Издания на русском языке

Вот какой рассказ появился в октябре 1916 года в японском литературном ежемесячнике «Тюо корон».

Профессор Токийского императорского университета, специалист в области колониальной политики, сидел на веранде в плетеном кресле и читал «Драматургию» знаменитого шведского писателя Стриндберга. Странно было подумать, что всего каких-нибудь пятьдесят лет назад обо всем этом и мечтать не приходилось - ни об Императорском университете в Токио, ни о колониальной политике, ни о проблемах европейской драматургии. Прогресс налицо. И особенно заметен прогресс в материальной области. Победоносно отгремели пушки отечественных броненосцев в Цусимском проливе; страна покрылась сетью железных дорог; распространяются превентивные средства из рыбьего пузыря... Но вот в области духовной намечается скорее упадок, а профессор лелеял мечту облегчить взаимопонимание между народами Запада и своим народом. Он даже знал, на какой основе должно строиться это взаимопонимание. Бусидо, «путь воина», это специфическое достояние Японии, прославленная система морали и поведения самурайства, сложившаяся шесть веков назад. Конечно, не все в ней годится для целей профессора, но основное - требование жесткой самодисциплины и добродетельной жизни - явно сближает дух бусидо с духом христианства.

Профессор вперемежку листал Стриндберга и размышлял о судьбах японской культуры, когда ему доложили о приходе посетительницы. В приемной ему представилась почтенная, изящно одетая женщина - мать одного из студентов. Усадив посетительницу за стол и предложив ей чаю, профессор осведомился о здоровье ее сына. К его величайшему смущению, выяснилось, что юноша умер и что гостья пришла передать профессору его последнее «прости». Некоторое время они обменивались малозначительными репликами, причем профессор заметил одно странное обстоятельство: пи на облике, ни на поведении дамы смерть родного сына не отразилась. Глаза ее были сухие. Голос звучал совершенно обыденно. Иногда она даже улыбалась как будто. Профессор поразился, от холодности и спокойствия соотечественницы ему стало не по себе. И тут произошло вот что. Случайно уронив веер, профессор полез за ним под стол и увидел руки гостьи, сложенные у нее на коленях. Эти руки дрожали, и тонкие пальцы изо всех сил мяли и комкали носовой платок, словно стремясь изодрать его в клочья. Да, гостья улыбалась только лицом, всем же существом своим она рыдала.

Проводив гостью, профессор вновь уселся в кресло на веранде и взял Стриндберга. Но ему не читалось. Мысли его были полны героическим поведением этой дамы, и он растроганно и с гордостью думал о том, что дух бусидо, дух жестокой и благородной воинской самодисциплины поистине вошел в плоть и кровь японского народа. В эту минуту рассеянный взгляд его упал на раскрытую страницу книги.

«В пору моей молодости,- писал Стриндберг,- много говорили о носовом платке госпожи Хайберг... Это был прием двойной игры, заключавшийся в том, что, улыбаясь лицом, руками она рвала платок. Теперь мы называем это дурным вкусом...»

Профессор растерялся и оскорбился. Оскорбился не за даму, а за свою взлелеянную простодушную схему, в которую так четко укладывалось это происшествие. И ему в голову не пришло, что героическое поведение гостьи могло объясниться причинами, к которым пресловутые понятия военно-феодальной чести не имеют никакого отношения...

Так примерно выглядит откомментированное содержание одного из ранних рассказов Акутагава Рюноскэ «Носовой платок».

