Джозеф кэмпбелл многоликий герой. Дж. Кемпбелл «Тысячеликий герой

Джозеф Кэмпбелл

Тысячеликий герой

Моим родителям

The Hero with a Thousand Faces

Предисловие

что большинство не может осознать их истинного значения. Например, мы рассказываем ребенку, что маленьких детей приносит аист. И правда здесь представлена символически, поскольку мы знаем, что именно воплощает собой эта большая птица. Однако ребенку это неизвестно. Он чувствует фальшь, понимает, что его обманули, и мы знаем, как часто его недоверие к взрослым и нежелание им подчиняться начинается именно с таких переживаний. Мы пришли к убеждению, что лучше не искажать истину с помощью таких символов и не отказывать ребенку в знании реальных обстоятельств, учитывая уровень его интеллектуального развития.

Цель этой книги заключается именно в том, чтобы обнаружить природу некоторых из этих истин, знакомых нам под масками персонажей религий и мифов, свести воедино множество не слишком сложных для понимания характерных фрагментов, и так выявить их изначальный смысл. Древние учителя знали, что они имели в виду. Как только мы снова сможем прочесть их язык символов, нам потребуется овладеть искусством составителей антологий, с тем, чтобы дать современному человеку услышать, чему они учили. Но прежде нам следует изучить саму грамматику символов, и вряд ли найдется лучший инструментарий, – в качестве ключа к ее тайнам, – чем современный психоаналитический подход. Не стремясь представить этот метод как последнее слово науки, можно, тем не менее, допустить, что этот подход приемлем. Следующий шаг – свести воедино множество мифов и народных сказок со всех концов света и позволить им говорить самим за себя. Так станут непосредственно видны все смысловые параллели, таким образом мы сможем представить весь обширный и удивительный набор фундаментальных истин, которые определяли жизнь человека на протяжении тысячелетий на этой планете.

Пожалуй, можно упрекнуть меня в том, что, пытаясь выявить соответствия, я пренебрегал различиями в традициях Востока и Запада, нового времени, древности, примитивных народов. Однако подобное возражение можно выдвинуть и по отношению к любому пособию по анатомии, где явно пренебрегают расовыми отличиями в физиологических характеристиках ради фундаментального общего понимания физической природы человека. Безусловно, существуют различия между многочисленными мифологическими и религиозными системами человечества, но эта книга посвящена, собственно, тому, что их объединяет; и коль скоро мы это уясним себе, мы обнаружим, что различия здесь не столь велики, как это принято считать в широких кругах непросвещенной публики (и, конечно же, среди политиков). Я надеюсь, что такого рода сравнительное исследование внесет свой вклад в не совсем, пожалуй, безнадежное дело тех конструктивных сил, которые стараются объединить современный мир, – не ради построения империи, основанной на единой религии или политических принципах, а на основе между людьми. Как гласят Веды: «Истина одна, мудрецы говорят о ней, используя многие имена».

Я бы хотел выразить признательность господину Генри Мортону Робинсону, чьи советы во многом помогли мне на начальной и заключительной стадиях многотрудной работы, связанной с приведением собранных мною материалов в удобочитаемую форму, а также госпоже Питер Джейджер, госпоже Маргарет Уинг и госпоже Хелен Макмастер, за их бесценные предложения после многократного чтения моих рукописей, и, наконец, моей супруге, которая работала рядом со мной с первого до последнего дня, слушая, читая и редактируя написанное.

Нью-Йорк, 10 июня 1948 г., Дж. К.

Ил. 1. Горгона Медуза (мрамор). Древний Рим, точная дата неизвестна

1. Миф и сновидение

Когда мы высокомерно наблюдаем за красноглазым шаманом из Конго в разгар ритуала или получаем изысканное наслаждение от чтения утонченных переводов загадочных стихов Лао Цзы; когда пытаемся вникнуть в сложную аргументацию Фомы Аквинского или внезапно улавливаем смысл причудливой эскимосской сказки – всегда мы встречаем одну и ту же, изменчивую по форме, но все же на удивление постоянную историю и вместе с тем один и тот же вызывающе настойчивый намек на то, что неизведанное, где-то ждущее нас, много больше, чем когда-либо можно будет познать и поведать миру.

Везде, где ступала нога человека, всегда и в любых обстоятельствах люди создавали мифы, живое воплощение работы человеческого тела и духа. Не будет преувеличением сказать, что миф – это чудесный канал, по которому оплодотворяют человеческую культуру во всех ее проявлениях неистощимые потоки энергии космоса. Религии, философии, искусства, формы социальной организации первобытного и исторического человека, открытия в науке и технике, и сами сновидения, вспышками врывающиеся в наш сон, – все это зарождается в изначальном, магическом круге мифа.

