Н.Бердяев. Бердяев Н.А. Ставрогин

СТАВРОГИН

СТАВРОГИН - герой романа Ф.М.Достоевского «Бесы» (1870-1872). Впервые вопрос о реальных прототипах Николая Всеволодовича С. был поставлен в 1920-е годы: Л.П.Гроссман предположил, что роман, «считавшийся до сих пор изображением нечаевщины, является у нас первой монографией о Бакунине» и представляет собой «одну из самых выдающихся трактовок личности Бакунина во всей мировой литературе». Как неубедительную оценил версию Гроссмана В.П.Полонский, установив полную независимость С. от анархиста Бакунина. Несомненным (хотя и подвергшимся сложному субъективному переосмыслению) прототипом С., «аристократа, пошедшего в демократию», можно считать петрашевца Н.А.Спешнева (1821-1882), атеиста, социалиста и коммуниста, оказавшего сильнейшее влияние на молодого Достоевского и названного писателем «мой Мефистофель». О.Ф.Миллер, первый биограф Достоевского, в этой связи считал «Бесы» романом автобиографическим «в психологическом смысле». В контексте отношений Достоевского и Спешне-ва может быть интерпретировано письмо автора «Бесов» (от 8/20 октября 1870) к издателю «Русского вестника» М.Н.Каткову: «Я сел за поэму об этом лице потому, что слишком давно уже хочу изобразить его. По моему мнению, это и русское и типическое лицо. Мне очень, очень будет грустно, если оно у меня не удастся. Еще грустнее будет, если услышу приговор, что лицо ходульное. Я из сердца взял его».

Творческая история С. загадочна и драматична. Поиски «настоящего» героя вынудили автора радикально изменить первоначальный замысел, забраковать работу целого года и приступить к написанию связного текста только тогда, когда С. был вознесен на «безмерную высоту» и получил статус «обворожительного демона», властного соблазнителя и «господина разговора», «любопытного и язвительного, как Мефистофель». В одном из автокомментариев к образу С. Достоевский писал: «Это целый социальный тип (в моем убеждении), наш тип, русский, человека праздного, не по желанию быть праздным, а потерявшего связи со всем родным и, главное, веру, развратного из тоски, но совестливого и употребляющего страдальческие судорожные усилия, чтоб обновиться и вновь начать верить. Рядом с нигилистами это явление серьезное. Клянусь, что оно существует в действительности» (письмо к Н.А.Любимову от марта-апреля 1872).

Художественная хронология «Бесов», романное действие которых длится один месяц, все же позволяет реконструировать и датировать биографическую предысторию С.: 1840 - год рождения С.; 1849 - начало домашнего воспитания; осень 1855 - декабрь 1860 - годы учебы в петербургском Лицее; 1861 - служба в гвардии и успехи в высшем свете; 1862 - дуэли, суд и разжалование в солдаты; 1863 - участие в польской кампании, производство в офицеры и отставка; 1864 - приключения в петербургских «углах», сближение с Петром Верховенским, Лебядкиным и Кирилловым; июнь 1864 - «происшествие» с Матрешей; март 1865 - женитьба на Лебяд-киной; июнь 1865 - приезд к матери («зверь выпустил когти»); весна 1866 - отъезд из России в Европу, начало четырехлетних путешествий; осень 1867 - интеллектуальные эксперименты над Шатовым и Кирилловым («В то же самое время, когда вы насаждали в моем сердце Бога и родину... вы отравили сердце этого... маньяка, Кириллова, ядом... Вы утверждали в нем ложь и клевету»), участие в реорганизации тайного общества по новому плану и написание для него устава; май 1868 - появление галлюцинаций, родивших идею покаяния и исповеди; конец 1868 - отказ от русского гражданства и покупка дома в Швейцарии; январь-июль 1869 - связь с Марией Шаговой в Париже, увлечение Лизой, скандальная история с Дашей, замысел двоеженства: «Я почувствовал ужасный соблазн на новое преступление... но я бежал, по совету другой девушки, которой я открылся почти во всем»; июль - август 1869 - написание исповеди и печатание ее в заграничной типографии; август 1869 - приезд в Россию вместе с тиражом «листков, назначенных к распространению»; 12 сентября 1869 - начало романного действия. За месяц романного времени С. проживает целую жизнь: между намерениями, решениями и поступками пролегает бездна - надежд, сомнений, «проб», разочарований и краха. Каждый шаг С. обусловлен другим, давно происшедшим, каждое мгновение совершающейся катастрофы, каждая точка кризиса отягощены грузом прошлого. Стремление освободиться от ненавистных воспоминаний-галлюцинаций путем исповеди, покаяния («новая мысль» С.) и обнародования «листков» граничит с дерзким вызовом («Оглашу внезапно и именно в какую-нибудь мстительную, ненавистную минуту...»). Визит к старцу Тихону, разгадавшему подпольные замыслы С., и неудача акта исповеди провоцируют публичное признание, совершенное С. в гордыне «беспредельного высокомерия» и обернувшееся тотальной катастрофой («Я не убивал и был против, но я знал, что они будут убиты, и не остановил убийц»).

Пружиной романного действия и тайной интригой «Бесов» оказывается противостояние беса-политика Петра Верховенского, стремящегося втянуть С., аристократа и демонического красавца, в широкомасштабную провокацию, предполагавшую убийство Шатова и самоубийство Кириллова, а также подчинить С. своему влиянию и путем шантажа навязать ему роль самозванца и Лжецаря («Иван-Царевича»), соучастника и соруководителя смуты. Причины, по которым С. ввязался в политическую авантюру, случайны и непреднамеренны: «Я к этому обществу совсем не принадлежу, не принадлежал и прежде... Напротив, с самого начала заявил, что я им не товарищ, а если помогал случайно, то только так, как праздный человек...» В романе констатирован трагический итог пути «аристократа, пошедшего в демократию»: С. попустительствовал политическим мошенникам, поддался минутному искушению страсти и погубил Лизу, совершил смертный грех самоубийства. Вместе с тем «князь и ясный сокол» отказался от трона и венца царя-самозванца, не принял бесовской идеи захвата мира, а с ней - звания кумира-идола живого бога, дал нравственную оценку «верховенцам»: «Я не мог быть тут товарищем, ибо не разделял ничего... потому, что все-таки имею привычки порядочного человека и мне мерзило».

Фамилия «С.» (от греч. 5тошро? - крест) намекает на высокое предназначение героя. По мнению Вяч. Иванова, С. изменяет своему назначению: «Изменник перед Христом, он неверен и Сатане... Он изменяет революции, изменяет и России (символы: переход в чужеземное подданство и, в особенности, отречение от своей жены, Хромоножки). Всем и всему изменяет он, и вешается, как Иуда, не добравшись до своей демонической берлоги в угрюмом горном ущелье... Николай С. - отрицательный русский Фауст, - отрицательный потому, что в нем угасла любовь и с нею угасло то неустанное стремление, которое спасает Фауста; роль Мефистофеля играет Петр Вер-ховенский, во все важные мгновения возникающий за С. с ужимками своего прототипа»