Невооруженному глазу заметна брезгливая усмешка автора по поводу мечтаний злополучного профессора сделаться идеологом японской культуры на основе бусидо, этой действительно специфической смеси клановых воинских традиций с плохо переваренным конфуцианством. Еще в последние годы XIX века, сразу после окончания японо-китайской войны, заправилы империи недвусмысленно потребовали от отечественной литературы создания так называемых «комэй-сёсэцу» - «светозарных произведений», проникнутых казенным оптимизмом и прославляющих воинственность и великодушие средневекового и современного самурайства. Толпа бездарных полуграмотных писак бросилась заполнять книжные рынки страны бесконечными вариациями на тему о верности сюзерену и о кровавой мести, о вспоротых животах и о срубленных головах, о поединках на мечах и о лихих штыковых атаках, и в унисон им, только не так грубо и не так прямолинейно, заворковали о величии бусидо, о благотворности бусидо, о назревшей необходимости воскрешения бусидо идеологические дилетанты с профессорских кафедр. В далекой Европе гремели пушки и лились реки крови, каблуки японских патрулей стучали по кривым улочкам взятого у немцев Циндао, империя готовилась к большим колониальным захватам. Не удивительно, что в эти дни думающий и широко эрудированный писатель (а Акутагава, как мы увидим, был именно таким) жестоко осмеял мечтательного либерала, усмотревшего духовное сходство между возрождающимся к жизни кодексом профессиональных убийц и плачевно дискредитировавшим себя христианством.

Но давайте проанализируем рассказ более тщательно. Итак, некий профессор, специалист по колониальной политике и приверженец бусидо, читает Стриндберга и предается размышлениям о способах преодоления духовного застоя в своей стране. Затем он беседует с женщиной, недавно потерявшей сына, и случайно обнаруживает, что ее внешнее спокойствие есть только маска, а на самом деле она мучается безутешным горем. Он приходит в восхищение - не столько от героизма гостьи, сколько от полного, как ему представляется, соответствия между ее поведением и бездарной умозрительной идеей. По нашему мнению, если бы речь в рассказе шла только об осмеянии идеологического дилетантизма, это было бы вполне достаточно. Ну, а Стриндберг? Для чего автору понадобилось противопоставлять сценический прием госпожи Хайберг поведению гордой матери? Не зря же он так смело ввел в рассказ элемент случайного совпадения: профессор натыкается на пресловутый абзац из Стриндберга чуть ли не сразу после случая с носовым платком. Видимо, дело обстоит не так просто, и у рассказа есть «второе дно», не столь очевидное, как первое, но наверняка не менее важное.

Действительно, концовка рассказа производит странное впечатление. Читатель далеко не сразу осознает, какая проблема всплывает вдруг из нее. Мономан-профессор смутно ощущает что-то неясное, что грозит разрушить безмятежную гармонию его мира. Пытаясь объяснить себе это ощущение, он готов заподозрить Стриндберга в попытке осмеять бусидо. Он даже готов оправдываться: «сценический прием... и вопросы повседневной морали, разумеется, вещи разные». И все это мимо цели, но на то он и мономан. Если бы он дал себе труд отвлечься от любимой идеи, он сумел бы понять, что парадокс, с которым столкнул его случай, лежит совсем в другой плоскости понятий и представлений. Он сумел бы увидеть проблему такой, какой поставил ее перед читателем (и перед собой) автор. Проблему соотношения жизни и искусства.

В глазах знатоков театра сценический прием госпожи Хайберг давно уже стал банальностью. Но сотни тысяч, миллионы женщин и до и после госпожи Хайберг при разных обстоятельствах и по разным причинам стискивали зубы, комкали носовые платки, впивались ногтями в ладони, чтобы не вскрикнуть, не разрыдаться, не показать своей боли, и никто никогда не называл это «дурным вкусом». И совершенно неважно, почему они это делали: по врожденной ли гордости или по твердости характера, пусть даже из приверженности кодексу бусидо. В данном случае не в этом дело. Дело в диковинной метаморфозе, которую претерпевает восприятие нами человеческого поведения, когда оно переносится из реальной жизни на сцену, на экран или на страницы книг. Какова психологическая природа этой метаморфозы? В чем секрет адекватного перевода с бесконечно разнообразного языка бесконечно разнообразной жизни на язык искусства?

) - японский писатель , классик новой японской литературы. Отец композитора Ясуси Акутагавы ( -) и драматурга Хироси Акутагавы . Известен своими рассказами и новеллами . В 1935 году в Японии учреждена литературная Премия имени Рюноскэ Акутагавы .