Просто удивительно, что самая незатейливая детская сказка обладает особой силой затрагивать и вдохновлять глубокие пласты творчества – подобно тому, как капля воды сохраняет вкус океана, а яйцо блохи вмещает в себе все таинство жизни. Ибо мифологические символы не рождаются сами по себе; их нельзя вызывать к жизни волею разума, изобретать и безнаказанно подавлять. Они представляют собой спонтанный продукт психики, и каждый из них несет в зародыше нетронутой всю силу своих первоисточников.

В чем кроется тайна этого неподвластного времени видения? В каких глубинах мозга оно зарождается? Почему мифы везде одни и те же, в какие бы одежды они ни рядились? И в чем их смысл?

Многие отрасли науки пытались ответить на этот вопрос. Археологи ищут ответ на раскопах в Ираке, на Крите и в Юкатане. Этнологи собирают информацию у хантов на берегах Оби и африканских племен буби, живущих в долинах Фернандо-По. Новое поколение востоковедов недавно обнаружило священные тексты Востока, а также источники Священного Писания, созданные в доиудейскую эпоху. А другая группа целеустремленных исследователей-этнопсихологов еще в прошлом столетии пыталась ответить на вопрос о психологических истоках языка, мифов, религии, искусства в их развитии, норм морали.

Моим родителям

The Hero with a Thousand Faces

Предисловие

что большинство не может осознать их истинного значения. Например, мы рассказываем ребенку, что маленьких детей приносит аист. И правда здесь представлена символически, поскольку мы знаем, что именно воплощает собой эта большая птица. Однако ребенку это неизвестно. Он чувствует фальшь, понимает, что его обманули, и мы знаем, как часто его недоверие к взрослым и нежелание им подчиняться начинается именно с таких переживаний. Мы пришли к убеждению, что лучше не искажать истину с помощью таких символов и не отказывать ребенку в знании реальных обстоятельств, учитывая уровень его интеллектуального развития.

10 июня 1948 г.,

Ил. 1. Горгона Медуза (мрамор). Древний Рим, точная дата неизвестна

Пролог

Мономиф
1. Миф и сновидение

Самые удивительные сведения мы получили благодаря исследованиям психиатров. Смелые и поистине эпохальные работы психоаналитиков незаменимы для изучающего мифологию; ибо, как бы мы ни оспаривали детали их подчас противоречивых толкований конкретных случаев и проблем, Фрейд, Юнг и их последователи неопровержимо продемонстрировали, что логика мифа, его герои и их деяния актуальны и по сей день. В отсутствие общезначимой мифологии каждый из нас имеет свой собственный, непризнанный, рудиментарный, но тем не менее подспудно действующий пантеон сновидений. Новейшие воплощения Эдипа и персонажи нескончаемой любовной истории Красавицы и Чудовища стоят сегодня на углу Сорок второй улицы и Пятой авеню, ожидая, когда поменяется сигнал светофора.

– Мне приснилось, – написал молодой американец автору одной из газетных колонок, – что я ремонтирую крышу своего дома. Вдруг я слышу, как снизу меня зовет отец. Я быстро поворачиваюсь, прислушиваясь, вдруг роняю молоток, он выскальзывает у меня из рук, скатывается с крыши и падает вниз. Потом глухой звук, словно кто-то упал.

Ил. 2. Вишну размышляет о Вселенной (каменная скульптура). Индия, 400–700-е гг. н. э.

В крайнем испуге я спускаюсь по лестнице и вижу отца, который лежит на земле с окровавленной головой. Вне себя от горя, я зову мать. Она выходит ко мне, обнимает и говорит: «Не надо так, сынок, это просто несчастный случай, ты не виноват. Ты же будешь заботиться обо мне, даже если отца уже нет». Она целует меня, и я просыпаюсь.

Я старший из детей, мне двадцать три. Уже год, как я ушел от жены, что-то у нас не сложилось. Очень люблю и отца, и мать, и единственные разногласия, которые у меня возникали с отцом, были по поводу жены, потому что он настойчиво советовал мне вернуться к ней, а я понимаю, что несчастлив с ней. И так оно и будет.

Этот пример показывает, как мужчина, не состоявшийся как муж, наивно признается в том, что, вместо того чтобы попытаться наладить свою семейную жизнь, он в глубине души все еще пребывает в заколдованном трагикомическом треугольнике своего детского мира, где сын и отец соперничают за любовь матери. Из всех животных мы дольше всех остаемся у материнской груди, и это определяет наиболее постоянные характеристики человеческой души. Человек рождается слишком хрупким и уязвимым, он еще не готов встретиться с миром лицом к лицу. Именно мать защищает его от всех опасностей, своей заботой продлевая покой, который человек испытывал в период своего внутриутробного развития. Именно потому ребенок и мать составляют единое целое, пережив травму рождения, и физиологически, и психологически. Младенец переживает беспокойство, если матери долго нет рядом, и в результате у него развивается импульс агрессии; если мать не разрешает ему чего-то, это также вызывает его агрессию. Таким образом, первый объект враждебности и первый объект любви ребенка – это один и тот же человек, и он же его первый идеал (который впоследствии станет бессознательной основой всех образов блаженства, истины, красоты и совершенства), и он составляет основу двуединой сущности Богоматери и Младенца.

