Поддельная цивилизация: Как Артур Эванс изобрел минойцев. Биография Великое открытие сэра Артура Эванса

Артур Джон Эванс

THE GRANGER COLLECTION

Эванс (Evans) Артур Джон (8.7.1851, Наш-Милс, Хартфордшир, - 11.7.1941, Юлбери, близ Оксфорда), английский археолог. В 1899-1930 (с перерывами) вёл раскопки на о. Крит, где открыл остатки дворца в Кносе и подробно изучил культуру эпохи бронзы (дворцовые и хоз. комплексы, произведения иск-ва, глиняные таблички с пиктографич. и линейным письмом). Неизвестную прежде доэллинскую культуру Э. назвал минойской культурой и предложил её периодизацию. По археол. данным Э. реконструировал государственный строй, религию и этапы развития критского общества.

Использованы материалы Большой советской энциклопедии.

ЭВАНС, АРТУР ДЖОН (Evans, Arthur John) (1851–1941), английский археолог, более всего известный своими раскопками и исследованиями древнеминойской цивилизации на Крите. Сын сэра Джона Эванса, известного собирателя древностей, Артур родился в Нэш-Миллз (Хертфордшир, близ Лондона) 8 июля 1951 и получил образование в Хэрроу, Оксфорде и Гёттингене, получив диплом с отличием по специальности новейшая история. Летом 1871 и 1872 путешествовал по Балканам, в 1873 – по Финляндии и Лапландии. Вновь прибыв на Балканы в 1875 в качестве корреспондента «Манчестер Гардиан» («Manchester Guardian»), Эванс оставался там до 1882, когда австрийские власти арестовали его за участие в восстании в Далмации; по освобождении вернулся в Англию. В 1884 был избран хранителем оксфордского музея Ашмола, который, в основном его усилиями, приобрел известность как археологический музей. После 1909 Эванс был почетным хранителем музея.

На критские древности Эванс обратил внимание в 1893, изучая ювелирные изделия, относящиеся к доисторической микенской цивилизации, незадолго до этого открытой Генрихом Шлиманом при раскопках Микен и Орхомена. Эванс стал собирать резные каменные печати, в первую очередь те, что имели символы, которые он считал письменностью. В 1894 он обследовал Крит в поисках новых печатей, которые часто находили на острове, причем местные женщины использовали их в качестве амулетов (т.н. «молочных камней»); тогда же он принял решение раскопать древний Кносс и начал переговоры о работах на участке вблизи Кандии, где в 1878 были обнаружены стены и микенская керамика. Турецкие власти препятствовали археологическим раскопкам, но в 1898 Крит получил автономию в составе Османской империи, и в марте 1900 Эванс смог приступить к раскопкам. В первую же неделю он обнаружил украшенные фресками стены, домикенскую керамику и глиняные таблички с надписями; к концу сезона от земли была освобождена четверть комплекса Кносского дворца, который напомнил ученому о древнегреческих рассказах про лабиринт царя Миноса и навел его на мысль назвать дворец Дворцом Миноса, а всю цивилизацию – минойской. Отчеты об этих и последующих археологических раскопках (Эванс продолжал их до 1930) были незамедлительно опубликованы и обеспечили сделанному открытию мгновенное признание. Одновременно с раскопками Эвансу удавалось осуществить реконструкцию дворца с целью его сохранения.

Первый том главной работы Эванса Дворец Миноса в Кноссе (The Palace of Minos at Knossos) увидел свет в 1921, последний, четвертый – в 1936. Здесь собраны не только данные о раскопанном Эвансом дворце, но имеется энциклопедический свод сведений обо всех сторонах минойской цивилизации Крита с зарисовками древностей из Маллии, Феста и многих других памятников, обнаруженных на острове. В основу работы положена разработанная Эвансом хронологическая схема минойской цивилизации, делящейся на раннюю, среднюю и позднюю. При этом он постарался учесть развитие минойской архитектуры, живописи, керамики, способов обработки камня и металла. Предложенная ученым хронология, а также ее соотношение с хронологией Египта и материковой Греции подверглись критике еще до завершения работы Эванса до сих пор являются предметом споров.

Изучение Эвансом минойского иероглифического письма, которое первоначально привлекло его внимание к Криту, началось в 1894 и нашло наиболее полное выражение в его работе Scripta Minoa, I (1909), содержащей каталог и исследование каменных печатей и иных документов. Полная публикация глиняных табличек с надписями линейным письмом Б из Кносского дворца при жизни Эванса так и не появилась, хотя в 4 томе Дворца Миноса он дал описание основных категорий документов. Вскоре после публикации Scripta Minoa, II (1952), осуществленной Джоном Майрсом, последовала успешная расшифровка Майклом Вентрисом линейного письма Б – как древнемикенского диалекта греческого языка.

Использованы материалы энциклопедии "Мир вокруг нас".

Далее читайте:

Историки (биографический справочник).

Сочинения:

Scripta Minoa, 1 - 2, Oxf., 1909 - 1952;

The Palace of Minos, v. 1 - 5, L., 1921 - 1936.

Литература:

Evans J., Time and Chance. The story of Arthur Evans and his forebears, L., 1943.

«Все критяне — лгуны» — сказал Эпименид , один из семи величайших греческих философов и мудрецов, хотя он мог солгать, так как сам был истинным критянином и прекрасно знал все мифы и легенды, возникшие на Крите.

Первым, кто не поверил в истинность афоризма философа Эпимениду, был английский археолог Артур Эванс.

Всё началось с того, что в 1889 году английский путешественник и знаток древностей Гревилль Честер принес в дар музею Эшмолеан в Оксфорде несколько предметов старины, среди которых находилась сердоликовая печать . На четырех овальных сторонах печати имелись изображения стилизованных рисуночных знаков, напоминающих иероглифы, а сама печать происходила якобы из Спарты. Сердоликовая печать перешла на попечение хранителю музея Артур Эванс.

Проанализировав знаки на сердоликовой печати Артур Эванс обратил внимание на сходство знаков печати с хеттскими иероглифами, которое, казалось, особенно усиливалось при взгляде на изображение головы собаки, или волка, с высунутым языком (в третьем овале). Однако, этим сходство и ограничивалось в остальном ничего подобного не было обнаружено ни в одной из древних культурных областей мира, и поэтому Эванс прибег к помощи самых различных предположений о возможности происхождения печати, в том числе и к помощи гипотезы о «доисторической» Греции.

Спустя четыре года, весной 1893-го, Артур Эванс отправился в Грецию , и здесь в Афинах, во время своих изысканий наткнулся на несколько экземпляров печати, похожих на ту, первую сердоликовую печать, полученную в дар от Честер . Эвансу удалось найти в Греции четырех- и трехсторонние печати, просверленные вдоль по оси. На все расспросы об их происхождении Эванс слышал один и тот же ответ: они привезены с Крита. Запросив Берлинский музей, Эванс получил оттуда слепки с целого ряда подобных же экземпляров, а к этому добавилась ещё и гемма, найденная в Афинах А. Г. Сейсом.

МЫ ТЕбе ПИ-ТИ

Возвратившись в Англию, Эванс уже мог в ноябре 1893 года доложить Лондонскому обществу любителей эллинских древностей об открытии около 60 иероглифических символов, восходящих, очевидно, к некогда распространенному древнему письму существовавшему на Крите в до-греческую эпоху. А в следующем году Эванс и сам прибыл на Крит.

Эванс посетил территории внутренней и восточной части острова, его ожидания подтвердились, и надежды найти легендарный дворец царя Миноса сбылись.

Эвансу удалось собрать огромное количество предметов, относящихся к той древней культуре, которую некогда воспел Гомер, - к культуре ста городов царства Миноса.