Жизнь и творчество

Будущий писатель родился в семье небогатого торговца молоком по имени Тосидзо Ниихара в час Дракона дня Дракона года Дракона, и поэтому был назван Рюноскэ (первый иероглиф, 龍, означает «дракон»). Матери Рюноскэ было уже за 30, а отцу за 40, когда тот появился на свет, что считалось в Японии того времени плохой приметой. Когда Рюноскэ было десять месяцев, в сумасшедшем доме покончила жизнь самоубийством его мать, после чего он был усыновлён бездетным братом матери Митиаки Акутагавой, чью фамилию впоследствии и принял. Старая интеллигентная семья дяди имела в числе своих предков писателей и учёных, бережно хранила древние культурные традиции. Здесь увлекались средневековой поэзией и старинной живописью, строго соблюдался старинный уклад, построенный на повиновении главе дома.

С 1960-х годов произведения Акутагавы широко издаются в СССР и в России.

25 сентября 2015 года его именем назван кратер Akutagawa на Меркурии .

Библиография

Год	Японское название	Русское название
	老年	Старик
	羅生門	Ворота Расёмон
	鼻	Нос
	MENSURA ZOILI	Мензура Зоили
	芋粥	Бататовая каша
	手巾	Носовой платок
	煙草と悪魔	Табак и дьявол
	さまよえる猶太人	Вечный жид
	戯作三昧	Фантастика в изобилии
Январь	運	Счастье
Апрель 1917	道祖問答
Апрель - июнь 1917	偸盗	Ограбление
	蜘蛛の糸	Паутинка
	地獄変	Муки ада
	邪宗門
	奉教人の死	Смерть христианина
	枯野抄
	るしへる
	犬と笛	Собаки и свисток
	きりしとほろ上人伝	Житие святого Кирисутохоро
	魔術	Чудеса магии
	蜜柑	Мандарины
	舞踏会	Бал
	秋	Осень
	南京の基督	Нанкинский Христос
	杜子春
	アグニの神	Бог Агни
	藪の中	В чаще
	将軍	Генерал
	三つの宝
	トロツコ	Вагонетка
	魚河岸	Рыбный рынок
	おぎん
	仙人
Август 1922	六の宮の姫君	Барышня Рокуномия
-	侏儒の言葉	Слова пигмея
1923	漱石山房の冬
	猿蟹合戦	Сражение обезьяны с крабом
	雛	Куклы-хина
	おしの	О-Сино
	あばばばば	А-ба-ба-ба-ба
	保吉の手帳から	Из записок Ясукити
	一塊の土	Ком земли
	大導寺信輔の半生	Половина жизни Дайдодзи Синскэ
	点鬼簿	Завещание
1927	玄鶴山房
	河童	В стране водяных
	誘惑
	浅草公園
	文芸的な、余りに文芸的な
	歯車	Зубчатые колеса
	或阿呆の一生	Жизнь идиота
	西方の人	Люди Запада
	続西方の人	Люди Запада (продолжение)

Экранизации

По мотивам новеллы «В чаще »:
- «Расёмон » (яп. 羅生門, ), режиссёр Акира Куросава
- «Железный лабиринт » (англ. Iron Maze, ), режиссёр Хироаки Ёсида
- «В роще » (яп. 籔の中, ), режиссёр Хисаясу Сато
- «MISTY » (), режиссёр Кэнки Саэгуса
По мотивам новеллы «Нанкинский Христос »:
- «Нанкинский Христос » (кит. 南京的基督, ), режиссёр Тони Ау
По мотивам новеллы «Ведьма »:
- «Ведьма » (яп. 妖婆, ), режиссёр Тадаси Имаи
Одиннадцатый эпизод аниме-сериала «Aoi Bungaku » (2009) представляет собой экранизацию рассказа «Паутинка»
В двенадцатом эпизоде «Aoi Bungaku» авторы сериала экранизировали «Муки Ада» («Главу Ада») Рюноскэ.
«Яхонты. Убийство » (2013 г.), режиссёр Рустам Хамдамов

Издания на русском языке

Акутагава Рюноскэ. Новеллы. - М., «Художественная литература», 1974. - 704 с., 303 000 экз. (БВЛ, том 129)

Напишите отзыв о статье "Акутагава, Рюноскэ"

Литература на русском языке

Чегодарь, Н. И. Акутагава Рюноскэ (1892 - 1927) // Литературная жизнь Японии между двумя мировыми войнами. - М .: Вост. лит., 2004. - С. 127 - 146. - 222 с. - ISBN 5-02-018375-X .