Именно отец, к сожалению, первым нарушает безмятежный покой внутриутробного мира, и оттого становится объектом враждебности. Агрессия, которая предназначена «дурной» или отсутствующей матери, выливается на него, но при этом влечение к доброй матери-кормилице, хорошей и заботливой, сохраняется. Именно так в детском сознании закладывается краеугольное представление об импульсе смерти (танатос: деструдо ) и любви (эрос: либидо ), которое закладывает основу для формирования знакомого всем эдипова комплекса, на который Зигмунд Фрейд примерно полвека назад возложил ответственность за незрелое поведение взрослых. Он пишет: «Царь Эдип, убивший своего отца Лая и женившийся на своей матери Иокасте, представляет собой лишь осуществление желаний нашего детства. Но более счастливые, нежели он, мы сумели отторгнуть наше сексуальное чувство к матери и забыть свою ревность по отношению к отцу» . А также: «Таким образом, в каждом зафиксированном отклонении от нормальной сексуальной жизни мы должны были увидеть задержку в развитии и инфантилизм».

Во сне нередко видят люди, будто
Спят с матерью; но эти сны – пустое,
Потом опять живется беззаботно .

Печальная история женщины, любимый человек которой не смог повзрослеть и вместо этого заблудился в романтических сновидениях собственной детской, может быть интерпретирована более подробно на другом примере сновидений современного человека, и в этот момент мы начинаем понимать, что действительно входим в пространство древнего мифа, но воспринимаемого в очень своеобразном ракурсе.

«Мне приснилось, – пишет встревоженная женщина, -

что за мной повсюду неотступно следует огромный белый конь. Я оглядываюсь, чтобы посмотреть, здесь ли он еще, и тут он превращается в мужчину. Я велела ему зайти в парикмахерскую и сбрить гриву, и он послушался. Потом он вышел оттуда и выглядел почти как обычный мужчина, но у него по-прежнему были лошадиные копыта и лошадиная голова. Он так и шел за мной, потом приблизился и в этот момент я проснулась.

Я уже четырнадцать лет замужем, мне тридцать пять, у меня двое детей. Я уверена, что мой муж мне не изменяет».

Бессознательное порождает в нашем мозгу всевозможные странные образы, таинственных персонажей, страхи и фантомы – когда мы спим, или бодрствуем, или когда теряем контроль над собой; потому что под маленьким аккуратным зданием, которое представляет собой наше сознание, есть нечто, напоминающее глубокие подземные пещеры Аладдина. И кроме драгоценного клада там таится и коварный джинн – это наши постыдные или запретные психологические влечения, которые мы не осмелились или не смогли выпустить на свободу. Там они и пребывают, пока какая-то мелочь – случайно вырвавшееся слово, аромат, глоток чая или мимолетный взгляд – не нажмут на скрытую пружину, и тогда в наш мозг нагрянут незваные опасные гости. Опасные оттого, что покушаются на наше ощущение безопасности, на котором строится наша жизнь и жизнь наших близких. Но их дьявольский соблазн обещает нам ключ к новому миру, где в конце заманчивого и полного опасностей путешествия мы откроем самих себя. Нас искушают разрушить построенный нами и обжитой мир и самих себя, потом заново отстроить его, сделав лучше, ярче, светлее, просторнее, и зажить там полной насыщенной жизнью – вот чем нас искушают, вот что нашептывают нам тревожные ночные гости из царства мифа, которое заключено в нас самих.

Психоанализ, современная наука толкования сновидений, научил нас быть внимательными к этим бестелесным образам. И они показали нам, как помочь эти духам выполнить их предназначение. Теперь позволено спокойно проходить через опасные кризисы индивидуального развития под надежной защитой специалиста по толкованию сновидений, который действует, подобно древнему магу (μυσταγωγόος), проводнику душ, или первобытному лесному колдуну, которые руководят таинственным обрядом инициации. Врач – это современный повелитель царства мифов, знающий тайный путь и владеющий заклятьями. Он выполняет ту же роль, что и Древний Мудрец из мифов и сказок, советы которого помогают герою преодолеть испытания и кошмары невероятного приключения. Именно он появляется и указывает, где хранится заколдованный сверкающий меч, которым будет повержен злодей-дракон, расскажет, где томится в ожидании невеста и находится замок с сокровищами, волшебным снадобьем исцеляет смертельные раны, а потом снова отправляет героя в обычный мир, когда путешествие в зачарованный мир окончено.