(статья «Основный миф в романе «Бесы»«). Как писал Н.А.Бердяев, «поражает отношение самого Достоевского к Николаю Всеволодовичу С. Он романтически влюблен в своего героя, пленен и обольщен им. Никогда ни в кого он не был так влюблен, никого не рисовал так романтично. Николай С. - слабость, прельщение, грех Достоевского... В чем же трагедия ставрогинского духа, в чем тайна и загадка его исключительной личности?.. Приблизить к разрешению этой загадки может лишь миф о С. как творческой, мировой личности, которая ничего не сотворила, но вся изошла, иссякла в эмалировавших из нее «бесах». Это мировая трагедия истощения от безмерности, трагедия омертвения и гибели человеческой индивидуальности от дерзновения на безмерные, бесконечные стремления, не знавшие границы, выбора и оформления». По оценке С.Н.Булгакова, «С. нет, ибо им владеет дух небытия, и он сам знает о себе, что его нет, отсюда вся его мука, вся странность его поведения, эти неожиданности и эксцентричности, которыми он хочет как будто самого себя разубедить в своем небытии; а равно и та гибель, которую он неизбежно и неотвратимо приносит существам, с ним связанным». А.Л.Волынский видел в лице С. «большое психологическое явление... получившее впоследствии наименование декадентства». «С. - величайшее художественное создание Достоевского, - утверждал К.В.Мочульский, квалифицируя трагедию героя как агонию сверхчеловека. - Это человек нового зона... по сравнению с которым сверхчеловек Ницше кажется только тенью». Современная Достоевскому критика высказывала предположения о возможном литературном генезисе С.: «Это какая-то смесь Печорина с Дон-Жуаном и с тем героем «Парижских тайн», который посвящает досуги своей аристократической жизни и золото своих карманов скитанью по самым отвратительным... вертепам преступления!» (Е.Марков. Критические беседы). Л.П.Гроссман видел в образе С. итог размышлений Достоевского о людях могучей воли и сильных страстей: «Необъятная сила, непосредственно ищущая спо-кою, волнующаяся до страданий и с радостью бросающаяся во время исканий и странствий в чудовищные уклонения и эксперименты». Подчеркивая, что тип С. восходит к байроническому герою с его демонизмом, пессимизмом и пресыщенностью, Г.М.Фридлендер отмечал в образе С. новый трагический вариант романтического демонизма, присущего «хищному типу»: С. «индивидуалист до мозга костей, занятый всецело самим собой и в то же время именно поэтому болезненно ощущающий в себе зияющую «роковую» пустоту». Ф.И.Евнин называл историю С. «мистерией гибели великого грешника».

В постановке «Бесов», осуществленной в МХТ в 1913 г. (инсценировка Вл.И.Немиро-вича-Данченко называлась «Николай Ставро-гин»), роль С. играл В.И.Качалов. Горький, выступавший с протестами против постановки и требовавший ее запрещения, писал: «Не С. надобно показывать... теперь, а что-то другое. Необходима проповедь бодрости, необходимо духовное здоровье, деяние, а не самосозерцание... Довольно уже самооплеваний... бестолкового анархизма и всяких судорог» (Еще о «карамазовщине»

Лит.: Долинин А.С. «Исповедь Ставрогина» (в связи с композицией «Бесов»)

//Литературная мысль. 1922. Вып. 1. М, 1922; Александрович. Мат-решкина проблема. «Исповедь Ставрогина» и проблема женской души. М., 1922; Гроссман Л.П. Спешнее и Ставрогин

//Ф.М.Достоевский. Статьи и материалы. Сб. 2. Л., 1924; Полонский В.П. Николай Ставрогин и роман «Бесы»

//Спор о Бакунине и Достоевском. Статьи Л.П.Гроссмана и Вяч.Полонского. Л., 1926; Бем А.Л. Эволюция образа Ставрогина

//О Dostojevskem. Sbornik stati a materialu. Praha, 1972; Гессен С.И. Трагедия зла (философский смысл образа Ставрогина)

//Путь. Париж, 1932. N 36; Комментарии к роману «Бесы»

//Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. Л., 1975. Т. 12; Натова Н.А. Роль философского подтекста в романе «Бесы»

//Записки русской академической группы в США. Т. XTV. New York, 1981; Буданова Н.Ф. Творчество и спасение (Ставрогин в интерпретации Николая Бердяева)

//Достоевский. Материалы и исследования. СПб., 1994. Т. 11; Сараскина Л.И. Федор Достоевский. Одоление демонов. М., 1996.

Л.И.Сараскина

Литературные герои. - Академик . 2009 .

Смотреть что такое "СТАВРОГИН" в других словарях:

Для улучшения этой статьи желательно?: Найти и оформить в виде сносок ссылки на авторитетные источники, подтверждающие написанное. Переработать оформление в соответствии с правилами написания статей … Википедия

У этого термина существуют и другие значения, см. Бесы. Бесы … Википедия

ДОСТОЕВСКИЙ Федор Михайлович - Федор Михайлович (30.10.1821, Москва 28.01.1881, С. Петербург), писатель. Отец Д., Михаил Андреевич, происходил из многодетной семьи священника Подольской губ., учился в ДС при Шаргородском во имя свт. Николая Чудотворца мон ре, затем в… … Православная энциклопедия

Мстислав Валерианович , русский художник. Учился в Петербурге в Рисовальной школе Общества поощрения художеств (1885 87), в Мюнхене (1899 1901) в школе А. Ажбе и у Ш. Холлоши. Член объединения … Большая советская энциклопедия

Героиня романа Ф.М.Достоевского «Бесы» (1870 1872). Марья Тимофеевна, Хромоножка. Роль Л. в романной интриге сложилась на подготовительном этапе работы, как только главный герой утвердился в демоническом статусе и был поднят на «безмерную высоту» … Литературные герои

Николай Ставрогин («Бесы») — единственный сын деспотичной помещицы Варвары Ставрогиной. Его воспитание было поручено похожему на ребенка, нарциссирующему, фальшивому идеалисту Степану Верховенскому — бывшему профессору. Мечтатель Степан Верховенский сумел привить неокрепшей душе мальчика тягу к прекрасному. Когда учитель плачет, его ученик проникается сочувствием и тоже плачет, когда учитель радуется, мальчик тоже радуется. От Степана Верховенского Николай Ставрогин приобретает и склонность к прекраснодушному позерству. В какого же молодого человека вырос этот герой?

Все без исключения персонажи «Бесов» считают его «героем», человеком выдающимся — красивым, мужественным, сильным, умным. Поэтому когда он возвращается домой после европейских странствий, все ожидают от него, чтобы он не бездействовал, а поскорее обнаружил свою суть и незаурядные таланты, сокрытые в нем. Раньше эти люди слышали от него то, что хотели услышать — речи бесстрашные и зовущие к великому. Теперь они видят, что князь Ставрогин сделал то, чего нельзя ожидать от человека заурядного: женился на хромоножке и дурочке Марии Лебядкиной. Этот поступок производит на них сильное впечатление. Видя, с каким превосходством держится Ставрогин, эти люди видят в нем человека необычайного. Его мать тоже видит в нем проявление чего-то грозного и пугающего.

Но на самом деле Ставрогин («Бесы») — вовсе не герой, каким его воображают другие. Как это хорошо видно по истории с «необыкновенной» женитьбой, его расчет состоял именно в том, чтобы продемонстрировать людям свою «необыкновенность». «Продемонстрировать себя» — вот тот мотив, который доминирует в поведении этого молодого человека. В сущности, это главный резон его существования.

Повествователь «Бесов» отмечает: «Поразило меня тоже его лицо: ...казалось бы, писаный красавец, а в то же время как будто и отвратителен. Говорили, что лицо его напоминает маску». Люди видели в его лице маску потому, что его внутреннее «я» все время требовало от Ставрогина игры на публику.

В общении с другими людьми он может совершить нечто по-мальчишески озорное — укусить за ухо, например. Он пытается вести себя как настоящий «герой», но все-таки бывают моменты, когда внутренняя ущербность не позволяет ему выглядеть так. Но все равно он не развенчивает всеобщее мнение о своей геройской особости и скрытых талантах и старается поддерживать в людях это убеждение. Его «демонстрации» и те иллюзии о себе, которые пестует Ставрогин, приводят в конце концов к страшным последствиям. Ставрогин («Бесы») теряет свое «я», он теряет чувство сопричастности, его эмоции замораживаются — он остается красавцем, но человек в нем умер.

Николай не умеет как следует писать по-русски, у него нет твердых убеждений, он избалованный барчук, — сообщает нам рассказчик. В этом отношении он похож на молодого князя Сокольского («Подросток») — потомка знаменитого дворянского рода. Сокольский гордится тем, что принадлежит к российской элите, но он тоже не умеет толком писать по-русски, что составляет для него предмет для переживаний. Вместе с тем Сокольский не затемняет разницы между своим образом и реальностью, он безжалостно демонстрирует это несоответствие. Он бездарен и прямодушен, никакой маски на нем нет. Он живет вместе с другими — женщины сочувствуют ему, а мужчины презирают.