Упоминания в культурных произведениях

Песня «Акутагава-сан» группы «Иван-Кайф ».

Примечания

Ссылки

на сайте «Лаборатория Фантастики »
в библиотеке Максима Мошкова
на сайте «Библиотека япониста»
- статья в энциклопедии «Кругосвет»
(биография, произведения, галерея)

Отрывок, характеризующий Акутагава, Рюноскэ

– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.

Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.

На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.

Автор новелл, поэт и публицист Рюноскэ Акутагава – один из первых японских модернистов, книги которого стали появляться на английском языке. Акутагава не писал крупных произведений, по стилю его можно с уверенностью назвать перфекционистом, он часто прибегал к темам страха и смерти. Несмотря на короткую биографию, Рюноскэ оставил огромный отпечаток в поэзии своего времени.

Детство и юность

Будущий писатель Рюноскэ Акутагава родился 1 марта 1892 года в Токио, имя мальчика обозначает «дракон». Когда Рюноскэ появился на свет, матери было уже немногим за 30, а отцу больше 40 лет. Папа мальчика торговал молоком, у него были собственные пастбища на окраине Токио.

В то время японцы считали, что рождение ребенка у людей, которым уже исполнилось 30 лет, нехорошая примета. Поэтому, следуя старинному обряду, родители сделали вид, будто мальчика подкинули. Всё это подстроили исключительно из-за суеверий.

Когда ребенку исполнилось 9 месяцев, родители отдали его на воспитание в бездетное семейство старшего брата матери – Митиаки Акутагавы, который тогда занимал должность начальника строительного отдела Токийской префектуры. Так мальчик утратил фамилию Ниихара и стал Акутагавой.

Ребенок лишился матери ещё в младенчестве, в возрасте 10 месяцев. Она сошла с ума из-за смерти старшей дочери и покончила жизнь самоубийством в психиатрической больнице. Болезнь и смерть матери на протяжении всей жизни оставались для писателя травмой. Он часто рассуждал о душевных недугах и крайне опасался той же участи.

Предками семьи, в которую попал мальчик, были писатели и ученые, поэтому последователи старались придерживаться древних культурных традиций. Здесь увлекались живописью и средневековой поэзией, досконально соблюдали старинный уклад жизни, основывающийся на безоговорочном повиновении главе дома.

Кикути Хироси и Рюноскэ Акутагава с друзьями-писателями

В 1910 году юноша окончил токийскую муниципальную среднюю школу, был одним из лучших выпускников. Рюноскэ выбрал для изучения английскую литературу, поступив в Первый колледж на отделение литературы.

Через 3 года Акутагава окончил колледж и поступил на английское отделение Токийского университета. Рюноскэ и его друзья, будущие писатели – Кумэ Масао, Кикути Хироси и Ямамото Юдзи, знали все главные течения западной литературы. Они часто вели полемику по поводу того, какие направления больше всего соответствуют запросам их дней. Занятия в университете расстроили начинающего литератора: поначалу лекции казались ему неинтересными, а позже он полностью разочаровался и вовсе прекратил их посещать.

Литература

Очень скоро Рюноскэ с друзьями увлеклись выпуском журнала «Синситё». Издание придерживалось позиций критики школы натурализма, его представителей называли «антинатуралистами». Они исходили в первую очередь из ценности литературы как искусства, отстаивали право на литературную выдумку и нарочитую сюжетность.

Больше того, требовали отсутствия монотонности и высоко ценили экспрессию образа, живость языка. Акутагава и его единомышленники творческим методом провозгласили неореализм. В их журнале опубликован дебютный рассказ «Старик» в 1914 году, творчество автора отмечается ранним успехом. Популярность Акутагаве принесли истории из жизни средневековой Японии «Ворота Расёмон», «Нос» и «Муки ада».