И если, помня обо всем этом, мы обратим свой взор на многочисленные странные ритуалы, о которых рассказывают исследователи примитивных племен, становится очевидным, что цель и подлинный эффект от них заключаются в том, чтобы плавно провести человека через сложные этапы трансформации, которые требуют изменений не только в сфере сознательного, но и подсознательного. Так называемые обряды перехода, занимающие значительное место в жизни примитивного общества (ритуалы, связанные с рождением, выбором имени, взрослением, заключением брака, погребением и т. д.), обязательно характеризуются формальными, очень жестокими действиями, суть которых заключается в полном разрыве с прошлой жизнью, освобождающими разум от всех прежних привычек, привязанностей и жизненных стереотипов. После этого наступает период относительно длительного уединения, на протяжении которого исполняются обряды, цель которых ознакомить человека, идущего по жизни дальше, с теми новыми явлениями и ощущениями, которые ему предстоит узнать, и когда человек созрел для возвращения в обыденный мир, прошедший обряд посвящения по сути родится заново.

Самое удивительное, что многие ритуальные испытания и символы соответствуют образам, непроизвольно появляющимся в сновидениях в тот момент, когда пациент, проходящий курс психоанализа, начинает отказываться от своих детских фиксаций и делает шаг в будущее. Например, у австралийских аборигенов одно из основных испытаний в рамках обрядов инициации (когда юноша с вступлением в зрелый возраст отдаляется от своей матери и официально вводится в общество мужчин, получая доступ к их тайным знаниям) является обряд обрезания.

Когда наступает время обрезания, мальчикам из племени Мурнджин (в современной классификации – австралийское племя йолнгу. – Примеч. пер. ) отцы

и старики говорят: «Большой Змей Отец чует запах твоей крайней плоти; он требует ее». Мальчики воспринимают это буквально и очень пугаются. Обычно они прячутся у матери, бабушки или у какой-либо другой любимой родственницы, так как знают, что мужчины собираются отвести их в мужское место, где рычит великий змей. Женщины ритуально оплакивают мальчиков; это делается для того, чтобы не дать великому змею проглотить их.

Теперь рассмотрим похожие явления из области бессознательного. «Один из моих пациентов, – пишет К. Г. Юнг, – увидел во сне, что из пещеры на него набросилась змея и укусила в область гениталий. Это приснилось ему, когда пациент поверил, что курс психоанализа идет ему на пользу, и стал освобождаться от своих комплексов, связанных с матерью».

Самая важная функция мифа и ритуала – с помощью символов увлечь человеческий дух вперед, противостоять тем привычным человеческим представлениям, которые привязывают нас к прошлому. В действительности, высокий уровень невротических расстройств в наше время вполне может быть тем, что мы все меньше и меньше получаем духовную защиту и опору. Мы остаемся привязанными к нереализованным фантазмам нашего детства и оттого оказываемся не готовы к необходимому переходу к состоянию зрелости. В США существует совершенно противоположная тенденция, направленная на то, чтобы не взрослеть, а, напротив, пребывать в состоянии вечной юности; не отдаляться с наступлением зрелости от Матери, а оставаться с ней. Поэтому мужья, став юристами, коммерсантами или руководителями, выполнив волю родителей, все еще поклоняются своим мальчишеским идолам, а в это время их жены даже после четырнадцати лет семейной жизни, родив и воспитав чудесных детишек, все еще ищут любви, которая может прийти к ним только в образе кентавров, силенов, фавнов и других похотливых демонов из свиты Пана, или принимают образы слащавых киногероев в современных святилищах сладострастия. И вот наступает черед психоаналитика, который должен возродить проверенную временем мудрость древних учений, обращенных в будущее, носителями которых были пляшущие шаманы в масках и свершающие обряд обрезания колдуны; и вот мы видим, как в сновидении с укусом змеи, что снова сам собой оживает древний символизм инициации в сознании постепенно излечивающегося пациента. Очевидно, в этих образах инициации существует нечто настолько необходимое для психики человека, что если они не привносятся извне, через миф и обряд, то сами заявляют о себе изнутри, в сновидении – иначе наша сила навсегда останется пылиться в заброшенной детской или канет на дно морское.

