Оперная певица екатерина александровна семенчук отец. "я пела не только для британской королевской семьи". – Партия Принцессы достаточно драматическая…
У Екатерины, кроме вокального, есть и ярко выраженный драматический дар, поэтому не только партии в операх, но и любой романс в ее исполнении - это целая история о жизни и любви, которая не оставляет равнодушным.
«Аргументы и факты»
Родилась я в Минске. Отец был военным врачом-хирургом, и с четырех до восьми лет я жила с родителями в ГДР, в местечке Крампниц под Потсдамом, где стояли тогда части Советской армии. Мои детские воспоминания — потрясающий сад с каштанами и сливами, в котором все благоухало, вечное солнце, молодые родители. Когда папу отправили служить в Афганистан, я переехала в Минск, к бабушке с дедушкой. Дедушка — из Тбилиси, бабушка — из Кинешмы, а Вторая мировая война свела их в Белоруссии.
Моя семья — это люди, которые являются для меня примером истинной доброты, того, как человек может любить близких, родину, работу. Бабушка, например, до сих пор трудится врачом, потому что не представляет жизни без любимой работы.
Дедушка был баскетбольным арбитром всесоюзной категории, отдавшим спорту всю жизнь. При этом он был очень галантным, научил меня танцевать танго и вальс, привил любовь к романсу — я выросла на его фонотеке с записями Петра Лещенко, Александра Вертинского, Аллы Баяновой и других великих артистов. Впрочем, так же как на рок-н-роллах мамы, на народных песнях, которые любил папа; обожала джаз и Эллу Фицджеральд, так же как группы Ленинградского рок-клуба, особенно «Аукцыон», — я, конечно, очень разная.
Учиться играть на аккордеоне я пошла в музыкальную школу под влиянием таланта дедушки, который виртуозно владел этим инструментом. С детства я хотела петь, и меня взяли в хор этой школы, руководительница которого, Наталья Михайловна Агарова, совершенно замечательная добрая женщина, со временем сказала: «Катенька, очень прошу тебя попробовать себя как оперная певица — пойти в консерваторию и прослушаться у профессора Сергея Дмитриевича Осколкова». Помню, как показывала ему песню «Волга-реченька глубока», — люблю народные мелодии и даже умею петь «народным» голосом. Он послушал, откинулся в кресле, посмотрел на меня через очки с толстыми стеклами и произнес: «Ну, неплохо». Тогда мне это показалось высшей оценкой, чувствовала себя просто звездой. В 1997 году я окончательно переехала в Петербург, заново поступила — уже в Консерваторию имени Н. А. Римского-Корсакова, в класс Евгении Станиславовны Гороховской, которая через два года буквально за руку привела меня в Мариинский театр, где я дебютировала в партии Леля в «Снегурочке». Приход в театр трагически совпал со смертью отца, который был самым горячим моим поклонником и вместе с мамой сделал все, чтобы я состоялась как оперная певица.
Кармен.Мариинский театр.
Следом за дебютом в «Снегурочке» была премьера оперы «Война и мир» в постановке Андрея Кончаловского, в которой Анна Нетребко пела Наташу Ростову, а я — Соню. Мы недавно рассматривали с Аней фотографии этого спектакля, с которым впервые выступили в Метрополитен-опере, — очень смеялись, вспоминая то время. Я, кстати, к стыду своему, только этой весной забрала диплом Консерватории с отличием: как раз в год выпуска, летом 2001-го, была с театром на гастролях в лондонском Ковент-Гардене, затем в Баден-Бадене и в Зальцбурге.
На своем первом Зальцбургском фестивале пела Полину в «Пиковой даме» с потрясающим составом: Лариса Дядькова — Графиня, Галина Горчакова — Лиза, Пласидо Доминго — Герман, Николай Путилин — Томский. Овации на по-клонах казались мне нереальными. Такой же невероятный вечер случился в парижском театре Шатле, где Германа пел Владимир Галузин, а Графиню — Елена Образцова. Я думала, что в финале от аплодисментов рухнут стены. Есть такие спектакли, которые не можешь забыть всю жизнь и которые ее как будто освещают.