В молодости на Рюноскэ сильное влияние оказали японские авторы эпохи Мэйдзи и европейской литературы. Поэт хорошо разбирался в русской литературе. Повесть «Шинель» вдохновила Рюноскэ на создание рассказа «Бататовая каша», а пьеса «Вишнёвый сад» воодушевила на написание рассказа «Сад». Что касается произведения «Вальдшнеп», написанного в 1921 году, главными героями в нём выступили и .

Большинство критиков относят появление этих повествований ко времени, когда Рюноскэ пребывал в депрессии из-за трагичной любви. Он стремился окунуться в нереальный мир, отворачиваясь от действительности.

Своим вдохновителем и наставником в писательстве Акутагава считал Нацумэ Сосэки, с которым познакомился во время учебы в университете. Первые новеллы заинтересовали мастера, а в то время он считался одним из лучших знатоков английской литературы начала 20 века. Отдельные мотивы творчества Нацумэ проросли в произведениях Акутагавы: нравственная позиция героев, вопрос эгоизма как проблема общества в целом, а также «государственный эгоизм Японии».

После окончания университета Акутагава получил должность преподавателя английского языка в военно-морском училище. Эти годы Рюноскэ будет писать в новеллах об учителе Ясукити – честном, но рассеянном человеке, который постоянно попадает в курьезные ситуации. За 9 месяцев преподавания создано около 20 собраний афоризмов, цитат и эссе. В них автор говорил о себе:

«У меня нет совести. У меня есть только нервы».

В этот период он пишет о внутренней чистоте и радостном мироощущении человека. Также затрагивает тему абсурдности слепой веры, что отражается в истории под названием «Мадонна в чёрном».

В 1919 году автор начал работать в газете «Осака майнити симбун». Как специального корреспондента Рюноскэ отправили на 4 месяца в Китай. Нахождение там стало для писателя мучительным: он вернулся уставшим, всё также страдающим бессонницей и нервным расстройством.

После публикации рассказа «В чаще» полностью изменилась творческая манера написания автора. Темы произведений стали более повседневными, а стиль – лаконичным и понятным.

Личная жизнь

В университете Рюноскэ сделал предложение руки и сердца Яйои Йошида, но приёмный отец был против этого союза. Автор послушал его, поэтому личная жизнь Акутагавы связана с другой женщиной. В марте 1919 года Рюноскэ и Фуми Цукамото заключили официальный брак.

У пары родилось трое сыновей: первый ребенок Хироси появился на свет 30 марта 1920 года, дата рождения второго ребенка Такаши - 8 ноября 1922 год, а третий ребенок Якуси родился 12 июля 1925 года. В будущем Якуси стал композитором, а Хироси – известным актером. Что касается Такаши, он был студентом, но юношу призвали на службу в армию. Парень воевал в Мьянме, где и погиб в 1945 году.

Смерть

В автобиографическом произведении «Зубчатые колёса» писатель описал свои галлюцинации. В последние годы жизни у Акутагавы были навязчивые мысли о самоубийстве, нашедшие выражение в произведениях «Жизнь идиота» и «Письмо старому другу». После длительных размышлений относительно способа и места смерти, 24 июля 1927 года Рюноскэ Акутагава покончил с собой, приняв дозу веронала, несовместимую с жизнью.

До этого он, не отрываясь, работал за письменным столом, даже в ночь с 23 на 24 июля в окне кабинета горел свет, а утром следующего дня его нашли мертвым. Смерть автора шокировала друзей и знакомых, однако не стала неожиданностью, поскольку Рюноскэ постоянно говорил о самоубийстве.

Тем не менее, причина этого поступка осталась неизвестна, некоторые говорят об одолевающем писателя «смутном беспокойстве». Возможно, это связано с болезненными воспоминаниями о смерти матери или с художественным и личным темпераментом. Акутагава не раз говорил, что часто видел на улицах своего двойника.