Что до Ставрогина («Бесы»), то он не способен к совместной жизни с другими. Хотя и случаются минуты, которые требуют откровенности и сближения, но это страшит его. Он чувствует, что тем самым он разрушит себя. Поэтому он никогда не сокращает дистанцию. Ставрогин декларирует, что ему ни до чего нет дела. Елизавета Тушина, любовница Николая, говорит: «Мне всегда казалось, что вы заведете меня в какое-нибудь место, где живет огромный злой паук в человеческий рост, и мы там всю жизнь будем на него глядеть и его бояться». Только эта непричастность позволяет ему хоть как-то сохранять душевное равновесие. Для него быть вместе с другими — бремя и мучение. Главный герой «Записок из подполья» испытывает страх, когда чистая женщина открывает ему свое сердце, Ставрогину близкие отношения тоже внушают ужас. Как и герой «Записок из подполья», он — мертворожденный.

Как пишет Достоевский в подготовительных тетрадях, Ставрогин обладает исключительным умом, но обладает падшим характером. Таким образом, он — псевдогерой, человек-маска, мертворожденный ребенок.

Возвратившись в свой родной город, Николай Ставрогин предпринимает попытки сбросить с себя эту безвкусную маску героя, которую он носил так долго. Он не герой, но все считают его за героя — это противоречие вызывает в нем душевный разлад, служит источником печали и страданий. Его идентичность держится только на том, что он совсем другой, чем другие люди, он подобен трупу, и это становится предметом страданий. Ставрогин изо всех сил ищет выход из этой ситуации, но никто не понимает его поведения. Тем не менее, он стремится к тому, чтобы избавиться от грима. На протяжении текста романа отношения между Ставрогиным и окружающими его людьми неоднократно трансформируются, обожание сменяется неприязненностью, что является следствием того, что он пребывает в состоянии отчаянных поисков себя.

Даже такой человек, как Пётр Верховенский, который совершенно не склонен к восторгам и являет собой пример дельца, думает о Ставрогине как о сиятельном царевиче. Даже этот жестокий человек хочет поклоняться чему-нибудь замечательному. Раньше Ставрогин же поддержал в нем впечатление о том, что он именно такой «царевич». Но тут вдруг прежние отношения начинают мучить Ставрогина. Он осаживает нахваливающего его Петра и отвергает его неумеренные восторги (часть 2, гл. 8).

Снова повстречав Ставрогина, и Кириллов, и Шатов испытывают огромное потрясение. Они бережно хранили в своей душе светлый образ «героя», они и сейчас рассчитывают на то, что он снова продемонстрирует им свои непревзойденные качества. В ответ на это лицо Николая искажается, и он бросает; «Почему все ждут от меня чего-то, чего от других не ждут?» То есть, он хочет сказать: «Тот Ставрогин, в которого вы верите, — не существует!»

Мария Лебядкина видит вошедшего в комнату Николая и говорит: «Не такой мой князь!» — ее князя подменили. Лицо Ставрогина искажается и он отвечает: «С чего вы меня князем зовете и... за кого принимаете?»

Перед беглым каторжником Федькой Ставрогин разбрасывается ассигнациями, он намекает на то, что следует убить Марию Лебядкина и ее брата. Он хочет избавиться от Марии, брак с которой был нужен ему лишь для того, чтобы продемонстрировать товарищам свое «геройство». Опосредованным образом он признается Елизавете Тушиной, что виновен в убийстве.

Об истинной сущности Ставрогина догадывается не только Мария Лебядкина. Он соблазняет жену Шатова — Марию, но потом безжалостно порывает с ней. Она видит, что Ставрогин — не человек, что чувства этого «мертворожденного» не способны принести радость.

Любовь между Ставрогиным и Елизаветой Тушиной — трагедия надежд и разочарований. Проведя с ним ночь, она понимает, что он — лжегерой, который не может существовать без посторонней поддержки. Ставрогин («Бесы») не может быть связанным с другими. Он не может избавиться от своей «непричастности», а потому любая встреча для него — лишь «мгновение».

Ставрогину нужна преданная сиделка — вроде Даши, сестры Шатова. Но даже и с этой «сиделкой» он не в состоянии выстроить отношений.

Николай несколько раз признается, что он вовсе не такой герой, за которого его принимают. Он честно говорит Кириллову, что он — «никчемный характер». Он изо всех сил пытается сказать, что хочет избавиться от своего высокого и даже мистического образа, что он — человек незначительный и низкий.

Глава «От Ставрогина» была также написана затем, чтобы развеять ложные представления о себе и обрести свое «я». Но и здесь, хотя он и делает попытку обнаружить свою истинную сущность, хорошо видна напыщенность и желание приукрасить себя. Ставрогин не может избавиться от демонстрации своего «геройства». Маску не отодрать от кожи. Николай — фальшивка, у него нет лица.

В то же время «фальшивые» герои Достоевского не могут обманывать сами себя. У них острое осознание своей идентичности. Они не могут достичь искренности и обманываются сами. Даже добросердечные персонажи, вроде князя Мышкина, все без исключения сомневаются в своей истинности и рефлексируют по этому поводу. Они не могут остановить поток сомнений по поводу своей идентичности. Их сомнения находятся на границе душевного здоровья.

Поиски своего лица представлены в Ставрогине с пугающей яркостью. Он сам признается, что никогда не может «потерять рассудок», не может прервать череду размышлений по этому поводу. Но, как я уже говорил, он ищет свою идентичность не в отношениях с другими, а в одиночестве. Без всякой необходимости он совершает кражу, он присутствует на месте самоубийства девочки, но ничего не предпринимает, и все это не оказывает никакого влияния на его представления о самом себе. Сострадать и сочувствовать, отдаваться чему-нибудь со всей душой, забывать про себя ради других и обрести в результате полноценное бытие — все это не вписывается в представления Ставрогина о себе, не может принести ему радости, пугает. Совершенно естественно, что Николай не делает ничего, что бы шло вразрез с теми ожиданиями, которые на него возлагают.

Осознание себя таким, как ты есть — это потребность ясная и одновременно размытая, человеческое «я» безотчетно поддерживается связями с миром, что в результате и обеспечивает идентичность. Но в Ставрогине («Бесы») доминирует не сопричастность, а ее отсутствие, его самосознание фрустрировано и требует доказательств своего наличия, оно обострено и бесплодно, оно будто бы находится под заклятием. Для Ставрогина, который повязан этим заклятием, «другой» — это вечно «другой». Как он сам признается, «в России я ничем не связан — в ней мне всё также чужое, как и везде». В этом признании — суть его душевных проблем.

В «Бесах»» Ставрогин неоднократно уподобляется Печорину из «Героя нашего времени», что свидетельствует о том, что было важно подчеркнуть Достоевскому в образе Николая. Как бы для того, чтобы ответить на вопрос «а кто же я?»» этот герой направляется в Европу, Исландию, Иерусалим, но, как и у Печорина, все его действия напрасны и не приносят обретений.

Кто же я на самом деле? На поверхности «я» — человек сильный, герой, но душа моя пуста, я слаб. Это противоречие свойственно одиночке, который заключен в оболочку своей ложной идентификации, не способен к сочувствию. Именно эта проблема волновала Достоевского в герое Лермонтова. И не только одного Достоевского. Как видно из дневника возлюбленной Достоевского — Аполлинарии Сусловой, во второй половине 60-х годов среди интеллигенции получил широкое распространение именно такой взгляд на Печорина (А. П. Суслова. «Годы близости с Достоевским»).

К этой же проблематике обращается и Достоевский в образе Ставрогина («Бесы»). Он не в состоянии избавиться от своей фальшивой идентичности, он не может существовать в гармонии с природой и людьми. В то же самое время он демонстрирует перед людьми свое «геройство», люди неверно понимают его, он страдает. Люди не воспринимают его верно, и получается, что Ставрогин — никто. Поэтому на все вопросы он вынужден отвечать отрицанием. Самоубийство Ставрогина — это самоотрицание, вызванное желанием избавиться от своего бытия.

Одним из основных персонажей произведения является Николай Ставрогин, представленный писателем в образе псевдогероя, мертворожденного.

Ставрогин описывается автором в качестве красивого молодого человека, имеющего прекрасное лицо, напоминающее отвратительную маску. Николай имеет знатное происхождение, являясь единственным сыном Варвары Ставрогиной, властной помещицы.

Воспитанием Ставрогина с раннего детства занимался нанятым маменькой профессор Верховенский, прививший Николаю увлечение прекрасным, а также манеру к собственному позерству, выразившееся впоследствии в необдуманной женитьбе Ставрогина на недалекой Марии Лебядкиной, страдающей хромотой.