Cолистка Мариинского театра в феврале 2015 стала участницей грандиозного события в мире классической музыки: для концертного исполнения и записи в Риме вердиевской «Аиды» оркестром и хором Академии Санта Чечилия дирижер Антонио Паппано собрал состав мечты — лучший из возможных на сегодня в мире. Екатерина была приглашена на партию Амнерис, которую с оглушительным успехом исполняла ранее в ЛаСкала, Королевском театре Сан-Карло и в Мариинке. Знаковый релиз будет выпущен крупнейшим лейблом звукозаписи Warner Classics.
Концерт с Семеном Скигиным в Мариин-ском театре. «С каждым пианистом у меня всегда новая программа, они ни-когда не повторяются. С Семеном Скигиным в этом году мы по-казывали в Москве и Петербурге „цыган- скую“ программу, в ней был цикл Дворжака, француз-ская и американская музыка, старинные русские романсы».
В мае «Аида» в Мариинском театре и сольный кон-церт в венском Концертхаусе с концерт-мейстером Хельмутом Дойчем. В программе: Чайковский, Рахмани-нов, Мусоргский. «В Вене такая горячая публика, это что-то! И при этом очень вос-питанная: ты поешь на концерте блок Чайковского, и они не будут тебе мешать, дадут допеть все его сочинения до конца, хотя иногда даже хочется паузы в виде аплодисментов, чтобы иметь время перейти от настроения одного романса к другому. Зато в финале они отдают тебе все!»
Апрель 2015 «Анна Болейн» в Вен-ской опере. «Это был мой дебют в Венской опере и новая для меня роль. Репетиций было крайне мало, прихо-дилось дважды в день пропевать ее в голос, „втаптывая“ в себя. Партия Джейн Сеймур для меццо-сопрано написана даже выше по голосу, чем партия Анны Болейн, пред-назначенная для сопрано: открывается занавес, и первые две страницы Джейн поет в какой-то не- мыслимой тесситуре. Все идет на таких оборотах, что зал в конце просто рыдает и кричит. В итоге я не просто довольна — я счастлива».
http://www.sobaka.ru/city/theatre/37483
Солистка Мариинского театра Екатерина Семенчук, обладательница богатого меццо-сопрано, благодаря которому ее склонны считать прямой наследницей традиций Елены Образцовой, вновь выступила на крупнейшем в Европе летнем Зальцбургском фестивале в опере "Трубадур" Верди, исполнив партию цыганки Азучены. После выступления певица поделилась впечатлениями.
Вы уже выступали здесь в партии Эболи в "Дон Карлосе" Верди. Не страшно выходить в партии Азучены перед искушенной публикой?
Екатерина Семенчук: Не страшно, я хорошо знаю эту партию, к тому же состав солистов подобрался исключительный, включая Анну Нетребко, чьим творчеством я не перестаю восхищаться. Когда мы вместе пели в "Анне Болейн" Доницетти в Венской Штаатсопер, я слушала все спектакли с ней, получая громадное удовольствие. Дирижировал "Трубадуром" Джанандреа Нозеда - маэстро, с которым я знакома по многим постановкам в Мариинском театре. С ним я пела Амнерис в "Аиде" в Ла Скала. Так что это далеко не первая встреча. Я очень уважаю Джанандреа: он чуткий музыкант, понимающий певца. Но должна заметить, что в Зальцбурге я выступаю уже в пятый раз.
Два ваших зальцбургских дебюта - принцессу Эболи в "Дон Карлосе" и теперь Азучену в "Трубадуре" Верди оценил весь оперный мир. А когда вы впервые появились в Зальцбурге?