Одна счастливая находка особенно обрадовала страстного коллекционера и подтвердила предположения Эванса о происхождении сердоликовых печатей. Он обнаружил в земле Крита, слепок с той самой сердоликовой печати, которую нашли в Спарте, и слепок этот принадлежал её прежнему владельцу — древней культуре царства Миноса!

Если каких-нибудь 50 лет назад Райт, открывший Хаматский камень, опасался не только за его сохранность, но и за свою жизнь и безопасность, ожидая нападения суеверных сирийцев, то на Крите другое, не менее прочно укоренившееся суеверие пришло Эвансу на помощь. Проводя все время в неустанных поисках каменных печатей и гемм, Эванс обнаружил, что почти все они были просверлены, это значит, что жители Крита носили их, как магический талисман или оберег в глубокой древности. Эванс был радостно изумлён, обнаружив, что критские крестьянки и почти все сельские жительницы по прежнему носят сердоликовые украшения и амулеты на шнурке или на цепочке.

Главная ценность таких амулетов заключалась в том, что они были «галопетраис» - «молочными камнями» , или «галоусаис» - «дающими молоко», «приносящими молоко» особенно большим спросом они пользовались у беременных женщин.

Узнав это, Эванс приступил к систематическому обходу деревень Крита, посещая дом за домом, хижину за хижиной и неизменно восхищаясь украшениями сельских красоток. Таким образом, он получил возможность любоваться великолепные экземпляры просверленных печатей, амулетов древней критской эпохи. Пожилых крестьянок, которым, естественно, нелегко было расстаться с «молочными камнями», Эванс тактично уговаривал продать за хорошие деньги свои талисманы. Многие женщины Крита были настолько привязаны к своему сокровищу, полученному по наследству от своих предков. Но были и такие владелицы, которые без колебания жертвовали свой талисман приезжему англичанину, как только он предлагал взамен другой просверленный амулет или гемму, но более красивую, да, к тому же такого же молочно-белого цвета, который был предметом особенного вожделения.

Если обладательница чудодейственного амулета ни при каких обстоятельствах не желала с ним расставаться, то Эвансу приходилось довольствоваться слепком. Во время своих изысканий на Крите в руки Артура Эванса попали и многие другие древние вещицы, покрытые минойскими письменами, но в отличие от первых находок эти знаки были «линейной» письменности, или «квазиалфавитной» — консонантное письмо — тип фонетического письма, передающий только или преимущественно согласные звуки (лат. consonant «согласный» ).

КО-NО-SO = Кносс. 1425-1300 до н. э.

Так британский коллекционер узнал о существовании двух древнейших местных систем письма, возникшего на Минойском Крите - пиктографической и линейной. Это было открытием огромной важности, что Эванс тут же решил искать на Крите подтверждения существования Минойской цивилизации. Однако, для этого нужно было начать археологические раскопки на Крите.

Решение Эванса «копать на Крите» — пришло само собой, он даже знал, куда нужно вонзить заступ, и уже готовился приступить к делу.

Артуру Эвансу предстояло совершить то, что ещё Генрих Шлиман считал своей несбывшейся мечтой и делом всей своей жизни. «Главной моей целью был Кносс, - писал Эванс, - город Миноса, окутанное легендами место, где находился возведенный искусным мастером Дедалом дворец с чудесными произведениями искусства , с танцевальным залом Ариадны и Лабиринтом все это витало перед моими глазами».

Эвансу было известно, где следует искать Кносс. Расположение Кносского дворца указал Буондельмонте ещё в XV веке. На месте древнего города Кносс находилась деревня Макротихо, или Макритихос («Длинная стена») , которая лежала в замкнутой долине, ведущей внутрь страны, в шести километрах к югу от Кандии (нынешнего Ираклейона).

Остров Крит в то время находился под турецким владычеством, и при турецком господстве на острове право вести археологические раскопки мог иметь только тот, кто владел землей. По этой причине ещё Генриху Шлиману не удалось получить разрешения турецкого правительства на раскопки на Крите.

Правда, в 1877 году испанский консул , уроженец Кандии Минос Калокайринос раскопал помещения для хранения припасов, где нашёл большие глиняные кувшины — «пифосы», и покрытую письменами табличку.

Затем, вооружившись согласием Высокой Порты, американец В. Д. Стилмен занялся археологическими раскопками, но не долго, так как обещанное турецкое разрешение или «государственный фирман» не появился. Генрих Шлимане в 1889 году пожелал скупить у всех многочисленных владельцев территорию «кефала тселемпе», или «холма властителей», но потерпел полную неудачу, столкнувшись с необыкновенной алчностью землевладельцев Крита и обструкцией оттоманского чиновничества, и отказался от своего проекта.

Артур Эванс столкнулся с теми же препятствиями, однако, занимаясь поисками сердоликовых амулетов из «молочного камня», он все же сумел обеспечить себе участок земли на «холме властителей» . После того, как в 1899 году турки окончательно покинули Крит, Артур Эванс скупил всю землю на холме и добился от греческих властей разрешения на археологические раскопки.

Наконец, в 1900 году английских археолог Артур Эванс начал археологические раскопки на Крите, и обнаружил ту самую легендарную древнюю столицу царя Миноса город Кносс и царский дворец, напоминающий лабиринт, не раз упоминавшийся в мифах и легендах и встречавшийся в описаниях античных историков.

Эвансу удалось собрать во время раскопок огромное количество предметов, относящихся к той древней культуре, которую некогда воспел Гомер, - к культуре эпохи Крита ста городов - царства Миноса. Но одна счастливая находка особенно обрадовала страстного коллекционера и подтвердила его предположения: он обнаружил здесь, на Крите, слепок сердоликовой печати из Спарты, а сама печать нашлась в земле Крита.

Эвансу удалось довольно точно восстановить хронологию истории Крита, так как датировать находки Минойского царства помогли многочисленные египетские вещи , обнаруженные во время археологических раскопок на острове Крит. История Древнего Египта ко времени Эванса была уже более или менее известна. Оставалось лишь сопоставлять даты, имена и технику исполнения найденных артефактов.

Фукидид полагал, что сам царь Минос не был греком, а «совсем наоборот», как утверждал Гомер . Геродот считал Миноса царём критских ахейцев, который стал царствовать на Крите в 9-летнем возрасте.

Легендарный Крит является колыбелью древнегреческих богов, об этом напоминают хорошо известные мифы: о рождении громовержца Зевса на Крите , о том, как он в образе быка похитил финикийскую красавицу царевну Европу , как у них родились дети — Минос, Радамант и Сарпедон. Когда Зевс победил своего отца титана Крона и стал главным среди бессмертных богов, беззащитная Европа осталась на Крите одна со своими маленькими сыновьями. Чтобы обеспечить их безопасность, Зевс дал им могучего телохранителя — медного великана Тала, выкованного Гефестом. Утром, днём и вечером медный великан Тал обходил дозором остров Крит и топил все приближающиеся к берегу корабли, бросая в них огромные каменные глыбы. Если же кораблей было слишком много, то великан гостеприимно давал чужеземцам возможность высадиться на берег, становился в костер, раскалялся в нём докрасна и заключал их в свои жаркие объятия непрошеных гостей.

Возможно, мифы о невиданных чудесах Крита складывались самими критянами намеренно, чтобы отпугнуть чужеземные вторжения.

При археологических раскопках в Кноссе Артур Эванс обратил внимание на совершенно уникальное обстоятельство: город Кносс не имел оборонительных городских стен . Позднее этот факт был установлен и в некоторых других городах Крита. По-видимому, медный великан Тал и легенды о нём на самом деле хорошо защищал остров Крит.