Поступок с женитьбой имеет для Ставрогина единственную цель – доказать окружающим свою необыкновенность и героизм, якобы отличающих молодого человека ото всех представителей общества.

По характеру Ставрогин является избалованным барчуком, не умеющим в совершенстве излагать свои мысли на бумаге и не имеющим собственных твердых взглядов и принципов. Однако Николай отличается исключительным умом, сочетающимся с абсолютно падшим характером.

Отличительной особенностью Ставрогина является его неспособность совместно проживать с другими людьми, сближаясь и откровенно раскрывая свой внутренний мир. Для Николая близкие и тесные отношения, в том числе с женским полом, внушают страх и ужас, выражающихся в потере Ставрогиным душевного равновесия. Он не склонен к сочувствию, состраданию, заботе о ближнем, поэтому легко может совершить кражу, спокойно смотреть на самоубийство маленького ребенка.

При общении с окружающими Ставрогин может позволить себе мальчишеские, озорные выходки, например, укус за ухо, пытаясь поддерживать общественное мнение о себе как о герое. Но, ощущая в душе внутреннюю ущербность, героизм Ставрогина не проявляется в его поступках. Его постоянные поиски собственного «я» и демонстрации личного превосходства приводят к тяжелому заболеванию в виде белой горячки, при этом сам Николай уверен в невозможности потери им рассудка.

В результате болезни, находясь в нервном надрыве, Ставрогин соглашается на предложение Верховенского уничтожить несчастливый брак с Лебядкиной, убив жену и ее брата. Ставрогин охвачен одержимостью и в финале окончательно теряет рассудок, сойдя с ума.

Раскрывая сюжетную линию романа, писатель использует образ Ставрогина в качестве описания характерных черт обворожительного демона, познавшего омертвение души.

Сочинение про Николая Ставрогина

Название своему роману Достоевский дал «Бесы». На мой взгляд, потому что каждый из героев несет в себе тайну, покрытую мраком. И вообще весь роман состоит из множества интриг и тайн. Но самым главным «бесом» выступает Николай Ставрогин.

Мать Николая Ставрогина - генеральша Варвара Петровна, которая лишилась мужа, когда ребёнку было восемь лет. Воспитание Коля получил от Верховенского Степана Трофимовича, близкого друга Варвары Петровны, учёного человека, который нашёл с Николаем общий язык. Автор делает ударение на том, что эти два героя были очень близки. Выросший в хорошей семье и получивший отличное образование, Николай Ставрогин мог бы стать великим господином, которого бы почитали во всей России, потому что и умом он был не обделён, и красотой, и воспитанием.

Однако, попав в Петербург, герой меняется и открывается нам в новом свете: он ведёт разгульный образ жизни, дважды выходит на дуэли, оскверняет девушку, с которой был в отношениях, растлевает Марусю и самое главное - женится на хромой Лебядкиной. В это же время он знакомится с Кирилловым и революционером Петром Верховенским, который сильно повиляет на его жизнь в дальнейшем.

По приезде Николая в родное имение, уже все жители города знали о его выходках в Петербурге, поэтому относились к нему скептически. Во время своего пребывания он подтверждает опасения местных жителей и делает несколько непонятных никому поступков: кусает губернатора за ухо и целует жену одного из жителей. Всё это потом объясняется лихорадкой, но я думаю, что автор намекает уже с самого начала, что Николай Ставрогин очень сложный и скрытный человек.

Весь роман проходит именно в тонах неопределенности: читатель до конца не понимает, каков же он Николай Ставрогин: революционер-обманщик, благородный рыцарь, попавший в паутину Верховенского или жертва обстоятельств. Я склонен думать, что Ставрогин на протяжении всего романа ищет в жизни, то что доставило бы ему эмоций. Я согласен так же и с мнением Шатова о том, что Николай Ставрогин живёт, чтобы страдать и каяться, он говорит: «О, вы не бродите с краю, а смело летите вниз головою. Вы женились по страсти к мучительству, по страсти к угрызениям совести, по сладострастию нравственному…». Именно Шатов разгадал личность Ставрогина в моих глазах, именно этим диалогом он открыл для меня Николая.

Н.А. Бердяев

Ставрогин

Постановка "Бесов" в Художественном театре вновь обращает нас к одному из самых загадочных образов не только Достоевского, но и всей мировой литературы. Поражает отношение самого Достоевского к Николаю Всеволодовичу Ставрогину. Он романтически влюблен в своего героя, пленен и обольщен им. Никогда ни в кого он не был так влюблен, никого не рисовал так романтично. Николай Ставрогин - слабость, прелыцение, грех Достоевского. Других он проповедовал как идеи, Ставрогина он знает как зло и гибель. И все-таки любит и никому не отдаст его, не уступит его никакой морали, никакой религиозной проповеди. Николай Ставрогин - красавец, аристократ, гордый, безмерно сильный, "Иван Царевич", "принц Гарри", "Сокол"; все ждут от него чего-то необыкновенного и великого, все женщины в него влюблены, лицо его прекрасная маска, он весь - загадка и тайна, он весь из полярных противоположностей, все вращается вокруг него, как солнца. И тот же Ставрогин - человек потухший, мертвенный, бессильный творить и жить, совершенно импотентный в чувствах, ничего уже не желающий достаточно сильно, неспособный совершить выбор между полюсами добра и зла, света и тьмы, неспособный любить женщину, равнодушный ко всем идеям, блазированный и истощенный до габели всего человеческого, познавший большой разврат, ко всему брезгливый, почти неспособный к членораздельной речи. Под красивой, холодной, застывшей маской ставроганского лика погребены потухшие страсти, истощенные силы, великие идеи, безмерные, безудержные человеческие стремления. В "Бесах" не дано прямой и ясной разгадки тайны Ставрогина. Чтобы разгадать эту тайну, нужно проникнуть глубже и дальше самого романа, в то, что было до его раскрывшегося действия. И тайну индивидуальности Ставрогина можно разгадать лишь любовью, как и всякую тайну индивидуальности. Постигнуть Ставрогина и "Бесы" как символическую трагедию можно лишь через мифотворчество, через интуитивное раскрытие мифа о Ставрогине как явлении мировом. Если мы прочтем религиозную мораль над трупом Ставрогина, мы ничего в нем не разгадаем. Нельзя отвечать катехизисом на трагедию героев Достоевского, трагедию Раскольникова, Мышкина, Ставрогана, Версилова, Ивана Карамазова. Это принижает величие Достоевского, отрицает все подлинно новое и оригинальное в нем. Все положительные доктрины и платформы "Дневника писателя" так жалки и плоски по сравнению с откровениями трагедий Достоевского! Достоевский свидетельствует о положительном смысле прохождения через зло, через бездонные испытания и последнюю свободу. Через опыт Ставрогина, Ивана Карамазова и др. откроется новое. Сам опыт зла есть путь, и гибель на этом пути не есть вечная гибель. После трагедии Ставрогина нет возврата назад, к тому, от чего отпал он в путях своей жизни и смерти.

Действие в романе "Бесы" начинается после смерти Ставрогина. Подлинная жизнь его была в прошлом, до начала "Бесов". Ставрогин угас, истощился, умер, и с покойника была снята маска. В романе среди всеобщего беснования является лишь эта мертвая маска, жуткая и загадочная. Ставрогина уже нет в "Бесах", и в "Бесах" никого и ничего нет, кроме самого Ставрогина. В этом смысл символической трагедии "Бесов". В "Бесах" есть двойной смысл и двойное содержание. С одной стороны, это роман с реалистической фабулой, с разнообразными действующими лицами, с объективным содержанием русской жизни. Внешним толчком к написанию "Бесов" послужило нечаевское дело. С этой стороны в "Бесах" есть много недостатков, много неверного, почти приближающегося к пасквилю. Революционное движение конца 60-x годов не было таким, каким оно изображено в "Бесах". Есть в этом реалистическом романе и художественные недостатки. То, что открылось Достоевскому о русской революции и русском революционере, о религиозных глубинах, скрытых за внешним обличьем социально-политического движения, было скорее пророчеством о том, что будет, что развернется в русской жизни, чем верным воспроизведением того, что было. Шатов, Кириллов с их последними, предельными религаозными муками появились у нас только в XX веке, когда обнаружилась не политическая природа русских революционеров, для которых революция не социальное строительство, а мировое спасение. Достоевский предвосхитил Ницше и многое, раскрывшееся лишь теперь. Но я не предполагаю рассматривать "Бесы" с этой стороны, наиболее ясной. "Бесы" также мировая символическая трагедия. И в этой символической трагедии есть только одно действующее лицо - Николай Ставрогин и его эманации. Как внутреннюю трагедию духа Ставрогина, хочу разгадать я "Бесы", ибо она доныне недостаточно разгадана. Поистине все в "Бесах" есть лишь судьба Ставрогина, история души человека, его бесконечных стремлений, его созданий и его гибели. Тема "Бесов", как мировой трагедии, есть тема о том, как огромная личность - человек Николай Ставрогин - вся изошла, истощилась в ею порожденном, из нее эманировавшем хаотическом бесновании.