В 1935 году друг автора, писатель и издатель Кикути Кан учредил литературную премию имени Рюноскэ Акутагавы. Раз в год её вручают молодым литературным дарованиям. Больше того, в 2016 году снят аниме-сериал «Великий из бродячих псов», в котором прототипом главного персонажа стал Рюноскэ Акутагава. Фото героя можно увидеть в Интернете.

Библиография

1914 – «Старик»
1915 – «Ворота Расёмон»
1916 – «Нос»
1916 – «Бататовая каша»
1916 – «Носовой платок»
1916 – «Табак и дьявол»
1917 – «Вечный жид»
1917 – «Фантастика в изобилии»
1917 – «Счастье»
1917 – «Ограбление»
1918 – «Паутинка»
1918 – «Ад одиночества»
1918 – «Смерть христианина»
1919 – «Собаки и свисток»
1919 – «Житие святого Кирисутохоро»
1919 – «Чудеса магии»
1919 – «Мандарины»
1920 – «Осень»
1920 – «Нанкинский Христос»
1920 – «Бог Агни»
1921 – «В чаще»
1922 – «Генерал»
1922 – «Вагонетка»
1922 – «Рыбный рынок»
1922 – «Барышня Рокуномия»
1923-1927 – «Слова пигмея»
1923 – «Сражение обезьяны с крабом»
1925 – «Половина жизни Дайдодзи Синскэ»
1926 – «Завещание»
1927 – «В стране водяных»
1927 – «Зубчатые колёса»
1927 – «Жизнь идиота»
1927 – «Люди Запада»

Он прожил короткую жизнь, но успел создать множество замечательных произведений. Его сыновья продолжили творческий путь: один из них (Хироси) стал драматургом, а второй (Ясуси) - композитором.

Личная жизнь писателя Акутагава Рюноскэ

Акутагава Рюноскэ появился на свет в Токио в 1892 году в семье небогатого продавца молока. Его имя, означающее «дракон», было дано ему в честь года и часа рождения.

Его отец и мать, по меркам Японии, были не молоды: 40 и 30 лет соответственно. Это считалось в те времена плохой приметой. Когда писателю было всего 9 месяцев, его мать покончила с собой в сумасшедшем доме. Его отец был не в состоянии в одиночку воспитать сына, из-за чего Рюноскэч усыновил его дядюшка Митиаки Акутагава, фамилию которого он и принял впоследствии.

Его семья была интеллигентной и в прошлом насчитывала немало ученых мужей и писателей, бережно соблюдала все традиции, члены семьи увлекались литературой и живописью Средних веков, строго блюли старинный уклад, основанный на повиновении главе дома.

Рюноскэ страдал от зрительных галлюцинаций, ему виделись личинки и насекомые в пище. 24 июля 1927 года он принял смертельную дозу веронала. В своей последней записке он написал, что мир, в котором он живет, прозрачен как лед, и смерть дарует хоть и не счастье, но освобождение.

Учеба

С 1913 по 1916 Рюноскэ Акутагава изучал в Императорском английский язык. Его дипломная работа была посвящена Вильяму Моррису. На протяжении всей жизни Акутагава был верным читателем романов западных авторов.

Он стал писать небольшие рассказы еще во время учебы. Первой работой был перевод произведения Анатоля Франса «Валтасар» в 1914-м. А на следующий год он вместе с парой друзей создал литературный журнал, где опубликовал свой рассказ «Ворота Расемон». Сюжет этого произведения начинается в Киото 12 века, где в разрушенном городке пытается сохранить свою жизнь человек, бывший в прошлом слугой. Перед ним стоит выбор между добром и преступным деянием.

Работа

Окончив университет, Акутагава начинает преподавать в военном училище Йокосука и примерно в тоже время женится на девушке по имени Цукамото Фумико. Его приглашали на работу университеты Токио и Киото, но он решил полностью посветить себя литературе. В итоге он стал сотрудником небольшой газеты в Осаке, в качестве корреспондента он даже побывал в Китае, но не смог там ничего написать из-за внезапной болезни.

