо» жанра ужасов, а читателю советской культуры, в рамках атеистического воспитания хорошо ознакомленного с кошмарами средневекового мракобесия, подобный образ бьет по «больному месту» подсознания. Страшно подумать, что могут сделать люди с таким же, как и они, человеком. Не только в Средние века, но и сейчас человек остается для другого человека самым страшным монстром.

Рассказ оказал большое влияние на жанр ужасов – это один из первых образцов своеобразного поджанра «человек в ловушке». В современном хорроре этот сюжетный ход используется крайне широко – от «Мизери» и «Игры Джералда» Стивена Кинга до «это вашей» «Пилы».

«Колодец и маятник» можно понимать не только буквально. Герой противится неизбежной, как кажется, смерти, вырываясь из одной ловушки только чтобы попасть в другую – и все это время осознает, что обречен. Как и всякий человек, понимая, что смертен, тем не менее, борется за жизнь и старается прожить ее не зря. И чудесное спасение главного героя – вовсе не следствие желания создать стандартный «хэппи энд» (в отношении По такие подозрения смешны). Может быть, это способ выразить уважение автора к своему герою, а может быть – мистическая надежда на какое-то продолжение существования души после смерти, загробное воздаяние? В любом случае, рассказ наполнен верой в то, что пока человек жив, для него всегда есть смысл бороться.

Итог: что тут сказать? По – один из родоначальников жанра ужасов в современном виде, а «Колодец и маятник» - одно из самых интересных и нестандартных (без заживо похороненных девиц) его произведений. Классика, обязательная к прочтению.

P. S. Рассказ перечитан в связи со знакомством с темой «10 любимых страшных рассказов» на форуме ФантЛаба.

Оценка рассказу – 9 из 10.

Оценка «пугающего потенциала» - 4 из 5 (может сильно напугать).

Оценка: 9

Что можно успеть донести до читателя за какие-то 14 страниц?? За 14 страниц, которые обычно занимает вступление, не обремененное идейной нагрузкой и значительным сюжетом?! Как выясняется очень много.

Эдгар Аллан По не описывает нам прошлое и будущее главного героя, мы наблюдаем лишь момент, один эпизод из его жизни...и этот эпизод содержит больше, чем подчас целая история жизни. Я выразилась не совсем точно, мы даже не наблюдаем, а сопереживаем весь тот ужас, который испытывает приговоренный к смерти. Мы буквально ощущаем дуновение ветерка, исходящее от беспощадного раскачивающегося маятника. Не представляю, каким живым нужно обладать воображением, чтобы достоверно описать чувства человека, доведенного до состояния, когда смерть от медленно опускающегося маятника кажется...милосердной!...

В этом рассказе нет ни единого лишнего слова, ни единого момента, позволяющего расслабиться и перевести дух, ни единого шанса на спасение... и всё-таки надежда (или хотя бы её призрак), есть даже над пропастью (колодцем), ведущей в ад...

Оценка: 9

Обычный, вроде бы, рассказ гениальное перо Эдгара Аллана По превращает в натуральную фантасмагорию, в бесконечное ожидание смерти и чудовищные пытки, при одной мысли о которых кровь стынет в жилах. Каждый новый взмах косы проносится перед твоими глазами, ты понимаешь, что выхода нет и сходишь с ума в своих тисках...

Я не знаю, какой личный опыт подтолкнул По к написанию этого рассказа, да и был ли тот опыт. Но получилось очень страшно и очень реалистично.

Оценка: 9

Вероятно, лучшее из всего написанного По. Впервые пробовал его читать ещё в младшей школе-не всё тогда понял,но атмосфера рассказа произвела сильное впечатление.Очень эмоциональный,на грани гиперреализма,этот рассказ на самом деле не просто шедевр жанра «страшного рассказа»,но и серьёзное социально-философское произведение.И здесь я полностью согласен с нашим уважаемым baroni (см. отзыв)-несмотря на отчаянную борьбу за жизнь,героя рассказа не покидает ощущение безнадёжности в борьбе с государственной машиной,которая наблюдает за каждым его действием.Неожиданное спасение-символ надежд на свободу личности в новом мире.

Оценка: 10

О том что Эдгар По мастер своего дела я давно не сомневался. Эстет мрачной литературы, культурный гений Америки, и конечно одно из самых громких имен основоположников детектива и литературы ужаса. Так и тут, в этом рассказе с ничем не примечательным названием По сумел раскрасить свое произведение в темные готические тона.

История с первого взгляда незамысловата: человек схваченный изобретательными инквизиторами оказывается в тюрьме. Дабы еще тюрьма была самым что ни есть местом заточения, но она больше напоминает камеру пыток достойной чтобы быть запечатленной на картинах Босха. С этого и начинается рассказ. Дальше автор предлагает просто невероятнейшее описание человека в такой ситуации. Тут просто невероятно, насколько вживаешься в образ этого человека, ощущаешь чувствуешь, словно сам очутился в этом месте и нервно подрагиваешь от каждого зловещего мгновения. Страх просто передан идеально и восхитительно, чувство ужаса это наверное одно из лучших описаний что я читал вообще. Этим и трогает рассказ, берет за грудки своим нервным удушьем и не отпускает до самого конца, намереваясь что вы сейчас побредете по своей комнате высчитывая шаги и ожидая рока.

По сумел передать самую невероятнейшую гамму эмоций ужаса, дать это ощутить. Нечто подобное я ощущал в литературе ужасов единичные случаи раз, а остальное больше похожи на картонные страшилки. Кажется у знаменитого писателя целая копилка историй не дающая заснуть его читателям. Бессонница, эффект присутствия, нервное оглядывание по сторонам и желание убедиться что все в порядке идут в наличие.

baroni , 26 ноября 2007 г.

Подлинный ужас в «Колодце и маятнике» Э. По вызывает даже не страшная камера смертников, в которой оказался герой рассказа после приговора инквизиционного трибунала. Настоящий ужас заключается в безличной машине организованного террора, под колесо которой суждено было попасть главному герою. От неумолимого колеса этой машины не спасает ни самообладание, ни личное мужество. Они могут дать лишь небольшую отсрочку, но безжалостная машина все равно перемолотит твои кости. Помощь приходит извне - с солдатами наполеоновской армии, вошедшими в Толедо.