Мы встречаем Николая Ставрогина, когда нет у него уже никакой творческой духовной жизни. Он уже ни к чему не способен. Вся жизнь его в прошлом, Ставрогин - творческий, гениальный человек. Все последние и крайние идеи родились в нем: идея русского народа-богоносца, идея человекобога, идея социальной революции и человеческого муравейника. Великие идеи вышли из него, породили других людей, в других людей перешлию Из духа Ставрогина вышел и Шатов, и П. Верховенский, и Кириллов, и все действующие лица "Бесов". В духе Ставрогина зародились и из него эманировали не только носители идей, но и все эти Лебядкины, Лутугины, все низшие иерархии "Бесов", элементарные духи. Из эротизма ставрогинского духа родились и все женщины "Бесов". От него идут все линии. Все живут тем, что было некогда внутренней жизнью Ставрогина. Все бесконечно ему обязаны, все чувствуют свое происхождение от него, все от него ждут великого и безмерного - и в идеях, и в любви. Все влюблены в Ставрогина, мужчины и женщины. П. Верховенский и Шатов не менее, чем Лиза и Хромоножка, все прельщены им, все боготворят его, как кумира, и в то же время ненавидят его, оскорбляют его, не могут простить Ставрогину его брезгливого презрения к собственным созданиям. Идеи и чувства Ставрогина отделились от него и демократизировались, вульгаризировались. И собственные ходячие идеи и чувства вызывают в нем отвращение, брезгливость. Николай Ставрогин прежде всего аристократ, аристократ духа и русский барин. Достоевскому был чужд аристократизм, и лишь через влюбленность свою в Ставрогина он постиг и художественно воспроизвел этот дух. Тот же аристократизм повторяется у Версилова, во многом родственного Ставрогину. Безграничный аристократизм Ставрогина делает его необщественным, антиобщественным. Он индивидуалист крайний, его мировые идеи - лишь трагедия его духа, его судьба, судьба человека.

В чем же трагедия ставрогинского духа, в чем тайна и загадка его исключительной личности? Как понять бессилие Ставрогина, его гибель? Ставрогин остается неразрешимым противоречием и вызывает чувства противоположные. Приблизить к разрешению этой загадки может лишь миф о Ставрогине как творческой мировой личности, которая ничего не сотворила, но вся изошла, иссякла в эманировавших из нее "бесах". {Это - мировая трагедия истощения от безмерности, трагедия омертвения и гибели человеческой индивидуальности от дерзновения на безмерные, бесконечные стремления}, {не знавшие границы, выбора и оформления}. "Я пробовал везде мою силу... На пробах для себя и для показу, как и прежде во всю мою жизнь, она оказалась беспредельною... Но к чему приложить эту силу - вот чего никоща не видел, не вижу и теперь... Я все так же, как и всегда прежде, могу пожелать сделать доброе дело и ощушаю от того удовольствие; рядом желаю и злого и тоже чувствую удовольствие... Я пробовал большой разврат и истощил в нем силы; но я не люблю и не хотел разврата... Я никогда не могу потерять рассудок и никогда не могу поверить идее в той степени, как он (Кириллов). Я даже заняться идеей в той степени не могу". Так писал Николай Ставрогин о себе Даше. Но писал это он тогда, когда уже весь истощился, изошел, омертвел, перестал существовать, когда ничего уже не желал и ни к чему не стремился. Ему дано было жизнью и смертью своей показать, что желать всего без выбора и границы, оформляющей лик человека, и ничего уже не желать одно, и что безмерность силы, ни на что не направленной, и совершенное бессилие - тоже одно.

Этому творческому и знавшему безмерность желаний человеку не дано было ничего сотворить, не дано было просто жить, остаться живым. Безмерность желаний привела к отсутствию желаний, безграничность личности к утере личности, неуравновешенность силы привела к слабости, бесформенная полнота жизни к безжизненности и смерти, безудержный эротизм к неспособности любить. Ставрогин все испытал и перепробовал, как великие, крайние идеи, так и великий, крайний разврат и насмешливость. Он не мог сильно пожелать одного и одному отдаться. Ходят темные слухи о том, что он принадлежал к тайному обществу растления малолетних и что маркиз де Сад мог бы ему позавидовать. Бездарный Шатов, плебейски принявший великую идею Ставрогина, в исступлении допрашивает его, правда ли это, мог ли все это совершить носитель великой идеи? Он боготворит Ставрогина и ненавидит его, хочет убить его. Все с тем же жутким сладострастием безмерности Ставрогин берет ни в чем не повинного человека за нос или кусает ухо. Он ищет предельного, безмерного как в добре, так и в зле. Одного божественного ему казалось слишком мало, во всем ему нужно было перейти за пределы и границы в тьму, в зло, в дьявольское. Он не мог и не хотел сделать выбора между Христом и антихристом, Богочеловеком и человекобогом. он утверждал и Того и другого разом, он хотел всего, всего добра и всего зла, хотел безмерного, беспредельного, безграничного. Утверждать только антихриста и отвергнуть Христа - это уже выбор, предел, граница. Но в духе Ставрогина жило и знание Богочеловека, и от Христа он не хотел отказаться в безмерности своих стремлений. Но утверждать разом и Христа и антихриста - значит все утерять, стать бедным, ничего уже не иметь. От безмерности наступает истощение. Николай Ставрогин - это личность, потерявшая границы, от безмерного утверждения себя потерявшая себя. И даже когда испытывает Ставрогин свою силу через самообуздание, через своеобразную аскезу (он вынес пощечину Шатова, хотел объявить о своем браке с Хромоножкой и мн. др.), он исходит, истощается в безмерности этого испытания. Его аскеза не есть оформление, не есть кристаллизация личности, в ней есть сладострастие. Разврат Ставрогина есть перелив личности за грани в безмерность небытия. Ему мало бытия, он хотел и всего небытия, полюса отрицательного не менее, чем полюса положительного. Жуткая безмерность небытия - соблазн разврата. В нем есть прельщение смерти, как равносильной и равнопритягательной жизни. Метафизику разврата, бездонную глубину его тьмы Достоевский понимал, как ни один писатель мира. Разврат Ставрогина, его жуткое сладострастие, скрытое под маской бесстрастия, спокойствия, холодности, - глубокая метафизическая проблема. Это одно из выражений трагедии истощения от безмерности. В этом разврате сила переходит в совершенное бессилие, оргийность - в ледяной холод, в сладострастии истощается и гибнет всякая страсть. Беспредельный эротизм Ставрогина перелился в небытие. Его обратная сторона окончательная импотенция чувств. Николай Ставрогин - родоначальник многого, разных линий жизни, разных идей и явлений. И русское декадентство зародилось в Ставрогине. Декадентство есть истощение Ставрогина, его маска. Огромная, исключительно одаренная личность Ставрогина не оформлена и не кристаллизована. Единственное ее оформление и кристаллизация - жуткая застывшая маска, призрачный аполлонизм. Под этой маской - безмерность и безудержность потухших и истощенных страстей и желаний.