Творческий путь

Практически все свои произведения Акутагава Рюноскэ написал за десять лет до смерти. Среди ранних работ были продуманные до мелочей исторические рассказы. Позже верх берут эмоции и дух современности. Известность приходит к нему с рассказом «Нос», написанному в 1916 году, за основу которого были взяты «Истории минувших времен». В этом произведении монаха-буддиста беспокоит его слишком большой нос.

Хоть автор никогда и не бывал на Западе, но он был очень хорошо знаком с работами Ницще, Мериме, Бодлера и Толстого. В своем рассказе «Зубчатые колеса» он делает ссылку на двух своих самых любимых авторов - «Легенды» Августа Стриндберга и «Мадам Бовари» Гюстава Флобера.

Среди автобиографических новелл Акутагавы Рюноскэ стоит отметить написанную в 1925 году книгу «Ранние годы Дайдодзи Синсукэ», которая остался незаконченной, «Жизнь идиота» и «Зубчатые колеса» 1927 года.

Одной из самых значительных работ писателя считается «В стране водяных» (1927 года). В этой повести посредством описания фольклорных существ каппа сатирически изображена жизнь японского общества. В основе сюжета пациент психиатрической больницы, который ведет рассказ о своих необычных путешествиях в подземную страну, которую он отчаянно не желает покидать.

Экранизации книг Акутагава Рюноскэ

Из 150 написанных рассказов некоторые были экранизированы, например «Расемон» и «В чаще» стали основной знаменитого фильма «Гнев» Акиры Куросовы, в 1964 году его даже переснял Голливуд, правда, неудачно.

В 1969 году Сиро Тоеда снял фильм-драму «Картины ада» по роману «Муки Ада», действие которого происходит в Японии четырнадцатого века. В центре сюжета талантливый, но вредный корейский художник Есихидэ, состоящий на службе деспотичного и богатого японского чиновника Хорикавы. Хорикава поручает художнику написать картинку рая на одной из стен дворца, но Есихидэ отказывается, так как не видит во владениях ничего даже отдаленного похожего на райские кущи. Вместо этого он изображает старого бедного крестьянина, убитого войском Хорикавы.

Эта картина получается настолько реалистичной и пугающей, что начинает преследовать чиновника в его снах. Тогда Хорикава похищает дочь художника, заставляя того написать в обмен на ее жизнь райский сюжет.

Художник соглашается, но ему не удается переселить себя, и он рисует чиновника, горящего заживо в собственной карете. Хорикава в ярости убивает дочь Есихидэ таким же способом прямо на его глазах, чем доводит художника до самоубийства. В заключительной сцене фильма Хорикава с ужасом в глазах смотрит на последнее полотно художника и его начинает преследовать призрак Есихидэ.

Премия имени Акутагавы Рюноскэ

В 1935 году Кикути Кана - близкий друг писателя учредил премию по литературе Акутагавы Рюноскэ. На сегодняшний день это одна из самых почетных наград, которую может получить начинающий писатель в Японии.

В разные годы ее лауреатами становились Реити Цудзи «Чужеземец» (1950), Ацуси Мори «Лунная гора» (1973), Аямада Хироко «Дыра» (2013), Ямасита Сумито «Новый мир» (2016) и многие другие авторы, впоследствии ставшие известными не только в Японии, но и во всем мире.