Екатерина Семенчук: Первый раз я побывала в Зальцбурге в 2000 году, и лето того года я не забуду никогда. Это было концертное исполнение "Пиковой дамы" Чайковского под управлением маэстро Валерия Гергиева с участием Пласидо Доминго, Галины Горчаковой, Ларисы Дядьковой. Я тогда просто не могла даже понять, за что на нас обрушился такой шквал аплодисментов. В том же сезоне мне довелось спеть там партию Отрока в "Сказании о невидимом граде Китеже" Римского-Корсакова. Чуть позже я снова оказалась там в составе "Войны и мира" Прокофьева вместе с Анной Нетребко и Валерием Гергиевым. Потом я вернулась туда уже в партии Эболи, которую исполнила под управлением выдающегося маэстро Паппано, вспоминая работу с которым всякий раз удивляюсь, что эту столь напряженную Эболи можно было так легко ощущать, не испытывая никакого стресса - сплошное удовольствие! Он уникальный дирижер и человек, у него всегда прекрасное настроение.
Выступление в Зальцбурге действительно так престижно для оперного певца?
Екатерина Семенчук: Каждый знаменитый летний фестиваль уникален по-своему - и в Вербье, и в Эдинбурге, и в Вероне очень хорошо... В Зальцбурге бурлит гламурная жизнь. Моя коллега в одном из интервью рассказала, что на этом фестивале важно себя показать, в том числе надеть шпильки и украшения: мы обязаны выглядеть красиво, быть легкими и интересными в общении - это нормально, это часть нашей профессии.
На фестивале Мариинского театра "Звезды белых ночей" вы не только смело дебютировали в возрастной партии Любови в "Мазепе" Чайковского, но и выступили с пианистом Дмитрием Ефимовым с программой романсов Рахманинова и Метнера, которого редко исполняют в России. Чем для вас важны камерные программы?
Екатерина Семенчук: Камерная музыка невероятно развивает и обогащает, делая интонирование гибче, содержательней, тоньше. Я люблю оперную сцену, но мне очень нравится выступать и в концертных исполнениях опер, когда стоишь перед публикой без грима, в камерных программах оказываешься один на один с публикой. И я благодарна моим концертмейстерам, с которыми я выступала на сценах разных концертных залов мира: с Ларисой Гергиевой, Натальей Мордашовой, Семеном Скигиным, Дмитрием Ефимовым, Хельмутом Дойчем. Все они поделились со мной своим внутренним миром, музыкальным и жизненным опытом, вдохновили меня. Певица не может говорить только "я" - такого просто не бывает. Работа певца - это всегда диалог, с ним всегда кто-то рядом.
Екатерина Семенчук окончила Санкт-Петербургскую государственную консерваторию имени Н. А. Римского-Корсакова (класс Е. Гороховской). В 2000 году, будучи студенткой консерватории и участницей Академии молодых оперных певцов Мариинского театра, дебютировала на Мариинской сцене сразу в нескольких партиях – Леля в «Снегурочке» Римского-Корсакова, Сони в «Войне и мире» Прокофьева, Полины и Миловзора в «Пиковой даме» Чайковского и Никлауса в «Сказках Гофмана» Оффенбаха. В том же году стала победительницей Международного конкурса молодых оперных певцов имени Н. Римского-Корсакова в Санкт-Петербурге и финалисткой конкурса Operalia в Лос-Анджелесе, а через год вышла в финал престижного конкурса вокалистов BBC Cardiff Singer of the World в Уэльсе. В 2000 и 2002 годах состоялись дебюты певицы в театрах Ла Скала в Милане и Метрополитен-опера в Нью-Йорке.
Екатерина Семенчук
окончила Санкт-Петербургскую государственную консерваторию имени Н. А. Римского-Корсакова (класс Е. Гороховской). В 2000 году, будучи студенткой консерватории и участницей Академии молодых оперных певцов Мариинского театра, дебютировала на Мариинской сцене сразу в нескольких партиях – Леля в «Снегурочке» Римского-Корсакова, Сони в «Войне и мире» Прокофьева, Полины и Миловзора в «Пиковой даме» Чайковского и Никлауса в «Сказках Гофмана» Оффенбаха. В том же году стала победительницей Международного конкурса молодых оперных певцов имени Н. Римского-Корсакова в Санкт-Петербурге и финалисткой конкурса Operalia в Лос-Анджелесе, а через год вышла в финал престижного конкурса вокалистов BBC Cardiff Singer of the World в Уэльсе. В 2000 и 2002 годах состоялись дебюты певицы в театрах Ла Скала в Милане и Метрополитен-опера в Нью-Йорке.