Трагедия "Бесов" есть трагедия одержания, беснования. В ней раскрывает Достоевский метафизическую истерию русского духа. Все одержимы, все беснуются, все в корчах и в судороге. Один Ставрогин не беснуется - он жутко спокоен, мертвенно холоден, он застыл, утих, умолк. В этом вся суть "Бесов": Ставрогин породил этот бушующий хаос, из себя выпустил всех бесов и в беснование вокруг себя перелил свою внутреннюю жизнь, сам же замер, потух. Безмерность желаний Ставрогана вышла наружу и породила беснование и хаос. Он не совершил творческого акта, не перевел ни одного из своих стремлений в творческое действие, ему не было дано ничего сотворить и осуществить. Его личность расковалась, распылилась и изошла, иссякла в бесновании хаоса, бесновании идей, бесновании страстей, революционных, эротических и просто мерзости человеческой. Личность, ничего не сотворившая, утеряла себя в эманировавших из нее бесах. Только подлинный творческий акт сохраняет личность, не истощает ее. Истощающая эманация ничего не творит и умерщвляет личность. И трагедия Ставрогина, как трагедия мировая, может быть связана с проблемами творчества и эманации. Всё и все в "Бесах" есть эманация Ставрогина, его внутреннего хаоса безмерности. В этой эманации иссякли силы Ставрогина и перелились во всех и вся, в мужчин и женщин, в идейные страсти, в беснование революции, в беснование любви и ненависти. От самого же Ставрогина осталась лишь мертвая маска. Эта маска бродит среди порожденного некогда живым лицом беснования. Маска мертвеца-Ставрогина и беснование из него вышедших, им истощенных сил! Это перевоплощение Ставрогина в П. Верховенского, в Шатова, в Кириллова, даже в Лутугина и Лебядкина, и воплощение чувств его в Лизе, в Хромоножке, в Даше и есть содержание "Бесов". Ставроган ни с кем не может соединиться, потому что все лишь его порождение, его собственный внутренний хаос. У Ставрогина нет его другого, нет выхода из себя, а есть лишь выходящие из него, лишь истощающая его эманация. Он не сохранил, не собрал своей личности. Выход из себя в другого, с которым совершается подлинное соединение, кует личность, укрепляет ее. Невозможность выйти из себя в творческом акте любви, познания или действия и истощение в собственных эманациях ослабляет личность и распыляет ее. Судьба Ставрогана есть распадение большой, творческой личности, которая вместо творчества новой жизни и нового бытия, творческого выхода из себя в мир истощилась в хаосе, потеряла себя в безграничности. Сила перешла не в творчество, а в самоистребление личности. И там, где огромная личность погибла и силу свою расточила, там началось беснование выпущенных сил, отделившихся от личности. Беснование вместо творчества вот тема "Бесов". Это беснование совершается на могиле Ставрогина. "Бесы", как трагедия символическая, есть лишь феноменология духа Николая Ставрогина. Реально, объективно, и нет ничего и никого, кроме Ставрогина. Всё - он, всё - вокруг него. Он - солнце, истощившее свой свет. И вокруг солнца потухшего, не излучающего уже ни света, ни тепла, вращаются все бесы. И все еще ждут от солнца света и тепла, предьявляют безмерные требования к своему источнику, тянутся к нему с бесконечной влюбленностью и ненавидят, и злобствуют, когда видят солнце потухшее и охлажденное. Одна Даша ничего не ждет, согласна быть сиделкой у постели больного и умирающего. Жизнь с Дашей, маленькая, бесконечно маленькая жизнь, и есть то, во что перешла истощенная безмерность стремлений, не знавшая границ и избраний, бесконечность желаний. Ставрогин обречен Даше. И есть глубокая правда, глубокое прозрение в том, что Ставрогин мог потянуться только к серой и прозаической, умеренной и аккуратной Даше, только около нее искать успокоение.

Очень замечательны эти переходы в противоположных оценках Ставрогина со стороны всех связанных с ним людей. Для всех образ Ставрогина двоится: для Хромоножки он то князь и сокол, то самозванец-купчик, стыдящийся ее; для П.Верховенското он то Иван Царевич, о котором пойдет легенда в русском народе, который станет во главе переворота, то развратный, бессильный, ни к чему не годный барчонок; и для Шатова он то великий носитель идеи русского народа-богоносца, который тоже призван стать во главе движения, то барич, развратник, изменник идее; то же двойственное отношение у Лизы, которая его обожает и ненавидит. Барство Ставрогина всех прельщает - аристократизм в демократии обаятелен, - и никто не может ему простить барства. Барство метафизическое свойство Ставрогина, оно - нуменально в нем. Его трагическая судьба связана с тем, что он - обреченный барин и аристократ. Барин и аристократ обаятелен, когда идет в демократию, но он ничего не может в ней сделать, он вообще не может быть полезен, не способен к "делу". Аристократизм всегда хочет творчества, а не "дела". Только барин и аристократ мог бы быть Иваном Царевичем и поднять за собой народ. Но он никогда этого не сделает, не захочет этого сделать и не будет иметь силы этого сделать. Его не пленяет, не вдохновляет никакая демократизация собственных идей, ему противно и брезгливо встречаться с собственными идеями в других, в объективном мире и его движении. И реализация собственной любви, собственной эротической мечты нежеланна ему, почти отвратительна. Жизнь с Дашей лучше жизни с Лизой. Великие идеи и мечты вышли из барина и аристократа Ставрогина не потому, что он в мире совершил творческий акт, а потому, что он истощился от внутреннего хаоса. Порожденные им идеи и мечты персонифицировались и потребовали от него, чтобы он осуществил, реализовал то великое, что в нем зародилось, и негодуют и ненавидят, когда встречают истощенного, потухшего, бессильного, мертвого. Ставрогин все мог бы: он мог бы быть и Иваном Царевичем, и носителем идеи русского мессианизма, и человекобогом, побеждающим смерть, мог бы он и любить Лизу прекрасной, божественной любовью. И он ничего не может, ни на что не имеет силы; безмерность страстей и стремлений истощила его, нуменальное барство не позволило ему совершить тот акт жертвы, после которого начинается подлинное творчество. Он остался в себе и утерял себя, он не нашел своего другого и изошел в других, не своих. Он бессилен над выпущенными им бесами и духами, как злыми, так и добрыми. Он не знает заклинаний. Как бессилен Ставрогин перед Хромоножкой, которая оказывается выше его! У Хромоножки есть глубокие прозрения. Разговор Хромоножки с Шатовым о Богородице и земле по небесной красоте своей и глубине принадлежит к лучшим страницам мировой литературы. Бессилие Ставрогина перед Хромоножкой есть бессилие нуменального барства перед русской землей, землей - вечной женственностью, ожидающей своего жениха. Идея русской земли жила в Ставрогине, но тут он был бессилен выйти из себя, соединиться. Жениха своего ждет и Лиза, но встретит его лишь на один час. Образ жениха двоится. Ставрогин не способен к браку, бессилен соединиться, не может оплодотворить землю. Ему под силу лишь тихая, угасшая жизнь с Дашей в унылых швейцарских горах. Он обречен ей, этот барин и аристократ, никогда не вышедший из себя через жертву, - Даша не требует от него ничего, не ждет ничего, она примет его погасшего. Только при Даше он может говорить вслух о себе. Это - страшный конец безмерности во всем. Но и этот конец оказался невозможным. Ставрогин боялся самоубийства, боялся показать великодушие. Но он совершил акт великодушия и повесился. То же нуменальное барство показал нам Достоевский в образе Версилова, но человечески смягченное.