Рюноскэ Акутагав а (яп. 芥川龍之介 Акутагава Рю:носукэ, 1 марта 1892 - 24 июля 1927) - японский писатель, классик новой японской литературы. Отец композитора Ясуси Акутагавы и драматурга Хироси Акутагавы. Известен своими рассказами и новеллами. В 1935 году в Японии учреждена литературная премия имени Акутагавы.
Будущий писатель родился в семье небогатого торговца молоком по имени Тосидзо Ниихара в час Дракона дня Дракона года Дракона, и поэтому был назван Рюноскэ (первый иероглиф, 龍, означает «дракон»). Матери Рюноскэ было уже за 30, а отцу за 40, когда тот появился на свет, что считалось в Японии того времени плохой приметой. Когда Рюноскэ было десять, в сумасшедшем доме умерла его мать, после чего он был усыновлён бездетным братом матери Митиаки Акутагавой, чью фамилию впоследствии и принял. Старая интеллигентная семья дяди имела в числе своих предков писателей и учёных, бережно хранила древние культурные традиции. Здесь увлекались средневековой поэзией и старинной живописью, строго соблюдался старинный уклад, построенный на повиновении главе дома.
В 1913 году поступил на отделение английской литературы филологического факультета Токийского университета, где вместе с друзьями издавал литературный журнал «Синситё» («Новое течение»). Там же был опубликован дебютный рассказ «Старик» (1914). Его творчество отмечено ранним успехом. Известность принесли рассказы из жизни средневековой Японии: «Ворота Расёмон» (1915), «Нос» (1916), «Муки ада» (1918) и др. В молодости испытал сильное влияние таких японских авторов эпохи Мэйдзи, как Нацумэ Сосэки и Мори Огай, а также европейской литературы (Мопассан, Франс, Стриндберг, Достоевский). Акутагава хорошо знал европейскую, в том числе, русскую литературу. Рассказ «Бататовая каша» был вдохновлён повестью Гоголя «Шинель», а рассказ «Сад» - пьесой Чехова «Вишнёвый сад». В рассказе «Вальдшнеп» (1921) главные герои - русские писатели Лев Толстой и Иван Тургенев.
С 1916 года Акутагава преподавал английский язык в Морском механическом училище. В 1919 поступил на работу в газету «Осака майнити симбун». В качестве специального корреспондента в 1921 году был отправлен на четыре месяца в Китай. Пребывание в Китае не принесло желаемого улучшение телесного и психического здоровья: писатель вернулся усталым и продолжал страдать бессонницей и нервными расстройствами, что передалось по наследству от матери. Тем не менее именно к этому периоду относится написание лучших его произведений, одним из которых стал новаторский рассказ «В чаще» (1922). По утверждению Аркадия Стругацкого, это «поразительное литературное произведение, совершенно уникальное в истории литературы, поднявшее откровенный алогизм до высочайшего художественного уровня». О преступлении рассказывает несколько человек, причём все версии противоречат друг другу.
После публикации рассказа «В чаще» существенно изменяется творческая манера, в результате чего темой произведений становится повседневное и безыскусное, а сам стиль - лаконичным и ясным («Мандарины», «Вагонетка» и др. рассказы). В 20-х годах Акутагава также обращается к автобиографической прозе. Характерно название одного рассказа - «О себе в те годы». О периоде преподавания он написал в цикле рассказов о Ясукити («Рыбный рынок», «Сочинение», «А-ба-ба-ба-ба» и др.). «Слова пигмея» (1923-26) - собрание афоризмов и эссе на разные темы. В них Акутагава говорит о себе: «У меня нет совести. У меня есть только нервы». В также подчёркнуто автобиографичных «Зубчатых колёсах» писатель описывает свои галлюцинации и иллюзии, указывающие почти с несомненностью. что он страдал шизофренией. Вне зависимости от шизофрении, у него случались и приступы мигрени, симптомы которой ("зубчатые колёса") и стали центральным образом рассказа (главы 1, 3 и 6). Чёткость их описания может сравниться разве с описанием симптомов алкогольного галлюциноза С.Есениным ("Чёрный человек"). Приступ мигрени нередко предваряется появлением фосфен (вспышек) и скотом (выпадения отдельных участок поля зрения), за чем (обычно, но необязательно) следует приступ головной боли. Акутагавы, в силу его психотического состояния, фосфены (обычно вспышки неопределённой формы) воспринимались как более определённый образ тех самых зубчатых колёс.
Все последние годы жизни Акутагава переживал сильное нервное напряжение. Навязчивыми стали мысли о самоубийстве. Всё это выражено в предсмертных «Жизни идиота», «Шестерне» и «Письме старому другу». После долгих и мучительных раздумий о способе и месте смерти 24 июля 1927 года он покончил с собой, приняв смертельную дозу веронала.
Сын - композитор Ясуси Акутагава (1925-1989).