В настоящее время Екатерина – солистка оперной труппы Мариинского театра. В её репертуаре ведущие меццо-сопрановые партии в итальянских и французских операх XIX века, в том числе Кармен в одноименной опере, Амнерис («Аида»), Эболи («Дон Карлос»), Азучена («Трубадур»), Прециозилла («Сила судьбы»), Фенена («Набукко), Лаура («Джоконда»), Дидона («Троянцы»), Маргарита («Осуждение Фауста»), Асканио («Бенвенуто Челлини»), Шарлотта («Вертер») и Далила («Самcон и Далила»), партии русского классического оперного репертуара – Ольга в «Евгении Онегине» и Любовь в «Мазепе», Кончаковна в «Князе Игоре» и Марина Мнишек в «Борисе Годунове», Отрок в «Сказании о невидимом граде Китеже и деве Февронии», Лаура в «Каменном госте», Бланш в «Игроке», Иокаста в «Царе Эдипе», а также Фрика в «Золоте Рейна» и «Валькирии» Вагнера.
Как приглашённая солистка Екатерина Семенчук сотрудничает с крупнейшими оперными театрами Европы и Америки – исполняет главные партии в спектаклях Метрополитен-оперы, театров Ла Скала, Ковент-Гарден, Венской государственной оперы, Парижской оперы и Римской оперы, театров Лос-Анджелеса и Сан-Франциско, поёт на Зальцбургском и Эдинбургском фестивалях.
На концертной сцене певица участвовала в исполнении кантат Stabat Mater Перголези и Россини, «Торжественной мессы» Бетховена, Реквиемов Моцарта, Верди, Дворжака, кантаты «Смерть Клеопатры» и симфонии «Ромео и Джульетта» Берлиоза, симфоний Малера, кантаты «Александр Невский» Прокофьева, «Пульчинеллы» Стравинского и Концерта для ударных, меццо-сопрано и симфонического оркестра «Час души» С. Губайдулиной, вокальных циклов Мусоргского, Шостаковича, Малера, Берлиоза, Равеля и других авторов.
Подготавливать почву для операции по имени "выступление Анны Нетребко по дружественным ценам"я начала еще весной, когда углядела абонемент БЗК "Оратории и кантиты" Цена на три спектакля была от 1500 р. Мне это показалось заманчивым, т.к. покупать билеты на спектакли нашей прославленной оперной дивы по космическим ценам я не смогу. наверное, даже под наркозом.. Жаба душит))))
Итак, заразившись моим энтузиазизмом и заранее преобретя абонемент, со мной отправилось слушать Нетребко моя однокурсница. Мы малость обалдели от количества народа, толпившегося перед БЗК. Хорошо еще, что пришли мы очень заранее, где-то в пол-седьмого. Спрашивать билет начали еще возле кафе, предлагать - по диким ценам (второй амфитеатр по 6 000 - 10 000, про партер я даже не спрашивала) тоже. Достаточно сказать, что для того, чтобы зайти в двери, нужно было пройти по огороженному коридору, который охраняли 4 милиционера и каждому покзать билет....Честно пройдя все кордоны на пути к высокому исскуству, мы заняли свои места и отдышались. Народу было тьма тьмущая......Забито было все. В партере было немного свободных мест, которые к началу второго акта были заполнены. публика была самая разная - от милых интеллегентных старушек в скромных учительских жакетиках до сытых и довольных жизнью новых русских с длинноногими блондинками. Время, оставшееся до концерта мы посветили разглядыванию туалетов барышень, а что - между прочим были очень интересные наряды)))) Ой, про программу забыла, а она - самая главная была в тот вечер, из-за нее все и случилось....
Анна НЕТРЕБКО (сопрано), Екатерина СЕМЕНЧУК (меццо-сопрано). Дирижер - Михаэль Гюттлер (Германия) (Камерный ансамбль "Солисты Москвы", художественный руководитель, дирижер и солист - Юрий Башмет)
Гендель - "Музыка на воде" - сюита. Перголези - STABAT MATER для солисток, хора и оркестра
Итак, первое отделение - Гендель "Танцы на воде", исполнили....Ну, что сказать, слыхали мы исполнение и поинтересней.....Но в общем - ничего так сыграли..... Народу понравилось - хлопали весьма активно.