Трагедия Ставрогина - трагедия человека и его творчества, трагедия человека, оторвавшегося от органических корней, аристократа, оторвавшегося от демократической матери-земли и дерзнувшего идти своими путями. Трагедия Ставрогина ставит проблему о человеке, отделившемся от природной жизни, жизни в роде и родовых традициях и возжелавшем творческого почина. Путь творчества для Ставрогина, как и для Ницше, был путем богоотступничества, убиения Бога. Ницше возненавидел Бога, потому что видел в Нем помеху для творчества человека. Ставрогин, как и Ницше, не знал религиозного сознания, в котором было бы откровение о творчестве человека, откровение божественности человеческого творчества. Старое религиозное сознание воспрещало творческий почин. Путь к откровению творчества человека лежит через смерть Ставрогина, через гибель Ницше. Доетоевский ставит новую проблему, и на муку Ставрогина и Кириллова не может быть старого ответа. Трагедия Ставрогина не излечима старыми религиозными рецептами, и Достоевский глубоко чувствовал это. Здоровые не могут судить о болезнях, раскрывшихся духу Достоевского. И лишь те, которые следуют не за духом Достоевского и не за гениальными и подлинно новыми его прозрениями, а лишь за поверхностным сознанием и платформой "Дневника писателя", могут думать, что у Достоевского все обстоит религиозно благополучно и что отпадение от православной веры любимых его героев есть лишь грех, обыкновенный грех, а не огненная жажда нового откровения, от которой сгорал сам Достоевский. {У Достоевского было в глубочайшем смысле антиномическое отношение к злу}. Зло есть зло, оно должно быть побеждено, должно сгореть. И зло должно быть изжито и испытано, через зло что-то открывается, оно тоже - путь. Сама гибель Ставрогина, как и всякая гибель, - не окончательная и не вечная гибель, это лишь путь. Проблема творчества человека не разрешилась и не могла разрешиться в старом сознании, из которого не вышел еще Ставрогин. Где нет исхода для творчества, там началось беснование и разврат. У Достоевского сама проблема разврата несоизмеримо более глубокая, чем проблема греха. Через гибель что-то открывается, большее открывается, чем через религиозное благополучие. Ставрогин не только отрицательное явление и гибель его не окончательная. Была судьба Ставрогина до "Бесов" и будет судьба его после "Бесов". После трагической гибели будет новое рождение, будет воскресение. И нашей любовью к Ставрогину мы помогаем этому воскресению. Сам Достоевский слишком любил Ставрогина, чтобы примириться с его гибелью. Он тоже возносил молитвы о его воскресении, о его новом рождении. Для православного сознания Ставрогин погиб безвозвратно, он обречен на вечную смерть. Но это не есть сознание Достоевского, подлинного Достоевского, знавшего откровения. И мы вместе с Достоевским будем ждать нового рождения Николая Ставрогина - красавца, сильного, обаятельного, гениального творца. Для нас невозможна та вера, в которой нет спасения для Ставрогина, нет выхода его силам в творчество. Христос пришел весь мир спасти, а не погубить Ставрогина. Но в старом христианском сознании еще не раскрылся смысл гибели Ставрогина, как момента пути к новой жизни. И в этой гибели есть прохождение через Голгофу. Но Голгофа не последний этап пути. Лишь в новом откровении раскроется возможность воскресения Ставрогина и жертвенный смысл гибели того, кто бессилен был совершить сознательную жертву. И вновь будет собрана его истощившаяся, распавшаяся личность, которую трудно не ненавидеть и нельзя не любить. Безмерность желаний и стремлений должна быть насыщена и осуществлена в резмерности божественной жизни. Жизнь в мире губила все безмерное[i].

Безмерность не могла еще осуществиться. Но наступит мессианский пир, на который призван будет и Ставрогин, и там утолит он свой безмерный голод и безмерную свою жажду.

Впервые: Русская мысль, 1914. Кн. V, Печатается по этому изданию. С 80-89.

"Ставрогин" развивает некоторые мысли статей "Великий Инквизитор", "Трагедия и обыденность" (1905). Но в ней более тесная связь с современностью, с тем новым прочтением Достоевского, которое предприняли в 90 - 900-e годы критики-символисты и философы молодого поколения. В статье отражены и некоторые биографические моменты жизни Бердяева. Поводом для написания "Ставрогина" послужил спектакль "Ставрогин", созданный МХАТом в 1913 г., и полемика, разгоревшаяся вокруг этого спектакля и имени Достоевского. Она сразу же вышла за рамки литературно-театральных споров, в ней столкнулись разные направления философско-эстетической и общественной мысли.

Начало полемике положила статья Горького "О "карамазовщине" (Русское слово, 1913.№ 219.24 сентября), в которой он выступил против постановки спектаклей по романам Достоевского, как затее сомнительной "эстетически и безусловно вредной социально" (см.: Горький M. Собр, соч.: B. 30 т. M., 1953. T. 24. С.149). Ответом на статью Горького был град протестующих писем и заявлений. (Анализ полемики см.: {Зограф H. Г}. Малый театр в конце XIX начале XX в., M., 1966 C. 223-234, а литературу о ней в кн.Ф.M. Достоевский и театр. 1846 - 1977. Библиографический указатель / Сост. C. В. Белов. Л., 1980). МХАТ свое мнение о выступлении Горького выразил в статье "Открытое письмо M.Горькому Московского Художественного театра от 24 сентября 1913 г." (Русское слово, 1913. 26 сентября). Впоследствии Вл. Немирович-Данченко рассказывал о том, как готовились спектакли по Достоевскому, и отмечал, что они стали "целой эпохой в развитии театра" (см.: {Немирович-Данченко Вл}. Статьи. Рецензии. M., 1980. C. 234). Ответом на эти письма и протесты стала новая статья Горького "Еще раз о "карамазовщине" (Биржевые ведомости, 1913. 8, 9 октября, вечерний выпуск), в которой он защищал свою точку зрения. Горького поддержала большевистская печать (см.: {Ольминский M}. Поход против Горького // За правду, 1913.4 октября).

Позиция Горького диктовалась двумя моментами: его социально-политическими взглядами и верой в революцию, а спектакль "Ставрогин" и роман "Бесы" в огромной степени способствовали "трезвению революционеров", шли вразрез с революционно-социалистическими настроениями. Горький в восприятии Достоевского остался на позициях устаревших, близких к взглядам H. K. Михайловского, изложенным в статье "Жестокий талант". Он не увидел, что новое прочтение Достоевского, совершившееся в 90 - 900-e годы, является более глубоким и верным (см. комментарий к ст. "Великий Инквизитор"). Объективно же полемика вокруг спектакля "Ставрогин" привела к новому обострению интереса к Достоевскому, породила интересные статьи Вяч. Иванова, C. Булгакова, A. Белого и многих других.

Указывая на автобиографический смысл статьи "Ставрогин", Бердяев писал: "У каждого человека кроме позитива, есть и свой негатив. Моим негативом был Ставрогин. Меня часто в молодости называли Ставрогиным, и соблазн был в том, что это мне нравилось (например, "аристократ в революции обаятелен", слишком яркий цвет лица, слишком черные волосы, лицо, похожее на маску). Во мне было что-то ставрогинское, но я преодолел это в себе. Впоследствии я написал статью о Ставрогине, в которой отразилось мое интимное отношение к его образу. Статья вызвала негодование" ({Бердяев H. Самопознание}, C, 32).

{Постигнуть Ставрогина и "Бесы" как символическую трагедию но лшиь через мифотворчество, через интуитивное раскрытие мифа о Ставрогине как явлении мировом}. - Такой путь анализа образа Ставрогина, несомненно был подсказан Бердяеву статьями {Вяч. Иванова} "Основной миф в романе "Бесы" (Русская мысль, 1914. Кн, IV) и {Булгакова C}. "Русская трагедия. О "Бесах" Достоевского в связи с постановкой романа в Московском Художественном театре" (Русская мысль. 1914. Кн. IV). После постановки спектакля "Ставрогин" и в связи с обострением внимания к Достоевскому-художнику во многих работах начинает утверждаться мысль о его романах как романах-трагедиях. Наиболее глубокой и интересной в этом плане оказалась статья {Вяч.Иванова "Достоевский и роман-трагедия"} ({Иванов Вяч}. Борозды и межи, Опыты эстетические и критические. M., 1916).

Жизнь, судьба и натура Ставрогина открываются перед читателем в три этапа: сначала пересказывает предысторию этого героя, затем следует описание не совсем понятных, загадочных поступков «сегодняшнего» Ставрогина и, наконец, полностью и на пределе откровенности раскрывается он сам в своей исповеди «От Ставрогина» (глава «У Тихона»), которая при жизни Достоевского опубликована не была, и для его современников герой этот так и остался покрытым тайной, непонятым до конца.