Гомер в «Одиссее» говорит о ста городах Крита:

Остров есть Крит посреди виноцветного моря, прекрасный,
Тучный, отвсюду объятый водами, людьми изобильный;
Там девяносто они городов населяют великих,
Разные слышатся там языки…
В другом месте Гомер называет Крит «стоградным». Римский поэт Вергилий, современник Августа, также пишет в «Энеиде»:

Остров Юпитера «Крит» лежит средь широкого моря,
Нашего племени там колыбель, близ Иды высокой.
Сто больших городов там стоят — обильные царства.

О ста городах Крита неоднократно рассказывали Овидий, Помпоний Мела. Судя по всему, здесь и впрямь было великое царство.

Возникновение державы царя Миноса совпало с началом преобладания на Крите ахейских племён, которые захватили власть на острове I тысячелетия до н. э. и превратили часть покоренного населения в государственных рабов, общих рабов всей городской общины, этих рабов называли «мноиты », то есть «принадлежащие Миносу» , но на Крите были и рабы принадлежащие отдельным гражданам — это «афамиоты» и «клариты».

Вполне логично связать время правления царя Миноса на Крите с I Средне-минойским периодом (3000-2200 гг. до н. э.). Как раз в это время на острове Крит начинается активное строительство дворцовых и жилых комплексов – многочисленных критских городов.

Рец. на: Joan Evans. «Time and Chance. The story of Arthur Evans and his forebears».
Longmans, Green & Co., London — New York — Toronto, 1943, 410 стр.

«Вестник древней истории». 1947. 4. С. 107-112.

В июле 1941г. скончался в возрасте 90 лет знаменитый ученый и археолог, внесший огромный вклад в науку раскопками на Крите, Артур Джон Эванс. 20-21 мая 1940 г. фашисты захватили Крит. Кносс подвергся бомбежке, музей в Кандии со всеми ценностями погиб в огне. Одновременно Лондон подвергался нападениям с воздуха. Значительно пострадал Британский музей: два зала ваз и терракот полностью вышли из строя, с зала греко-римской жизни снесена крыша, библиотека и зал монет и медалей, с которым было связано три поколения Эвансов, тоже разрушены.

Эвакуацию английских войск с Крита Эванс не мог простить. Он рассматривал это не только как измену Греции, но и как измену историческому прошлому.

Все это подорвало его силы и ускорило его смерть.

У нас, в Советском Союзе, имя Эванса пользуется широкой известностью, но мало кто знаком с его жизнью и деятельностью и с историей раскопок на Крите.

Поэтому книга, написанная его сводной сестрой Джоанной Эванс на основании семейных архивов, дневников, писем, вызывает к себе интерес, являясь первой книгой, посвященной жизни и деятельности человека, наследовавшего славу Шлимана и обогатившего своими трудами дотоле неясный исторический период, период минойской культуры на Крите. Однако нашего читателя эта книга удовлетворить не может. Это скорее семейная хроника, чем биография ученого.

Само название книги — «Время и случай» — продумано автором. Книга начинается с биографии предков Артура Эванса, насколько документы позволяли автору проследить биографию представителей трех поколений этого валлийского рода, начиная с XVIII в. Основная мысль книги, определившая ее название, типична для определенного круга английской буржуазии: «время», т. е. темперамент и традиции семейного круга, продолжают оказывать свое влияние на всех представителей его, но «случай» — история — видоизменяет их интересы, направляет их жизнь по другому руслу, ставит новые, ранее неизвестные, задачи.

Наиболее видными представителям рода Эвансов являются Джон Эванс и его сын Артур.

Джон Эванс, консерватор по убеждениям, владелец бумажных фабрик, любитель древности и коллекционер, сыграл большую роль в изучении палеолита. Его все большее увлечение геологией и участие вместе с Прествичем в ряде геологических экспедиций (с 1857 г. он входит в состав Геологического общества) сблизили его с Буше де Пертом, открывшим в районе реки Соммы в Аббевиле первые кремневые орудия и топоры.

Открытие существования палеолитического человека нанесло удар церковно-христианскому учению с его антропоцентризмом и разрушило традиционную хронологию.

Признание Эвансом и Прествичем обоснованности открытий Буше де Перта создало возможность Дарвину в его работе «Происхождение видов», изданной в 1859 г., приложить свою теорию непосредственно к Homo sapiens. Углубляя и совершенствуя свои знания по палеолиту, одновременно Джон Эванс продолжал и свои нумизматические работы. За книгу о древних британских монетах, их каталогизацию и эволюцию Эванс получил высшую нумизматическую награду от французской Академии.

С 1880 г. Эванс пользуется уже широкой известностью как ученый и в Англии и за ее пределами настолько, что французская печать того времени ставила его в один ряд с Дарвином и Спенсером.

Дом Джона Эванса в Нэш Миллс, вблизи Лондона, все более превращался в музей, наполненный редкими вещами, начиная с палеолита и до XVIII в.

В этой обстановке рос и воспитывался Артур Эванс «маленький», как называли, его тогда в отличие от «большого Эванса» — его отца.

Главы XI-XX посвящены жизни и деятельности Артура Эванса. Автор отмечает различие политических взглядов Джона и Артура Эвансов: «Для Джона Эванса политика была простым практическим делом. Он унаследовал от отца склонность к консерватизму, и его политическое кредо могло быть выражено кратко: «Мир, процветание и производство бумаги» (Peace, prosperity and paper making) (стр. 164). Сын его был либералом, сторонником политики Гладстона, и поскольку, как отмечает автор, внутренняя политика Эванса интересовала мало и все внимание было приковано к внешней политике Англии, то в первую очередь Эванс, по-видимому, и решил попробовать свои силы вне Англии — на той части европейской территории, которая вскоре стала ареной крупных политических событий — на Балканах.

Первое путешествие на Балканы Эванс предпринимает в 1872 г. из Пешта пешком через горы в Румынию и Болгарию, прячась от пограничной охраны и не имея на руках, по-видимому, необходимых виз. Можно полагать, хотя автор деликатно об этом умалчивает, что уже в эту первую поездку Эванс не случайно выбрал Балканы, а направился туда неофициальным разведчиком Гладстона, которому и был подарен потом авторский экземпляр вышедшей в 1876 г. (в период Герцеговинского восстания) его книги «Пешком через Боснию и Герцеговину, в период восстания, в августе и сентябре 1875 г. с историческим обзором Боснии и впечатлениями о кроатах, славянах и древней республике Рагузе». Книга вышла своевременно — в период, когда Англия, по словам самого автора, «относилась серьезно к политике на Балканах, поскольку от нее зависело равновесие европейских держав». Гладстон пишет Эвансу благодарственное письмо, книга цитируется в палате общин, и Гладстон использует материалы Эванса о жестокости турок для речи в национальном собрании по восточным вопросам, речи, направленной против политики Дизраели.

С этой поры Артур Эванс становится авторитетом по славянским вопросам, принимает пост секретаря английского Комитета помощи славянам и, становясь корреспондентом прогладстоновской и антитурецкой газеты «Манчестер Гардиан», вновь отправляется на Балканы, имея основной базой полюбившуюся ему Рагузу. «И скоро, — пишет автор, — он везде примелькался, размахивая своей тростью и быстро пробегая по улицам, неожиданно останавливаясь, чтобы рассмотреть цветок или витрину и всегда готовый вступить в разговор с каждым, кто его начнет». «Сумасшедший англичанин с болтающейся тростью» был безобидным и дружественным; и хотя каждый определенно чувствовал, что он был гладстоновским агентом и передавал сумки золота вождям инсургентов, которые посещали его по ночам, это не было основанием думать о нем плохо». Эванс, действительно, развивает энергичную деятельность, предпринимая ряд выездов в центры восстания — и в Герцеговину и в Боснию и даже в штаб-квартиру турок в Боснии. Он собирает факты и имена и посылает статью за статьей в английскую прессу. Его подлинное отношение к восставшим славянам, однако, не выходило за рамки обычного мировоззрения английского буржуа, либерально настроенного к колониальной периферии. Он приветствует демократический дух славян, не угасший под тиранией Турции, но его шокирует то «духовное братство и равенство», которым пропитаны славянские народы. Он за демократию, но без братства и равенства. В конце концов, Эванс был арестован австрийскими властями «за шпионаж» и подвергнут тюремному заключению в Рагузе в 1882 г. «Он был слишком неосторожен» — таково официальное мнение Гладстоновского кабинета, который старался не скомпрометировать себя хлопотами об его освобождении.