Итак, кульминация вечера, то, для чего и пришло, полагаю, абсолютное большинство зрителей (ну или как минимум мы вдвоем и новые русские))))) - "Stabbat Mater" Перголози. Исполняют Анна Нетребко (сопрано) и Екатерина Семенчук (меццо). Вещь серьезная. Дамы прекрасно это осознавали, посему вышли в благородном черном. Анна выбрала себе платье с пышным воротом и рукавами - не могу сказать, что очень стильным и подходящим для ее фигуры, но это ИМХО. Екатерина была в облегающем платье с эффектным палантином, тож черном, ессно...Смотрелось это гораздо интереснее....
Выход Нетребко напоминал явление звезды, а Екатерина вышла сосредоточенной и серьезной.
Вот заиграли вступление и я напряглась, твердо убежденная, что сейчас польются неземные звуки...Они и полились, вот только из уст Екатерины.....Нет, Анна пела хорошо, старалась....Без напряга брала высокие ноты...Голос, безусловно, красивый....Один разок мне что-то там показалось, но у меня слуха нет и один раз не считается....Но но но...Это - не ее репертуар, совершенно не ее....Для нее - Виолетта и Наташа Ростова, Розанна...Для нее - что-то яркое, эффектное и стильное, такое же, как она сама...А эта вещь - для классички Семенчук, настоящей такой классички, серьезной и слегка занудной.....Она мне понравилась больше Нетребко...Все это, конечно, ИМХО. Да и "живьем" я ее слушала впервые, сравнивать было не с чем...
Когда они закончили, зал пришел в неистовство - хлопали-хлопали-хлопали.....Наверняка вынесли груду цветов, да вот только мы уже убежали - хотелось избежать давки возле гардероба, да и две пары наших рук вряд ли бы смогли еще больше помочь апплодировать - куда уж больше!
Кстати, оркестр во второй части сыграл лучше как-то, ярче что-ли......
Екатерина Семенчук. Фото – Irina Tuminene
Оперная примадонна – о работе с Анной Нетребко, Пласидо Доминго и желании петь камерную музыку.
Солистка Мариинского театра Екатерина Семенчук – сегодня одна из наиболее востребованных звезд мировой оперной сцены.
В июне Екатерина была в фокусе петербургского фестиваля «Звезды белых ночей», где она спела Принцессу де Буйон в премьерных показах оперы Чилеа «Адриана Лекуврер», дважды выступила с Пласидо Доминго и представила галерею своих любимых драматических героинь: Далилу в «Самсоне и Далиле», Азучену в «Трубадуре», Амнерис в «Аиде», леди Макбет в «Макбете», Эболи в «Доне Карлосе».
В августе Семенчук исполняет партию Амнерис в вердиевской «Аиде» на престижном Зальцбургском фестивале – вместе с Анной Нетребко, которая будет дебютировать в заглавной партии.
Во время интервью, которое музыкальный критик Вера Степановская взяла еще во время репетиций спектакля, Екатерина полушутя призналась:
«Все любят Аиду: какая несчастная девочка, как она страдает, ее любит Радамес, но эта грозная Амнерис «рычит» что-то там постоянно. А кто пожалеет Амнерис? В чем она виновата?»
Но разговор начался с ее последней работы в Мариинке – роли Принцессе де Буйон в «Адриане Лекуврер».
– Вы в жизни очень приятный человек, мягкий и интеллигентный, а ваша героиня в опере убивают свою соперницу, послав ей букет отравленных фиалок. Как вам удается найти в себе краски для этого образа, изобразить ревность, которая позволяет отравить соперницу, физически ее уничтожить?
– Всех своих героинь, кроме леди Макбет (хотя и Шекспир привнес свою фантазию в мир, где все стали осуждать «кровожадных Макбетов», которые были, как оказалось, приятными людьми), я всегда пытаюсь понять и оправдать, найти исторические факты, проверить достоверность обвинений и найти то, что стало той точкой к принятию решений, тем самым роковым поворотом.