Препозиция, данная в главе второй «Принц Гарри. Сватовство», такова: отец Ставрогина оставил семью, когда сын был еще маленьким. С 8‑ми лет его воспитывал специально приглашенный для этого Степан Трофимович Верховенский, и они настолько понимали друг друга и сблизились так, что «бросались друг другу в объятия и плакали». Хроникер слегка иронизирует: «Надо думать, что педагог несколько расстроил нервы своего воспитанника. Когда его, по шестнадцатому году, повезли в лицей, то он был тщедушен и бледен, странно тих и задумчив. (Впоследствии он отличался чрезвычайною физическою силой.)...» Николай после окончания курса выбрал было военную стезю, был зачислен в гвардейский полк, но вскоре «безумно и вдруг закутил». Хроникер уточняет: «Не то чтоб он играл или очень пил; рассказывали только о какой-то дикой разнузданности, о задавленных рысаками людях, о зверском поступке с одною дамой хорошего общества, с которою он был в связи, а потом оскорбил ее публично. Что-то даже слишком уж откровенно грязное было в этом деле. Прибавляли сверх того, что он какой-то бретер, привязывается и оскорбляет из удовольствия оскорбить...» Наконец было получено «роковое известие», что «принц Гарри» (так назвал его Степан Трофимович, сравнив с героем исторической хроники У. Шекспира «Генрих IV») дрался на двух дуэлях, «кругом был виноват в обеих, убил одного из своих противников наповал, а другого искалечил и, вследствие таковых деяний, был отдан под суд. Дело кончилось разжалованием в солдаты, с лишением прав и ссылкой на службу в один из пехотных армейских полков, да и то еще по особенной милости». Однако ж, в 1863 г., видимо, за участие в подавлении польского восстания, Ставрогину «как-то удалось отличиться; ему дали крестик и произвели в унтер-офицеры, а затем как-то уж скоро и в офицеры». Но он службу оставил, начал, по слухам, шляться по притонам и вести дружбу с отребьем вроде капитана Лебядкина, тогда же сблизился с Кирилловым и Петром Верховенским. По хронологии в это же примерно время (середина 1860‑х гг.) он совершил два отвратительных деяния, ставших известными позже — растлил девочку Матрешу и женился на Марье Лебядкиной. И только летом 1865 г., в ответ на настойчивые письма-призывы матери, как опять же иронизирует хроникер, — «принц Гарри появился в нашем городе...»

Здесь дается подробный портрет героя: «Это был очень красивый молодой человек, лет двадцати пяти и, признаюсь, поразил меня. Я ждал встретить какого-нибудь грязного оборванца, испитого от разврата и отдающего водкой. Напротив, это был самый изящный джентльмен из всех, которых мне когда-либо приходилось видеть, чрезвычайно хорошо одетый, державший себя так, как мог держать себя только господин, привыкший к самому утонченному благообразию. Не я один был удивлен: удивлялся и весь город, которому конечно была уже известна вся биография господина Ставрогина и даже с такими подробностями, что невозможно было представить, откуда они могли получиться и, что всего удивительнее, из которых половина оказалась верною. Все наши дамы были без ума от нового гостя. Они резко разделились на две стороны, — в одной обожали его, а в другой ненавидели до кровомщения; но без ума были и те, и другие. Одних особенно прельщало, что на душе его есть, может быть, какая-нибудь роковая тайна; другим положительно нравилось, что он убийца. Оказалось тоже, что он был весьма порядочно образован; даже с некоторыми познаниями. Познаний конечно не много требовалось, чтобы нас удивить; но он мог судить и о насущных, весьма интересных темах и, что всего драгоценнее, с замечательною рассудительностию. Упомяну как странность: все у нас, чуть не с первого дня, нашли его чрезвычайно рассудительным человеком. Он был не очень разговорчив, изящен без изысканности, удивительно скромен и в то же время смел и самоуверен как у нас никто. Наши франты смотрели на него с завистью и совершенно пред ним стушевывались. Поразило меня тоже его лицо: волосы его были что-то уж очень черны, светлые глаза его что-то уж очень спокойны и ясны, цвет лица что-то уж очень нежен и бел, румянец что-то уж слишком ярок и чист, зубы как жемчужины, губы как коралловые, — казалось бы писанный красавец, а в то же время как будто и отвратителен. Говорили, что лицо его напоминает маску; впрочем многое говорили, между прочим и о чрезвычайной телесной его силе. Росту он был почти высокого. Варвара Петровна смотрела на него с гордостию, но постоянно с беспокойством. Он прожил у нас с полгода — вяло, тихо, довольно угрюмо; являлся в обществе и с неуклонным вниманием исполнял весь наш губернский этикет. Губернатору, по отцу, он был сродни и в доме его принят как близкий родственник. Но прошло несколько месяцев, и вдруг зверь показал свои когти...» Выразилось это в том, что Ставрогин начал совершать безумные поступки, к примеру, прилюдно провел за нос уважаемого , укусил за ухо тогдашнего губернатора Ивана Осиповича, после чего опять уехал из города почти на четыре года за границу.

В этом периоде список его «подвигов» множится-растет: духовное растление и , участие в реорганизации тайного общества и создание для него устава, отказ от русского гражданства (недаром его имя зачастую произносится и хроникером, и другими героями на западный манер — Nicolas), связь с в Париже, начало отношений с , скандальная история с , неосуществленный замысел двоеженства, написание исповеди и печатание ее в типографии...

В августе 1869 г. Ставрогин вновь возвращается домой, и автор-хроникер еще раз возвращается к его портрету: «Как и четыре года назад, когда в первый раз я увидал его, так точно и теперь я был поражен с первого на него взгляда. Я ни мало не забыл его; но, кажется, есть такие физиономии, которые всегда, каждый раз, когда появляются, как бы приносят с собою нечто новое, еще не примеченное в них вами, хотя бы вы сто раз прежде встречались. По-видимому, он был все тот же как и четыре года назад: так же изящен, так же важен, так же важно входил, как и тогда, даже почти так же молод. Легкая улыбка его была так же официально ласкова и так же самодовольна; взгляд так же строг, вдумчив и как бы рассеян. Одним словом, казалось, мы вчера только расстались. Но одно поразило меня: прежде хоть и считали его красавцем, но лицо его действительно "походило на маску", как выражались некоторые из злоязычных дам нашего общества. Теперь же, — теперь же, не знаю почему, он с первого же взгляда показался мне решительным, неоспоримым красавцем, так что уже никак нельзя было сказать, что лицо его походит на маску. Не оттого ли, что он стал чуть-чуть бледнее чем прежде и, кажется, несколько похудел? Или может быть какая-нибудь новая мысль светилась теперь в его взгляде?..»

Эта «новая мысль» — жажда покаяния. Ставрогин в этом плане объявляет о своем тайном браке с , встречается с и дает ему читать свою исповедь с историей растления , каковую намерен сделать достоянием гласности, и, наконец, — кончает жизнь самоубийством. Параллельно этой цепочке поступков-событий развертывается другая, которая увеличивает реестр ставрогинских грехов: участвует в дуэли с Артемием Павловичем Гагановым, калечит судьбу Лизы Тушиной и толкает ее на гибель, провоцирует убийство своей жены Марьи Лебядкиной и ее брата, является в какой-то мере вдохновителем («Иваном-Царевичем») разгулявшихся «бесов»...

Ставрогин самого себя в исповеди «объясняет» так: «Всякое чрезвычайно позорное, без меры унизительное, подлое и, главное, смешное положение, в каковых мне случалось бывать в моей жизни, всегда возбуждало во мне, рядом с безмерным гневом, неимоверное наслаждение. Точно так же и в минуты преступлений, и в минуты опасности жизни. <...> Я убежден, что мог бы прожить целую жизнь как монах, несмотря на звериное сладострастие, которым одарен и которое всегда вызывал...» А вот как характеризовал своего героя Достоевский в письме к Н.А. Любимову (март—апрель 1872 г.), пытаясь спасти главу «У Тихона»: «Клянусь Вам, я не мог не оставить сущности дела, это целый социальный тип (в моем убеждении), наш тип, русский, человека праздного, не по желанию быть праздным, а потерявшего связи со всем родным и, главное, веру, развратного из тоски, но совестливого и употребляющего страдальческие судорожные усилия, чтоб обновиться и вновь начать верить. Рядом с нигилистами это явление серьезное. Клянусь, что оно существует в действительности. Это человек, не верующий вере наших верующих и требующий веры полной, совершенной, иначе...»

Фамилия героя произведена от греческого «ставрос» (крест) и намекает на его высокое предназначение. В этом плане «говорящим» воспринимается также имя: Николай с греческого — «побеждающий народы».

Прототипом Ставрогина некоторые исследователи называли , но более убедительна другая кандидатура на эту роль — петрашевца Н.А. Спешнева.