Арест и тюремное заключение, как можно вывести из дальнейшего, охладили Эванса, и с этого момента он отходит от политики и, вернувшись в Англию, получает в 1884 г. место хранителя Ашмольского музея в Оксфорде. Период работы Эванса в Ашмольском музее знаменовал собой поворотный пункт в изучении истории и археологии. До Эванса Ашмольский музей представлял собой подбор различного рода энтомологических и зоологических коллекций, а также археологических памятников и живописи. Эванс поставил перед музеем новую задачу: «Нашей задачей является история, история развития и успехов человеческого искусства, институтов и верований в истории земного шара… Неписанная история человечества предшествовала писанной; изучение памятников предшествует изучению книг» (стр. 270). Однако для превращения Ашмольского музея в музей истории и археологии Эвансу пришлось вести упорную борьбу с рутиной университетской догматики, которая считала археологию второстепенной наукой: по мнению профессора Джоуетта, который фактически возглавлял консервативно настроенную профессуру, археология кончалась вместе с началом христианской эры, и кафедра археологии была ограничена рамками только классического периода. Шесть лет продолжалась упорная борьба, которая закончилась победой Эванса. За эти шесть лет музей в несколько раз увеличил свои исторические коллекции и в качестве историко-археологического музея стал приобретать все большую и большую известность. Эвансу удалось добиться, несмотря на сопротивление профессуры, расширения помещений, оборудования, выдачи ежегодных сумм на приобретение новых археологических коллекций и памятников. Археология заняла постепенно почетное место среди других наук.

Раскопки Шлимана, находки в Трое, в Микенах и в Орхомене привлекали всеобщее внимание. Однако, если для Шлимана все сделанные им открытия были лишь вещественными иллюстрациями к Гомеровским поэмам, то для Эванса сразу же стало ясно, что эти памятники говорят об истории бронзового века, хотя истоки микенской культуры были еще для всех неясны.

Вместе с отцом жены, историком Фриманом, работавшим в то время над «Историей Сицилии», Эванс проводит работы в Сицилии, интересуясь, главным образом, сицилийскими монетами и медалями. И здесь, однако, раскопки Орси давали определенные указания на доисторию Сицилии, в частности в погребениях сикулов Орси были обнаружены микенские вазы. Уже в этот период Эванс приходит к выводу, что древние обитатели Сицилии находились в оживленных сношениях с доисторической Грецией — до появления греческих колонистов и финикийских купцов.

Уже в этот период (1890-1895 гг.) у Эванса появляется интерес к Криту. Первоначальные планы Шлимана проводить археологические работы в Кноссе отпали; у Эванса, наоборот, все более крепло убеждение в необходимости исследовать Крит в связи с микенскими находками. Этот интерес был, в основном, интересом к пиктограммам, к находкам «греческого иероглифического письма», причем многие из печатей, по утверждению торговцев, происходили с Крита. Таким образом, постепенно Эванс приходит к выводу, что разгадку появления иероглифического письма в Европе нужно искать на Крите, который был промежуточным звеном между Египтом и средиземноморским районом Греции и южной Италии.

После смерти Фримана в 1892 г. он работает над четвертым, оставшимся незавершенным, томом последнего труда Фримана «История Сицилии», оживляя историческое изложение детальными археологическими комментариями и выводами. Для Ашмольского музея строилось уже новое здание, и план Эванса о слиянии университетских галерей с Ашмольским музеем под руководством одного лица проводился в жизнь.

В 1894 г. Эванс высаживается в Кандии на Крите с твердым намерением начать раскопки в Кноссе. Территория, на которой должны были производиться раскопки, принадлежала двум собственникам. После долгих переговоров Эвансу удалось купить часть территории Кносса, а впоследствии (через несколько лет) и всю землю. До 1896 г. Крит рассматривался, как микенская провинция. Уже первые археологические разведки на территории Кносса убедили Эванса в том, что культура Крита древнее микенской, и в 1896 году Эванс впервые вводит в употребление для Крита специальную терминологию — «минойская культура».

Период 1896-1899 гг. был ознаменован на Крите борьбой христианского населения с турками, борьбой, сопровождавшейся резней и убийствами. В этот период Эванс лишь наведывается на Крит; свои впечатления от политической обстановки на Крите он вновь печатает в виде писем в «Манчестер Гардиан», однако на этот раз как наблюдатель, а не как активный деятель. Только 23 страницы книги посвящены знаменитым раскопкам на Крите (1899-1906 гг.).

Раскопки начались в марте 1900 г. Помощником Эванса был его друг Хогардт, который знал восточное Средиземноморье настолько же хорошо, насколько Эванс знал западное. На второй день раскопок уже были обнаружены дворцовые строения и появились на свет первые дворцовые фрески. 27 марта (на 4-й день раскопок) Эванс отмечает в дневнике: «Исключительное явление — ничего греческого, ничего римского… Нет даже геометрического…» Перед Эвансом раскрывался новый, дотоле неведомый мир. Эванс был одним из первых археологов, при котором постоянно присутствовал архитектор, так что параллельно с раскопками сразу велась работа по восстановлению и реконструкции памятников. Эванс никогда не был по призванию античником-археологом. Его интересы были шире, и в античности его, пожалуй, прежде всего интересовало всякое проявление «не античного». Поэтому новый мир, открывшийся Эвансу, поразил и увлек его.

1900-1906 гг. были годами систематических раскопок Кносса. Уже в этот период остатки минойской и микенской культуры обнаруживались археологами в различных районах Эгейского бассейна: Микены, Тиринф, Вафио, Филакопи, о. Мелос и отдельные находки в Кикладах. Заслугой Эванса явилось то, что он впервые сделал попытку обобщить этот разрозненный материал и осмыслить его исторически. В 1909 г. вышел 1-й том его «Scripta Minoa», посвященный систематизации и анализу новооткрытой письменности; 2-й и 3-й томы «Scripta Minoa», над которыми Эванс работал все последние годы своей жизни, он не успел закончить, и профессор Майрс сейчас обрабатывает для издания эти материалы.

Ряд отдельных работ по Криту Эванс опубликовывал в разное время; но его капитальным трудом является четырехтомная работа «Дворец Миноса» (1921-1935). Эванс не мог отказать себе в удовольствии «эпатировать эллинистов» заявлениями, вроде того, что «Гомер, собственно говоря, был переводчиком, и что иллюстрированное издание его оригинала недавно вышло в свет на Крите и в Микенах, что, коротко говоря, он обрабатывал более древний минойский эпос и в сравнении с ним был чем-то вроде литературной ищейки» (стр. 365). Оставаясь до конца своей жизни меценатом и коллекционером, он оборудовал в Йолберри собственный дом-музей, с прекрасным садом и библиотекой; в Кноссе он тоже построил свой дом, позже переданный им Британскому археологическому обществу.

Мастерски проводимые раскопки и тщательно издаваемый материал новых находок на Крите создали ему мировую известность. Он становится президентом и почетным членом многих научных обществ, почетным доктором нескольких английских университетов; в 1920 г. он получает золотую медаль от Шведского общества антропологии и географии — впервые после Монтелиуса; Лондонский университет награждает его почетной медалью Петри; в 1934 г. его бюст был поставлен у входа в древнее местоположение Кносса; Эванс был, кроме того, признан почетным гражданином Кандии и увенчан лаврами.