Зигмунд Фрейд обращает особое внимание на переходные периоды и трудности первой половины человеческой жизни – кризисы младенческого и подросткового возраста, когда восходит солнце нашей жизни. А К. Г. Юнг обратил внимание на переломные моменты второй половины жизни – когда для того чтобы двигаться дальше, лучезарное светило должно подчиниться необходимости опускаться за горизонт и, наконец, исчезнуть в ночном могильном сумраке. Обычные символы наших стремлений и страхов трансформируются в собственные противоположности; потому что в это время уже не жизнь, а смерть бросает нам вызов. В это время сложно покинуть не лоно, а фаллос – если, конечно же, сердце еще не охватила усталость от жизни, когда не любовь юных дней, а смерть сулит нам блаженство. Мы проходим полный жизненный цикл, от покоя в утробе к покою смерти: неясное, загадочное вторжение в мир физической материи, которая скоро с нас спадет, рассеявшись как сон. И, оглядываясь назад на манившие нас когда-то невероятные, непредсказуемые и опасные приключения, мы видим: все, что мы приобрели к концу пути, – это ряд стандартных превращений, через которые прошли все мужчины и женщины на свете, во всех уголках мира, во все времена и во всех, самых невероятных обличьях, которые создавали цивилизации.

Например, есть легенда о великом Миносе, царе островной империи Крит в период ее расцвета. В ней говорится, что Минос нанял известного искусного мастера Дедала, чтобы тот придумал и построил для него лабиринт, где можно было бы спрятать нечто жуткое и постыдное для царской семьи. Потому что в его дворце жило чудовище, которое родила царица Пасифая. Легенда гласит, что в то время как Минос вел войну, защищая свои торговые пути, Пасифая согрешила с прекрасным снежно-белым, рожденным в море быком. Собственно, она согрешила не больше, чем мать Миноса, Европа, которую, как известно, на Крит в обличье быка перенес бог Зевс, и от этого благородного союза родился сам Минос, которого все уважали и слушались. Откуда же было знать Пасифае, что плодом ее прегрешения станет чудовище – сын с человеческим телом, но головой и хвостом быка?

Общество яростно осуждало царицу; но и царь чувствовал свою долю вины. Очень давно бык этот был послан богом Посейдоном, когда Минос еще оспаривал у своих братьев право на престол. Минос заявил свои права на трон, данные богом, и обратился к нему с просьбой дать знак своего расположения – морского быка; дав клятву немедленно принести животное в жертву в качестве подношения богу и символа своей преданности. Бык явился, и Минос взошел на престол; но когда он увидел, как красив посланный ему бык, какое это прекрасное и редкое животное и как замечательно будет оставить его у себя, то по-торгашески схитрил и заменил жертвенное животное, возложив на алтарь Посейдона другого лучшего белого быка из своего стада, а подаренного оставил себе.

Империя острова Крит достигла расцвета в период правления этого благоразумного прославленного царя, который был воплощением общепризнанных добродетелей. Столица Крита, город Кносс стал роскошным, изысканным центром главной торговой империи во всем цивилизованном мире. Корабли критского флота достигали всех островов и портов Средиземноморья; критские товары ценились в Вавилонии и Египте. Некоторые храбрые корабли даже осмеливались выйти через Геркулесовы столбы в открытый океан, затем на север, стремясь завладеть золотом Ирландии или оловом Корнуэлла, плавали они и на юг, огибая Сенегал, к далеким берегам Йоруба и трудно доступным рынкам, в поисках слоновой кости, золота и рабов.

Ил. 3. Силены и менады (чернофигурная амфора, эллинистический период). Сицилия, 500–450 гг. до н. э.

А тем временем на его родине царица по воле Посейдона воспылала неодолимой страстью к быку. Она уговорила искусного мастера, служившего ее мужу, несравненного Дедала, изготовить для нее деревянную корову, которая ввела бы быка в заблуждение – и в которую она с нетерпением вошла; и бык был обманут. Царица зачала чудовище, которое со временем стало опасным. И теперь уже царь призвал Дедала и повелел ему возвести огромный лабиринт с тупиками, в котором можно было бы это чудище спрятать. Сооружение это было так искусно выполнено, что по окончании строительства Дедал сам едва нашел из него выход. Минотавра заточили в лабиринте и стали посылать к нему на съедение юношей и девушек, которых привозили из критских владений как дань от завоеванных народов.

И, если верить древней легенде, то основная вина лежала не на царице, а на царе, который действительно не мог ни в чем ее упрекнуть, понимая, что сам совершил. Событием общественной значимости он воспользовался в собственных корыстных целях, а взойдя на трон, он должен был забыть о своих личных мелочных интересах. Возвращение быка богам должно было символизировать его самоотречение и решимость исполнить свой долг. Но, присвоив их дар, он тем самым проявил склонность к самовозвеличиванию. И вот царь «по милости богов» стал опасным корыстным тираном, пекущимся лишь о собственной выгоде. Точно так же, как традиционные обряды перехода призваны научить человека навсегда умереть для своей прошлой жизни, возрождаясь к будущему, точно так и торжественные церемонии, наделяющие человека властью, призваны положить конец его жизни как частного лица и полностью посвятить себя грядущему призванию. Будь ты царь или ремесленник, идеал един для всех. Но, кощунственно нарушив ритуал, человек оторвал себя от общества, и вот Один распался на многих, и те многие стали яростно сражаться друг с другом – и каждый сам за себя – и усмирить их стало возможно только силой.