Принцесса де Буйон, которая якобы отравила посредством конфет или цветов актрису Адриану Лекуврер, даже перед смертью исповедовалась, что она этого не делала, но ее затравили, всю жизнь преследовали, не давали спокойно существовать, а она постоянно оправдывалась, пытаясь доказать, что Адриана Лекуврер умерла просто от болезни.
Я не верю, что Принцесса де Буйон была отравительницей. И в чем она виновата перед Адрианой? В том, что у нее есть 80-летний муж, которому она изменяет с молодым Морисом Саксонским? Морис был незаконнорожденным сыном польского короля Августа и был очень любвеобилен, даже карьеру свою этим погубил, но все равно достиг звания маршала Франции.
А Принцесса де Буйон в тот момент была молодой женщиной, она была моложе Адрианы, ей было 23 года. Возможно, она была взбалмошной, капризной, но она хотела не просто любви этого мужчины, а стремилась им владеть, хотела, чтобы он был только ее. А он был и с Адрианой Лекуврер, и еще с кем-то, и еще с кем-то…
А Адриана Лекуврер для нее – всего лишь артистка, в то время артист – это человек, стоящий на нижней ступени социальной лестницы, их даже не хоронили в церковной ограде.
– В начале спектакля показывают видео, где труп Адрианы засыпают негашеной известью…
– Труп Адрианы Лекуврер действительно был похищен. Чем мне нравится постановка Изабель Парсьо-Пьери – это тем, что она передает максимально достоверно и досконально атмосферу того времени.
Даже цвет декораций соответствует Комеди Франсез того периода; мы наблюдаем то время, когда женщинам из высшего общества доступ за кулисы был закрыт, так как считалось, что женщины-актрисы – это практически женщины легкого поведения.
Поэтому режиссер решила показать изнанку, то, что мы обычно не видим. И занавес в начале спектакля, и маскарадные костюмы, и платье Адрианы – в деталях этой постановки очень много интересного.
– Партия Принцессы достаточно драматическая…
– Дело даже не в том, как эта партия написана, а в том, как в целом написана опера – там очень плотный оркестр. Я задумывала ее немного по-другому петь по звуку, но, как ни крути, – это веризм. И из-за страстей, которые начинают в тебе кипеть, из-за плотного оркестра в тебе рождаются совершенно другие звуки, совершенно другие краски, и временами ты не можешь себя контролировать.
Поэтому надо было подготовить эту партию очень хорошо. Не надо понимать это слишком буквально, просто то, что у тебя внутри, в какой-то момент начинает диктовать свое.
– Заглавную партию в спектакле исполнила Анна Нетребко. Вы много и часто выступали с ней, начиная с «Войны и мира» в 2000 году, когда вы спели Соню, а она была Наташей. Каким вы ощущаете свое творческое партнерство?
– Я очень люблю выступать с Аней, так как между нами на сцене возникает совершенно невероятная энергия, и наши голоса гармонично сливаются, тембрально дополняя друг друга. Мы можем петь в любой позиции, даже отвернувшись друг от друга, находясь на большом расстоянии, но голоса все равно будут соединяться.
Мы много пели вместе и в Мариинском театре и на других музыкальных площадках – «Сказки Гофмана», «Трубадур», Stabat Mater Перголези, концерты, другие работы. Но мне хотелось бы с ней больше петь, она очень чуткий коллега и партнер.
И когда она чувствует, что ты отдаешься полностью, она тоже отдает тебе всю себя. Это ощущение рождает потрясающую творческую эйфорию. Невероятную! Сил на сцене становится еще больше. И еще ее постоянный позитив!..
– Когда Адриана выпускает Принцессу из темной комнаты и сознает, что та ее соперница, у вас с Анной Нетребко потрясающий дуэт.