В первую империалистическую войну он оставался гуманистом, и проповедь ненависти, все громче раздававшаяся из германских университетов, заставляла его выступать и устно и в печати за сохранение памятников культуры от уничтожения… В противовес этой проповеди ненависти он призывал свою страну к культурному росту. «Да будет позволено нам приготовиться к более серьезной борьбе. У нас слишком много невежества, апатии, ненаучных умственных навыков, мы слишком поглощены спортом и развлечениями». Он указывал на то, что Англия отстает в своей учебной и университетской работе от других стран, и видел в этом симптомы надвигающегося умственного кризиса, который может иметь тяжелые для Англии последствия.

Новую войну 1939 г. он встретил пессимистически, не доверяя «английскому политическому и военному уму». Каждый новый шаг воинствующего германского фашизма наполнял его горечью и болью: Албания стала базой итальянских атак на Грецию; Югославия доблестно и одиноко сопротивлялась Германии; Греция была покорена. Каждый шаг германской армии проходил по землям, с которыми связана была вся его жизнь; каждый взятый немцами город был ему хорошо знаком и любим. Наконец, почти без сопротивления, англичане оставили Крит. Потерю Крита он пережил не надолго.

Эванс не был гениальным ученым и не создал школы. Однако его прекрасная эрудиция, его особое «микроскопическое» зрение позволяли ему безошибочно определять и анализировать археологические объекты; он не был ученым доктринером, и политическая борьба славян против Турции, Австро-Венгрии и Германии не проходила мимо его внимания. Будучи богатым человеком, он мог позволить себе роскошь заниматься археологией и историей как любитель и собственник всего добытого им из-под земли археологического материала. Примыкая к либеральной партии, он считал себя «индивидуалистом» и позволял себе иметь ряд собственных мнений и убеждений, идя иногда дальше официальной платформы английского либерализма. У него был четкий и острый ум без особенно глубокого анализа и синтеза; воображение и творческая фантазия в его работах занимали первое место, наряду с научным анализом отдельных предметов. Его общеисторическая концепция не блистала оригинальностью или новизной; здесь он не выдавался над уровнем буржуазных историков среднего масштаба. Именно поэтому, предложив ныне общепризнанную периодизацию отдельных отрезков истории Крита, которая могла быть установлена только на базе блестящего освоения и разработки открытых памятников Крита, он вместе с тем, поддаваясь своим же, часто преувеличенным, реконструкциям, признавал Крит феодальным государством европейского типа.

Но биографа А. Эванса не интересует специально выяснение научного пути А. Эванса; биограф идет по чисто хронологическому пути дневников и писем, не отделяя главного от второстепенного. Мельчайшие события в семействе Эвансов трактуются совершенно в одинаковом плане с научным путем самого Эванса, и, пожалуй, самое меньшее место в книге отведено как раз кносским раскопкам Эванса.

Книга Джоанны Эванс является в значительной степени еще сырым материалом, требующим дополнительной переработки.

Сам Эванс дан как заключительное звено предшествующего рода Эвансов и как довод для того, чтобы более живо показать всех его предков. Поэтому все, что касается членов семьи Эванса, рассматривается как не менее важное и значительное, чем то, что касается непосредственно А. Эванса. Этот типично английский метод подачи материала загромождает память сотнями излишних фактов и событий, не интересных для советского читателя. Однако как первый опыт сбора материала из личных архивов Эванса эта книга интересна; многие материалы из биографии Эванса впервые опубликованы; особенно интересны материалы по борьбе Эванса с научной рутиной университетских кругов Англии.

Конечно, советский биограф никогда не написал бы так ни одной биографии. Советского историка интересовало бы, прежде всего, научное и политическое лицо Эванса, анализ его творческого пути. Самый взгляд на историю как на ряд случайностей, выпадающих на долю того или иного деятеля, говорит о крайней узости научного кругозора автора книги; семейно-родовые традиции, традиции наследственности, а не общественно-историческая и политическая среда предопределяют, с точки зрения автора, внутренний мир человека. Поэтому книга Джоанны Эванс в лучшем случае — наивна и бедна и не может удовлетворить требованиям, которые предъявляет к биографическим работам рядовой советский читатель.

Наука не является л никогда не будет являться накопченной книгой. Каждый важный успех приносит новые вопросы. Л. Эйнштейн

Честь открытия крито-микенской культуры принадлежит английскому археологу Артуру Звансу. Поразительно, что до начала XX столетия об этой замечательной культуре человечество абсолютно ничего не знало.

Первый шаг к открытию крито-микенской (ее называют также Эгейской) культуры сделал Генрих Шлиман. Поверив в реальность существования гомеровского мифа, он начал искать легендарную Трою. Ему на редкость повезло. Ознакомившись с западным побережьем Малой Азии, Шли май решил, что древняя Троя расположена на холме Гиссарлык. Здесь все совпадало с описанием Гомера, а прямо на поверхности Земли он обнаружил остатки древних строений. Раскопки начались в 1871 г., Шлиман нашел множество каменных орудий, керамических изделий и посуды. Во время раскопок 1873 г. было обнаружено большое здание с кладом золотых вещей, которое Шлиман принял за дворец царя Приама.

Как выяснилось позже, это была не гомеровская Троя, а поселение, возникшее на тысячелетие раньше. До конца своих дней (Шлиман умер в 1890 г.) он так и не узнал, что, раскопав до самых нижних слоев холм Гиссарлык, он открыл гораздо более древнюю, чем гомеровская Троя, культуру.

В марте 1900 г., уже после смерти Шлимана, на Крите начал вести раскопки археолог, имеющий за плечами богатый опыт музейной работы, этнографических и археологических исследований в Сицилии, Артур Эванс. В древнегреческих преданиях рассказывалось о морской Критской державе. Историкам были известны великолепные критские печати из стеатита (камня с изображениями животных и нерасшифрованных письменных знаков), которые местные жители Крита использовали как амулеты. Это наводило на мысль, что на Крите, как и в других районах Восточного Средиземноморья, могли быть сделаны ценные археологические находки.

Уже первые месяцы работы в Кноссе дали потрясающие результаты: были обнаружены развалины огромного дворца с великолепными фресками, античные вазы п статуэтки. Но найденные Эвансом произведения прикладного искусства были совсем не похожи на известные ранее. «Поразительно, ничего греческого, ничего римского», - писал Артур Эванс спустя лишь несколько дней после начала раскопок. Вскоре ученый понял, что перед ним совершенно новая, доселе неизвестная культура, существовавшая па Средиземноморье на целые тысячелетия раньше знаменитых творений классической Греции.

Бережно вскрывал Эванс слой за слоем на склоне горы Юктас, расположенной в 4 км к югу от побережья, и ему открылся огромный дворец, состоявший из массы помещении, окружавших обширный центральный двор. Соединенные множеством переходов, коридоров и лестниц, они поразительно напоминали Лабиринт из древнегреческого мифа о Тесее (рис. 19).

Благодаря археологическим раскопкам в Кноссе и в других древних поселениях Крита, на Кикладских островах (рис. 20), Балканском полуострове и в Малой Азии мир узнал о существовании могучей морской державы в Средиземноморье в III-II тыс. до н. э.

Артур Эванс разделил древнейшую историю Крита на три периода (назвав их по имени легендарного критского царя минойскими): раннеминойский (3000-2000 гг. до н. э.), среднеминойский (2000-1600 гг. до н. э.) и позднеминойский (1000-1200 гг. до н. э.). Первый из этих периодов известен также как ранний бронзовый век.