Образ тирана-монстра распространен в мифах, сказаниях, легендах и даже кошмарах во всем мире; и везде его черты одинаковы. Он покушается на общественное достояние. Он – чудовище, которое яростно защищает «свое по праву». В мифах и сказках описывается разрушение и хаос, которые он сеет в своем царстве от края и до края. Он может разрушать только свой дом или свою душу, он может разрушать жизни друзей и тех, кому помогает, он может разрушить свою собственную цивилизацию – всю, целиком. Безраздельно властвующее эго этого тирана стало проклятьем и для него, и для его мира – и неважно, каких успехов он при этом достиг. Он мучит себя, он боится себя, он готов встретиться лицом к лицу и отразить любые покушения извне, но так выражаются его собственные неконтролируемые импульсы обладать всем и вся, он могуществен и самодостаточен, но за ним по пятам идет несчастье, хотя он пытается себя убедить, что действует из лучших и гуманнейших побуждений. Чего бы он ни коснулся – все рождает стоны и проклятья, вслух и – куда горше, в глубине души, все призывают героя со сверкающим мечом в руках, сокрушительный удар которого освободил бы эту землю.

Здесь никто не может ни встать, ни сесть, ни лечь,
Здесь нет даже безмолвия в горах,
А лишь сухой, бесплодный гром без дождя.
Здесь нет даже уединения в горах,
А лишь красные угрюмые лица, ухмыляющиеся и брюзжащие
Из дверей своих домов с потрескавшейся глиной .

Герой – это человек, который добровольно смирился со своей судьбой. Но с чем именно он смирился? Вот какую тайну мы должны разгадать сегодня, и в этом основная миссия, историческое предназначение и подвиг героя. Профессор Арнольд Тойнби в своем шеститомном труде о законах рождения и гибели цивилизаций указывает, что схизма, расщепление души и раскол общества не могут быть преодолены и исцелены возвращением в добрые старые (архаичные) времена или посредством программ, которые провозглашают построение идеального будущего (футуризм), и даже самая реалистичная упорная работа не соберет воедино то, что распалось и подверглось деградации. Лишь рождение может победить смерть, именно рождение нового, но не возрождение старого. В самой душе, в самом обществе должно присутствовать «постоянство рождения» (палингенез ), которое противостоит постоянной угрозе смерти. Ибо если для нас нет возрождения, то сами наши победы становятся для нас роковым приговором, который является на свет из оболочки нашей добродетели. И вот весь мир стал западней, и война, и перемены, и постоянство – все это западня. Когда смерть восторжествует над нами, то положит конец всему, и мы можем лишь взойти на Голгофу и воскреснуть, распасться на части и вновь возродиться.

Сразивший Минотавра герой Тесей попал на Крит из другого мира, став символом и орудием набирающей силу греческой цивилизации. Он был новый, он был живой. Но и в недрах империи самого тирана можно было найти источники возрождения. Профессор Тойнби употребляет понятия detachment (отстраненность) и transfiguration (преображение), чтобы описать кризис, в результате которого был достигнут более высокий уровень духовного развития, на котором снова возможно осознанное созидание. Первый шаг – отрешенность или отказ от прежней жизни, когда внутренняя жизнь становится важнее внешней, осуществляется переход из макрокосма в микрокосм, отказ от напрасных удовольствий опустевшего мира и вступление в покой мира внутреннего. Но этот мир, как мы знаем из психоанализа, представляет собой детское бессознательное. Именно в нем мы оказываемся, когда засыпаем. Он навсегда внутри нас. Там – великаны-людоеды и таинственные помощники из нашей детской, все волшебство нашего детства. Более того, все, чего мы не смогли достичь во взрослом возрасте, все остальные части нашей души тоже живут там; ведь эти золотые семена не знают смерти. И если бы хоть малую толику этого можно было вынести на свет, мы бы ощутили удивительный прилив сил, возродились бы заново. Расцвели бы наши таланты и достоинства. И если бы нам удалось возродить нечто забытое не только нами, но своим поколением или даже всей своей цивилизацией, то мы смогли бы принести благо всем, стать культовой личностью и в данный момент и на все времена. Словом, первая миссия героя заключается в том, чтобы удалить из внешнего мира вторичные последствия тех областей души, где по-настоящему живут трудности, выяснить, в чем корень зла и вырвать самое его основание (то есть сойтись с демонами детской лицом к лицу в их естественной среде обитания), тем самым совершив прорыв к ничем не замутненному, праведному существованию, усвоить то, что К. Г. Юнг назвал «архетипными образами». Этот процесс известен в индуизме и буддизме как viveka , «уничтожение неправильного».