– Жаль, что сцена эта в «Адриане Лекуврер» очень короткая, ее хочется продлить. Таким же был наш дуэт в «Анне Болейн» в Венской опере. То, как Аня делает свою Анну Болейн, – это просто невероятно. И слушать, и смотреть – доставляет огромное наслаждение. Эти арии, монологи перед смертью…
Так же она делает сейчас и Адриану Лекуврер. Мне хотелось бы сделать с ней и «Джоконду». Там тоже буйство красок и красивый насыщенный дуэт между соперницами.
– Иногда музыку Чилеа критикуют, говорят, что «Адриана Лекуврер» – опера, рассчитанная на звезд, которые добавляют своей харизмой то, чего может быть не достает в музыке. Что вы думаете по поводу самой партитуры?
– Она насыщена лейтмотивами, прежде всего темами Адрианы, этот мотив ее нежности, ее таланта и красоты, который раскрывается, как благоухающий цветок. И ревность, и любовь Принцессы… Эта тема возникает не единожды, откровенно звуча в арии Буйон, но в конце оперы, когда Адриана умирает, мы очень отчетливо понимаем, кто стоит за этой смертью, также благодаря этой лейттеме.
Принцесса де Буйон – это очень интересная роль, хоть она и довольно сжато представлена в опере. У нее всего лишь одна развернутая ария, но это, замечу, и единственная развернутая ария во всей опере. А остальной музыкальный текст сложен тем, что он постоянно включен в беседу, переплетается с партиями других персонажей. Моей роли предстоит еще расцветать, наполняться новыми красками в дальнейшем, я ей пока не насытилась.
– Есть ли планы исполнить «Адриану Лекуврер» где-то еще?
– У нас есть планы исполнить оперу с Анной Нетребко и в Мариинском театре, и с нашим театром в следующем сезоне на фестивале в Баден-Бадене, я буду исполнять ее в Вербье в концертной версии, есть еще некоторые планы, о которых пока рано говорить.
– На «Звездах белых ночей» вы представили еще одну роль, причем достаточно необычную, – леди Макбет в «Макбете» Верди. Вы уже пели ее в оперном театре Валенсии, в Лос-Анджелес опера, причем оба раза вашим партнером в заглавной партии становился Пласидо Доминго.
Доминго – всемирно известный тенор – последние годы успешно поет баритональные партии. Партия леди Макбет написана для драматического сопрано. Исполняя эту партию, вы тоже переходите на сопрановый репертуар?
– Нет, не перехожу. Я пою своим голосом то, что я могу спеть, и то, что мне интересно. Существует тонкая грань между голосами. Многие басы поют партии баритона и наоборот, и даже есть понятие «бас-баритон», почему же тогда не может быть меццо-сопрано, которая поет некоторые сопрановые роли (а таких довольно много), певица, поющая то, что может и хочет.
Ведь меццо-сопрано поют и контральтовые партии, ведь чистого контральто практически не существует, это очень редкий голос, с очень редким тембром, который для многих будет не очень приятен.
– Труд, труд, труд.
– А как появилась идея исполнить леди Макбет?
– Наверное, после того, как я спела Джейн Сеймур в опере «Анна Болейн». Эта партия написана Доницетти иногда конкретно выше партии Анны Болейн, особенно первые три страницы, которые надо не просто спеть, но и красиво спеть. Поэтому сразу будто оказываешься под холодным душем. Потом идет дуэт с королем (тоже очень высокий) и т.д.
И даже дуэт Джейн Сеймур с Анной Болейн написан так, что Джейн поет выше, чем Анна. Но в современных театрах – мы так пели с Анной Нетребко – верхнюю строчку берет сопрано, а вторую строчку – меццо-сопрано, а потом мы вместе уходим на до третьей октавы. Через полгода после этой партии я спела «Макбет».
– Это было ваше собственное желание или вам предложили?
– Была мечта. Мне нравилась музыка «Макбета». И мне очень хотелось читать письмо леди Макбет, которое именно декламируется… Я всегда мечтала о ролях в драматическом театре, это остается моим сокровенным желанием и сейчас.
Оно зрело во мне с детства – помимо профессий врача или космонавта. Врачом стать было более реально, я даже хотела поступать в медицинский, семья меня всегда поддерживала, но все-таки решила стать певицей.