Яркому развитию культуры в Восточном Средиземноморье способствовало его благоприятное географическое положение - изрезанные берега с удобными для мореходства заливами и бухтами.

Бассейн Эгейского моря издревле был населен (рис. 21). В плодородной Фессальской равнине, расположенной па севере Греции, еще в неолитическую эпоху VI-IV тыс. до н. э. было множество поселений. В период, переходный к бронзовому, там уже были целые города, укрепленные оборонительными степами.

Вторым центром неолитической культуры был Крит. Одно из самых ранних поселений располагалось на том же месте, где спустя несколько тысячелетий был воздвигнут Кносский дворец. Раскопки, проведенные Дж. Эвансом (сыном Артура Эванса) в конце 50-х годов, обнаружили под центральным двором дворца н к северу от него неолитические слои толщиной 7 м - больше, чем все слои бронзового века. И, что удивительно, в самом древнейшем слое были найдены остатки прямоугольных домов, построенных из обожженных (а не сырцовых) кирпичей. Неолитическая керамика Крита имела много общих черт с керамикой Греции и Малой Азии, что указывает на постоянные связи Крита с соседними странами. В среднепеолитическом периоде на Крите были широко распространены вазы с гравированным орнаментом и искусно выточенные из пестрого камня полированные сосуды. В них находят некоторое сходство с египетской керамикой. Уже в это время на Крите появились вазы с росписью по темному фону, что характерно для более поздних времен. О высоком культурном уровне первых поселенцев на Крите свидетельствует находка в ранненеолитических слоях Кносса фигурки обнаженного мужчины. С большим мастерством выточена она из целого куска мрамора. С конца IV - начала III тыс. до н. э. в Восточном Средиземноморье наступает период халколита (модно-каменного) века. Он приблизительно соответствует по времени раннеминойскому периоду (по А. Эвансу).

Фессалия, сыгравшая большую роль в развитии неолитической культуры в Восточном Средиземноморье и III тыс. до н. э., постепенно уступает позиции Кикладам и Криту, который к концу раннеминойского периода становится подлинным властителем Эгейского бассейна. Важнейшим культурным центром является Троя - крупный укрепленный центр па его восточном берегу.

С наступлением бронзового века появились изделия из металла. О мастерстве умельцев этого периода ярко свидетельствует найденный Г. Шлиманом «клад Приама». В большом серебряном сосуде, зарытом у городской стены Трои, было обнаружено около 9000 предметов из золота, серебра и электрума (сплава серебра и золота). Поражает тонкость, с которой выполнены украшения. Так, диадемы состоят из многочисленных сплетенных из тонкой проволоки цепочек, завершающихся схематически исполненными фигурками идолов из золотого листа.

На Крите в раннеминойский период начинает формироваться характерный архитектурный стиль. На юге острова, в плодородной долине Мессары, в слоях, относящихся к первой половине 1.11 тыс. до н. э., был откопан большой жилой дом, состоящий из целого ряда маленьких прямоугольных помещений, соединенных друг с другом. Стены дома построены на каменном фундаменте из сырцового кирпича, укрепленного деревянными брусами. Такая хорошо продуманная система строительства применялась с целью противостоять частым на Крите землетрясениям. Она сохранилась до конца мннойской эры. Дом этот был, вероятно, двух- или даже трехэтажным. Возможно, некоторые его помещения освещались с помощью световых колодцев - открытых двориков, прорезывающих здание сверху донизу.

Благодаря многочисленным находкам, сделанным в критских гробницах, стала хорошо известна керамика Крита в раннеминойский период. Это - разнообразные кубки па высоких конусообразных ножках из прокопченной глины, кувшины, раскрашенные темно-коричневым орнаментом из горизонтальных п вертикальных полос с изображениями животных. Но раз находили сосуды в виде быка с маленькой фигуркой акробата.

Необычайного изящества достигли критские мастера в обработке камня. Особенно хороша конической формы вала, найденная в могиле в Маронее (Восточный Крит). Крышка украшена только вырезанными рядами спирален, вписанными в форму круга. На крышке другой пиксиды изображена скульптурная фигурка собаки. Длинноногая и узкомордая, по-видимому, охотничья, собака лежит и естественной позе. В раннеминойский период появились широко известные критские печати. Некоторые из них с изображениями животных.

Расцвет крито-микенской культуры наступил во II тыс. до н. э. Об этом красноречиво говорят раскопки на Крите. Только благодаря многолетней кропотливой работе нескольких поколений археологов мы узнали о величайшей культуре, существовавшей четыре тысячелетия назад. Правда, до нас не дошло никаких письменных свидетельств, если не считать иероглифические знаки на глиняном диске из Феста и таблички с линейным (слоговым) письмом А, которые еще не расшифрованы полностью.

На Крите период расцвета эгейской культуры разделяют на эпохи Старых и Новых дворцов.

Старые дворцы, названные так в отличие от воздвигнутых спустя 300 лет Новых, изучены сравнительно слабо. Исследованию Старых дворцов мешают заменившие их Новые. В Фесте, расположенном на южном берегу Крита, границы Нового дворца не совпали полностью со Старым. Итальянские археологи раскопали там часть западного двора, где находилась зрелищная площадка для ритуальных игр с быком. Стены из сырцовых кирпичей на каменном фундаменте укреплены деревянными балками. В открытых помещениях найдено множество красивых ваз, больших, наподобие бочек, расписанных сосудов, используемых для хранения продуктов.

Старый дворец в Фесте несколько раз перестраивался, иногда изменялась планировка помещений. Может быть, правильнее говорить о трех пли даже четырех разных дворцах, сменявших друг друга. Причиной разрушения были землетрясения.

Старые дворцы, несомненно, были мпогоэтажными. В это время существовали ужо города, занимавшие значительную площадь вокруг дворцов.

В эпоху Старых дворцов высокого расцвета достигает искусство. Особое восхищение вызывают вазы стиля Камарес - светлая полихромная роспись наносилась по темной поверхности вазы (рис. 22). На поздних вазах появляются изображения живых существ и прежде всего рыб. Высоко было мастерство критских ювелиров. К этому времени относится миниатюрное золотое украшение из фигурок пчел, расположенных по краям шарика, изображающего медовый сот, который они держат в своих лапках.

Старые дворцы в Кноссе, Фесте, Маллии были разрушены сильным землетрясением около 1700 г. до н. э. Восстановить их оказалось невозможно. Руины были засыпаны, а на их месте воздвигнуты Новые дворцы.

Новые дворцы также пережили несколько строительных периодов. Крупные перестройки производились около 1600 г. до н. э., после очередного сильного землетрясения. К настоящему времени откопаны и частично реставрированы четыре Новых дворца: в Кноссе, Фесте, Маллии и находящийся неподалеку от маленького селения Като Закрое.

В эпоху, когда критское искусство достигло своей вершины, Кносский дворец превосходил по размерам и богатству все другие. Поэтому Кносс в 1600-1400 гг. до н. э. следует рассматривать как главный столичный город. Дворец расположен в шести километрах от северного побережья острова, поблизости от современного центра Крита - города Гераклиона. Несколько сотен различных помещений дворца общей площадью около 10 тыс. м 2 образовали грандиозный ансамбль на невысоком плато, расположенном на склоне горы Юктас. Сложный, запутанный план дворца со множеством лестниц, связывающих три его этажа, поразил воображение греков и подсказал им миф о таинственном Лабиринте, откуда нет выхода. Название происходит от греческого слова «лабрис» - двулезвийный топор - одна из наиболее распространенных священных эмблем критской религии.

Несмотря на кажущийся беспорядок в расположении комнат, в планировке Кносского дворца существует определенная система. Центром дворца служит большой двор размером 50×30 м. Он как бы разделяет дворец на западную и восточную частя. Входы имелись со всех четырех сторон дворца.