Доктор Юнг указывает, что теория архетипов – это не его изобретение.

Сравним, что пишет Ницше: «Во сне и в мечтах мы преодолеваем расстояние, которое прошло человечество за весь период своего развития. Я имею в виду следующее: человек в своих мечтах рассуждает так же, как он рассуждал наяву тысячи лет назад… Сон уносит нас назад, к более ранним этапам становления человеческой культуры, и дает нам средство лучше понять ее».

Сравним с этнической теорией «Элементарных идей» (Elementargedanken ) Адольфа Бастиана, которые в отношении своих базовых психических составляющих (соответствующих понятию стоиков Logoi spermatikoi ) должны рассматриваться как «духовные или психические зачаточные предрасположенности, на основе которых постепенно развивалась вся социальная структура общества», и которые, как таковые, должны служить основой для индуктивных исследований.

Сравним с тем, что пишет Боас: «С тех пор как Вальц так детально обсуждал сходство различных народов не вызывает сомнений, что в области самых общих характеристик мышления между разными народами существует много общего. …Исследования привели Бастиана к неприятному убеждению, что фундаментальные всеобщие для человечества идеи весьма примитивны… некоторые шаблоны ассоциированных идей могут быть выделены во всех типах культур».

Сравним, что пишет сэр Джеймс Фрезер: «Для нас нет необходимости, отвечая на вопросы, поставленные некоторыми в древние и современные времена, предполагать, что люди Запада позаимствовали у более древних цивилизаций Востока понятие об Умирающем и Воскресшем Боге, вместе с соответствующими этому мифу ритуалами, где само представление об этом разворачивалось на глазах исповедующих такой культ. Более вероятно, что такое установленное сходство между религиями Востока и Запада не более чем то, что мы обычно, хотя и неправильно, называем случайным совпадением, возникающим в результате воздействия сил, сходных по своей природе, которые одинаковым образом действуют на сознание человека в различных странах и под разными небесами».

Сравним у Фрейда: «Я с самого начала признавал символическую сущность сновидений, но только отчасти, и постепенно, с опытом, я полностью убедился, насколько это значительно, я сделал многое …под влиянием Вильгельма Стекеля, который интуитивно пришел к интерпретации символов благодаря своему особому дару понимать их…Достижения в области опыта психоанализа привлекли наше внимание к пациентам, которые в значительной мере проявили четкое и ясное понимание символизма сновидений такого рода… Этот символизм присущ не самим снам, как таковым, а подсознательному образованию идей человеком и его можно обнаружить в фольклоре, в народных сказаниях, в идиомах, в мудрости, которая содержится в пословицах и современных шутках в более значительной степени, чем в сновидениях».

Юнг указывает, что позаимствовал свой термин «архетип» из классических античных источников: у Цицерона, Плиния, у Августина из его Corpus Hermetium и так далее. Бастиан указывает, что его теория соотносится с понятием Logoi spermatikoi , раскрытым в труде стоиков «Элементарные Идеи». Традиция осознания «субъективно понятных форм» (на санскрите: antarjneya-rupa ) фактически сосуществует с мифологической традицией и является ключом к пониманию и применению мифологических образов – чему в последующих главах мы уделим значительное внимание.

Архетипы, которые необходимо обнаружить и ассимилировать, в точности те же, что послужили источником вдохновения для ритуалов, мифов и пророчеств на протяжении развития всей культуры человечества. Этих «Вечных Обитателей Снов» нельзя путать с персонально модифицированными символическими персонажами, которые возникают в кошмарах и в бреду страдающего человека. Сновидение – это персонифицированный миф, миф – это деперсонифицированное сновидение; и миф, и сновидение символичны на основе тех законов, которые определяют движения души. Но образы сновидений вырастают из конкретных страданий конкретного человека, в то время как в мифе проблемы и их решения имеют общечеловеческую ценность.

Clement Wood, Dreams: Their Meaning and Practical Application (New York: Greenberg Publisher, 1931), p. 124. Автор сообщает (с. VIII): «Материал сновидений, представленный в этой книге, взят мною более чем из тысячи сновидений, присылаемых мне каждую неделю для анализа, в связи с моей постоянной рубрикой, которая появляется в ежедневных газетах страны. Он был дополнен сновидениями, анализ которых я проводил в ходе своей частной практики». В противоположность большинству сновидений, представленных в классических работах на эту тему, сновидения в этом популярном введении к учению Фрейда принадлежат обычным, не проходящим курс психоанализа людям. Они необыкновенно оригинальны.

Géza Ryheim, The Origin and Function of Culture (Nervous and Mental Disease Monographs, No. 69, New York, 1943), pp. 17–25.

Adolph Bastian, Ethnische Elementargedanken in der Lehre vom Menschen, Berlin, 1895, vol. I, p. ix.