Я спела в «Анне Болейн» в апреле, а уже в октябре приступила к репетициям леди Макбет в оперном театре Валенсии. И партию эту выучила довольно быстро. Я не знаю, кто конкретно был инициатором приглашения, но после «Анны Болейн» я почувствовала в себе новые силы для более сложных и высоких драматических партий, поэтому приглашение оказалось очень кстати.
Я довольно критично к себе отношусь, склонна к самоедству и всегда скорее недовольна собой, глубоко переживаю, постоянно работаю над собой. А промежуток между апрелем и октябрем, когда я готовила леди Макбет, был вообще очень насыщенным.
Помимо дебюта в «Анне Болейн» и Венской государственной опере с этой партией я пела в Мариинском театре, «Трубадур» в Зальцбурге, дебютировала в Сан-Франциско в новой для себя опере «Луиза Миллер», в первый раз пела на сцене Большого театра, а также выступала с пианистом Хельмутом Дойчем в Музикферайне в Вене.
– Осенью, проходя мимо Музикферайна, я видела их большую золотую фирменную афишу, анонсирующую ваш предстоящий сольный концерт с Дойчем. Вы поете много камерных программ?
– Мы вместе исполнили программу с «Песнями и плясками смерти» и другими произведениями «Могучей кучки», куда добавили «Не пой, красавица, при мне…» с оригинальным вокализом, «Внимая ужасам войны» на стихи Некрасова – романсы, которые редко поются. Даже «Желание» почему-то исполняется нечасто.
Я вообще очень дорожу камерными программами, хотя это адский труд, а менеджерам эти проекты совершенно неинтересны. Вигмор-холл в Лондоне, например, не может тебе дать гонорар, который ты получаешь в других залах. Но тебе приходится решать: что тебе интересно.
Я уже 17 лет выступаю в Вигмор-холле. На последнем концерте был настолько горячий прием, что мы спели пять или шесть бисов. Слушатели вскакивали, бурно реагировали. Но когда мы закончили «Песни и пляски смерти» Мусоргского, было ощущение, что мир замер – казалось, никто даже не дышал, наступила абсолютная тишина. А ведь публика была иностранная, в основном англичане.
– Мне кажется, что сейчас в целом известные певцы стали меньше выступать с камерными программами. В пору моей молодости я помню вокальные абонементы Малого зала филармонии, в которых выступали Ирина Архипова, Елена Образцова, Евгений Нестеренко, Зара Долуханова. И это были потрясающие вечера. А сейчас таких абонементов или даже циклов в Санкт-Петербурге нет.
– Я всегда пела много камерной музыки. С пианистом Дмитрием Ефимовым меня связала наша работа над программой романсов Метнера и Рахманинова – его детище, его идея, проект, который он создал и в который он пригласил меня. Мы исполнили программу на фестивале «Звезды белых ночей» в 2015 году. Очень хотим ее записать.
Уже потом мы обратились к Гаврилину и Таривердиеву, к композиторам «Могучей кучки». А сейчас мы готовим программу к 7 ноября, дню 100-летия революции. Мы хотим исполнить цикл «Петроградские вечера» Мийо, написанный в 1919 году, «Пять песен без слов» Прокофьева тоже 1919 года и «Петербург» Свиридова, который почти не исполняется целиком.
Сейчас еще скажу об одной программе с Семеном Борисовичем Скигиным, с которым мы знакомы уже более 15 лет: 16 февраля 2018 года в Концертном зале Мариинского театра мы исполним «Прощание с Петербургом» Глинки и «Песни и пляски смерти» Мусоргского.
– Недавно Пласидо Доминго в одном из интервью сказал, что у певца во время спектакля бывает такая ситуация, когда он вообще не думает ни о технике, ни о нотах, а, как самолет, встал на свой курс…
– Для этого надо очень хорошо «впеть» партию. Но я об этом тоже хотела сказать. Многие люди думают, что мы ходим и просто поем, как бог на душу положит. Но этому предшествует работа, длящаяся десятилетиями и продолжающаяся до конца жизни.