Главным фасадом дворца была его западная сторона. Она облицована гипсовыми плитами. Правда, западный вход во дворец не выглядел внушительно. Это - открытый вестибюль, разделенный колоннадой, что часто встречается в критской архитектуре. Далее шел знаменитый коридор процессий, украшенный фресками, изображавшими шествие девушек и юношей, несущих дары. Отсюда можно было попасть на центральный двор.

Западную часть нижнего этажа дворца занимали огромные кладовые Кносса - 22 длинных и узких зала, заполненных огромными глиняными бочками (пифосами), украшенными рельефными орнаментами. В них хранились оливковое масло, вино и иные припасы. В полу кладовых с зерном были сделаны обширные ямы прямоугольной формы, облицованные камнем. Пространство между складами и центральным двором, как предполагают, служило местом религиозных обрядов, когда пользовались светильниками - эти комнаты не имели естественного освещение. Невдалеке находилось специальное помещение для предметов культа (статуэтки богинь со змеями и другие вещи).

Наиболее интересно юго-восточное крыло дворца. Оно хорошо сохранилось. Здесь были жилые помещения, занимавшие в общей сложности четыре этажа, из них два нижних заглублены в землю. Одно из помещений получило название зала двойного топора - изображение лабриса преобладает в росписях па стенах. Из зала двойного топора по небольшому коридору можно пройти в помещение под названием комнаты царицы.

На верхних этажах дворца, по-видимому, находились официальные парадные залы, о чем свидетельствуют остатки лестниц (рис. 23), колонн, а также стен. На сохранившейся части степы изображена критская красавица, известная сейчас под именем «Парижанка».

Планировка дворца была продуманной и целесообразной. Может вызвать удивление, что жилые комнаты располагались в подвальном помещении - в нижнем этаже дворца, заглубленном на несколько метров в землю. На это есть, однако, важная причина. Помещения, вырытые в земле, почти не страдают от землетрясений, способных разрушить любое здание. Критяне за двухтысячелетнюю историю пережили огромное число землетрясений и, естественно, убедились в том, что единственным спасением является сооружение жилых помещений и в особенности спален в земляном массиве.

К северо-западу от Кносского дворца находился так называемый Малый дворец, имевший культовое назначение, о чем свидетельствуют найденные там предметы. Близ минойского Кносса были и другие сооружения, принадлежавшие приближенной знати или служившие загородной резиденцией царя.

Остальные дворцы Крита строились по той же схеме, что и Кносский. Находившийся в 22 км к востоку от Кносса небольшой дворец в Маллии имел обширный двор, бывший местом религиозных церемоний. Большое впечатление производит Новый дворец в Фесте, расположенный в долине Мессары, обрамленной снежными горами. Интересной особенностью его внутреннего дворика была окружающая его с четырех сторон внушительная колоннада. Возможно, в этом можно видеть зачатки формирования греческого архитектурного стиля I тыс. до н. э.

Четвертый из больших дворцов Крита - дворец Като Закрое - раскопан лишь в прошлом десятилетии. Площадь его около 7000 м 2 . Планировка напоминает Кносс. Во дворце Като Закрое обнаружены таблички с линейным письмом и замечательные вазы. Дворец погиб в результате сейсмической катастрофы, сопровождавшейся пожаром.

Упомянем о богато украшенной росписями царской вилле в Агиа-Триаде, служившей, очевидно, резиденцией правителей Феста. На вилле найден клад медных слитков, имеющих форму бычьих шкур и весящих около 29 кг. Это - наиболее древние «деньги» в Средиземноморье.

Все критские дворцы были разрушены. Причем разрушение было настолько полным, что большинство культурных центров острова так и не смогло от пего оправиться. Многие исследователи датируют эту катастрофу около 1500-1450 гг. до н. э.

Вот как описывает ученик А. Эванса, английский археолог Дж. Пендлбери картину последних минут существования Кносского дворца: «Заключительная сцена разыгралась в помещении, которое воссоздаст перед нами наиболее драматическую обстановку из всех раскопанных строений - в «тронном зале». Этот зал был найден в состоянии полного беспорядка. В одном углу лежал опрокинутый большой сосуд от масла; культовые сосуды, казалось, были в употреблении в момент наступления катастрофы. Все имело такой вид, будто царь в смятении поспешил сюда, желая в последний момент совершить какую-нибудь религиозную церемонию, чтобы спасти свой парод» ( Дж. Пендлбери. Археология Крита (перев. с англ.). М. ИЛ, 1950, стр. 250).

В результате какого события окончательно разрушилась столица Крита? Большинство исследователей придерживаются версии, что это было повое нашествие микенских греков, неожиданно напавших на остров, или же восстание критян против иноземного владычества. На наш взгляд, факты, собранные археологами, свидетельствуют, что Кносский дворец разрушен землетрясением. Высокая сейсмическая активность бассейна Эгейского моря позволяет рассматривать землетрясение как наиболее вероятную причину разрушения критских дворцов. Дополнительные факты дает археология. Замечание Дж. Пепдлбери о том, что тронный зал был в полном беспорядке, а в его углу лежал опрокинутый - большой сосуд из-под масла, - прямое указание на сейсмическую причину катастрофы. Второй факт в пользу нашего предположения - пожар. Из истории катастрофических землетрясений, случившихся за период жизни человеческого общества, известно, что в большинстве случаев, когда происходил подземный толчок в городе, вспыхивал пожар. Неожиданный подземный толчок разрушает печи, опрокидывает лампады, обрушивает деревянные перекрытия домов, чем и способствует возникновению пожара.

История критских дворцов наглядно свидетельствует, что главным врагом Критского государства III и II тыс. до н. э. были не набеги кочевых племен, а землетрясения. Всеми исследователями было отмечено полное отсутствие оборонительных сооружений вокруг критских городов. Это особенно контрастно заметно при сравнении с одновременно существовавшим с ними греческим городом Микены, расположенным на возвышении и обнесенным мощнейшими каменными стенами.

Против главного своего врага (землетрясения) критяне принимали предохранительные меры. Еще 5000 лет назад сооружались дома со специальными конструкциями, предохранявшими от разрушения при подземном толчке.

Землетрясения много раз наносили огромный ущерб Криту. Но критяне в какой-то степени приспособились к этим коварным ударам природы. Только геологическая катастрофа, происшедшая около 1400 г. до н. э., смогла остановить пульс Минойской державы. Однако почему же именно эта катастрофа оказалась губительной, тогда как другие сейсмические катаклизмы такой роковой роли не играли?

Здесь необходимо сказать несколько слов об особенностях сейсмических катастроф. Их своеобразие в том, что от землетрясения разрушаются только искусственные постройки, причем преимущественно многоэтажные каменные дома. Вся же остальная окружающая человека естественная среда землетрясения практически не замечает - в полях продолжает зреть урожай, домашний скот по-прежнему пасется на лугах. Легкие сельские постройки если и разрушаются, то восстановить их не стоит большого труда. Флот на воде (если не было сильного цунами) также остается целым. В этих условиях восстановить заново разрушенный дворец не представляет большого труда. Землетрясение не прерывало пульса развивающейся цивилизации.

Катастрофа XV в. до н. э. была, несомненно, иного рода. На этот раз бедствия постигли всю страну. Очевидно, помимо подземных ударов, были еще и другие природные явления, оправиться от которых Критская держава уже не смогла.

Сейчас мы знаем, что извержение Санторина сопровождалось обильным пеплопадом и огромными цунами. Насколько гибельными для населения Крита были эти явления, мы расскажем в одной из следующих глав.

Артур Джон Эванс (Arthur John Evans, 1851–1941) - британский археолог, открывший минойскую культуру и предложивший ее периодизацию.

Артур Джон Эванс родился 8 июля 1851 года в небольшом городе Нэш-Миллс, в графстве Хартфордшир, недалеко от Лондона. Его родители были не очень богатыми, но вполне обеспеченными людьми: оба были заняты в семейном бизнесе своего родственника, Дж. Диккенса, владельца бумажной фабрики. Отец Артура, кроме того, был известен в лондонском обществе как любитель древностей: коллекционер антиквариата и нумизмат, автор нескольких крупных работ, посвященных древним каменным и бронзовым орудиям и монетам, за одну из которых он был отмечен наградой Академии наук Франции.

Впоследствии интерес отца Эванса-младшего к древней истории и его финансовая состоятельность сыграют свою роль в открытиях последнего: в первую очередь из его средств будут оплачиваться раскопки, давшие основной материал для исследований. Не менее важной предпосылкой стала увлеченность Артура историей и культурой Балкан. Совершив в 1872 году вместе с братом авантюрную поездку по Венгрии, Румынии и Болгарии, - молодые люди путешествовали без документов и были вынуждены прятаться от полиции и обходить пограничные посты - Эванс решил посвятить себя изучению этого региона. Но для получения полноценного образования будущему открывателю Крито-Минойской цивилизации не хватило усидчивости. Проучившись два года в Окфордском и несколько месяцев в Геттингенском университетах и так и не закончив ни один из них, Эванс вновь отправился на Балканы уже в качестве журналиста. Шел 1875 год, и в регионе было неспокойно: это было время восстаний славянских народов против турецкого владычества. Вторая поездка в центральную Европу закончилась для Артура не так успешно, как первая: в 1882 году он был арестован по подозрению в шпионаже и участии в восстании в Далмации, оказавшейся уже под властью Австро-Венгрии, а впоследствии депортирован.

Вернувшись в Англию, Эванс в 1884 году устроился на работу в Ашмольский музей в Оксфорде. За шесть лет пребывания в нем ученый превратил это достаточно захолустное по тем временам место в крупный центр, аккумулировавший последние достижения истории и археологии. Несмотря на скептическое отношение со стороны руководства, исследователю удалось обеспечить бесперебойное финансирование музея, позволяющее ежегодно пополнять его фонды, обновлять оборудование. Смог он добиться и увеличения помещений, уже не вмещавших в себя экспонаты расширенных в несколько раз коллекций.

Первую половину 90-х годов XIX века ученый провел в экспедиции на Сицилии, где работал отец его жены, историк Эдвард Фриман. Исследователей интересовали в первую очередь нумизаматические памятники - древние монеты, но среди находок археологов обнаружился керамический материал, предположительно из Греции, который дал Эвансу первые основания считать, что в Элладе могла существовать цивилизация, еще более древняя, чем Микенская.

К этому времени знаменитый предшественник Эванса Генрих Шлиман сделал свои сенсационные открытия в Трое, Микенах и Орхомене. Следующим направлением его работы должен был стать Крит, Кносский дворец, но планам археолога не суждено было сбыться. Эванс сумел продолжить дело Шлимана. В 1894 году ученый впервые прибыл на греческий остров, чтобы договориться с собственниками земли, на которой располагался Кносский дворец. Для этого исследователь должен был выкупить эту территорию. В конце концов Эвансу удалось собрать деньги, и в 1896 году ученый приступил к работе. Уже проведенная им археологическая разведка укрепила исследователя в мнении, что это место являлось центром совершенно иной, отличной от Микенской, цивилизации. Уже тогда Эванс впервые ввел применительно к ней термин «минойская культура».

Раскопки Эванса в Кноссе

Однако вести раскопки систематически археолог смог лишь спустя несколько лет: во второй половине 90-х годов Крит превратился в арену кровавых столкновений между турками и местными христианами. На период с 1896 по 1899 год, пока длился конфликт, Эванс, известный интересом к политике, сосредоточился на журналистской работе и писал статьи уже о современных ему событиях.

Полноценно вернуться к занятиям наукой исследователь смог лишь в 1900 году. Находки, сделанные им уже в первые дни экспедиции, - фрагменты дворца и сохранившиеся в нем фрески - позволили сделать окончательный вывод: местная культура совершенно уникальна и не связана ни с античной, ни с микенской традицией.

Следующие несколько десятилетий, почти всю оставшуюся жизнь, Эванс полностью посвятил изучению открытой им цивилизации. Главным его трудом стал четырехтомный «Дворец Миноса в Кноссе», изданный в 1921–1935 годах. В этой работе исследователь систематизировал собранный на острове археологический материал, преподнеся его в историческом контексте, собранном из всех имевшихся сведений о минойской цивилизации; предложил вариант ее хронологии с делением на ранний, средний и поздний период.

Особый интерес для ученого представляли критские письмена: найденные тексты он свел воедино и опубликовал в рамках свода Scripta Minoa (1909). В это издание вошел не весь собранный им материал; уже после смерти Эванса, в 1952 году его коллега Дж. Майрс выпустит продолжение сборника. Впоследствии изданные тексты помогут другим английским ученым, лингвистам М. Вентрису и Дж. Чедвику решить проблему дешифровки письма Б, при помощи которого создавались микенские тексты.

Заслуги Эванса были признаны широко за пределами академических кругов. Помимо наград от научного сообщества, среди которых золотая медаль от Шведского общества антропологии и географии (1920), почетная медаль Петри от Лондонского университета, ученый получил титул рыцаря на родине (1911), а также был удостоен звания почетного гражданина критской Кандии. В 1934 году у входа в Кносский дворец исследователю поставили памятник.

Участие в общественной жизни в начале XX века отошло для Эванса на второй план. По поводу Первой мировой войны ученый ограничился рядом письменных и устных заявлений, в которых призывал народ Британии к сохранению и преумножению научного знания и стремлению к гуманистическим идеалам, в противовес царящей вокруг атмосфере жестокости.

Основные труды:

Through Bosnia and the Herzegóvina on foot during the insurrection, August and September 1875; with an historical review of Bosnia and a glimpse at the Croats, Slavonians, and the ancient republic of Ragusa. London, 1876.

Illyrian letters: a revised selection of correspondence from the llllyrian provinces of Bosnia, Herzegdvina, Montenegro, Albania, Dalmatia, Croatia and Slavonia during the troubled year 1877. London, 1878.

Syracusan «medallions» and their engravers in the light of recent finds, with observations on the chronology and historical occasions of the Syracusan coin-types of the fifth and fourth centuries B. C. And an essay on some new artists’ signatures on Sicilian coins (reprinted from the Numismatic Chronicle of 1890 and 1891). London, 1892.

Cretan pictographs and prae-Phoenician script: with an account of a sepulchral deposit at Hagios Onouphrios near Phaestos in its relation to primitive Cretan and Aegean culture. London, 1892.

Scripta Minoa: The Written Documents of Minoan Crete: with Special Reference to the Archives of Knossos. Volume I: The Hieroglyphic and Primitive Linear Classes: with an account of the discovery of the pre-Phoenician scripts, their place in the Minoan story and their Mediterranean relatives: with plates, tables and figures in the text. Oxford: Clarendon Press, 1909.

The Palace of Minos: a comparative account of the successive stages of the early Cretan civilization as illustrated by the discoveries at Knossos. Vol. 1–4. London, 1921-1935.

The ring of Nestor;̓ a glimpse into the Minoan after-world, and a sepulchral treasure of gold signet-rings and bead-seals from Thisbê, Boeotia. London, 1925.

The shaft graves and bee-hive tombs of Mycenae and their interrelation. London, 1929.

Scripta Minoa: The Written Documents of Minoan Crete: with special reference to the archives of Knossos. Volume II: The Archives of Knossos: clay tablets inscribed in linear script B: edited from notes, and supplemented by John L. Myres. Oxford: Clarendon Press, 1952.