Это перевод Гезы Рохейм понятия австралийского племени аранда, altjiranga mitjina, которым обозначаются мифические предки, которые бродили по земле во времена, называемые altjiranga nakala, «временем предков». Слово altjira обозначает: a) сон; б) предок, те, кто приходит во сне; в) история (Roheim, The Eternal Ones of the Dream, pp. 210–11).

Есть великая книга "Тысячеликий герой".
Держу пари, ее продажи подскочат,
Я прочел ее в Киеве этой дикой весной.
Как в запое, уйдя в одиночество, меня бросил язык мой,
Был полный тупик, ты не знаешь, что это такое.

Все гадали – бухает или готовит релиз? Я же просто сидел на балконе.
Это средние рифмы правда? Ну и что? Ведь за ними правда.
Эта книга меня вернула, я осознал, что еще живой.
И она же сподвигла Лукаса на создание Звездных Воин. Е-е-е!

Суть проста, во всех мифологиях, всех религиях сколько найти
И в основе любой истории есть один и тот же мотив:
Кто-то слышит далекий голос, он выходит из дома один.
Он идет по дороге из города в темный лес, где полно паутин.

На пути он встречает монстров, бьется с ними он так же один.
Он пока не герой, он боится всего, но он все продолжает идти.
И в конце - он приходит к логову, будет сложно, но он победит.
И дракона убив, он вернется домой, но уже не тем, кто уходил.

Он поспит немного, базару ноль - и опять в путь дорогу заново.
И на этом построены комиксы, сериалы, культуры, посты,
Наркотрипы и антиутопии, сказки, басни, скульптуры и сны -

И настолько, что если сравнить
Египетские мифы и Бандитский Петербург
Вы увидите путь одного героя под личинами этих двух.

Путь героя – чудовищ фигачить, брать сокровища, строить капища.
Он герой не потому, что качок и боец, а потому что не может иначе.
Я помню первые батлы в России – там считалось, что нужно врага,
Чтобы вынести наверняка, нужно обложить километрами стояка.

После, в дело пошла деконструкция.
Все врага развинтили старательно.
Но под всей психологией кухонной
Лежит коллективная бессознательность.

И за каждым любым, даже хоть бытовым
Проявлением негатива двух отдельных людей
Виден древний мотив – столкновение архетипов.
Никуда не ушли герои, никуда не делись драконы.
Даже если их битва в офисе между стиплером с дыроколом.

И герои с драконами очень похожи,
Их путают, но погоди - есть отличие в корне.
Ведь лишь у дракона нет своего пути,
Нет идеи, нет идеологии. Его роль – это быть врагом.
Он сидит себе тихо в логове. Выдыхает с дымом огонь.

Почему например у Джокера нету собственного кино?
Есть у Бэтмена, CatWoman, Бэтмена с Робином, а у него ничего.
Почему нет игры, где ты - типа грибок и ты прыгаешь на СуперМарио?
А если б была – это был бы прикол, миллионы в игру не играли бы.

И ты понял к чему веду я? Мой анализ тут кране прост.
Гнойный, ты лишь еще один уровень, но никак не финальный босс.
Потому, что герою не стыдно сказать – я с изъянами, я уязвимый.
И поэтому люди в нем видят себя, а в тебе им себя не увидеть.

Ты змея, ты боишься меня и себя.
Твой единственный шанс – отшутиться стебя.
Ты увертливый гад, зацепиться нельзя,
Только это твой баг, а не фича, чувак.

Потому что сарказм – это панцирь, броня, чешуя.
Только, где ты товарищ? Я читаю с открытым забралом, друзья.
И поэтому - ты проиграешь. Может карта легла так и карма говниста,
Но ты отыграл только антагониста.

И в этом трагедия Славы Машного,
арелина, дальше по списку.
Ты не антигерой, ты вообще не герой,
Вызываешь сопереживания ноль.

И топы, увы, не пойдут за тобой.
Ты для них в инстаграме подписка.
У тебя нет пути, ты задействовал мой,
Но забыл, что в моем была искренность.

Батл-рэп, черный юмор и грайм.
Где же Гнойный за стебом и за анонимностью?
А его просто нет, ибо где-то исчез.
Ты скопировал все, даже этот мой жест.

Мистер постмодернист, ты компостный дермист.
Твой удел – быть МС для торжеств.
И быть может заметил кто-то, в моих раундах нету мата.
Как же так? Меня спросит Готэм, ты же автор той самой цитаты.

Очень просто – я батлю контуженного, дико тусклого босяка.
А нецензурная брань – жемчужина Великого Русского языка. Окей?

И допустим сегодня, может быть, ты даже сможешь меня убить.
Я поеду дальше стадионами, ты продолжишь меня тролить.
Халифы на час, главари на миг, смотри,
Они готовы кичась покорить олимп.

Че? Мой торт со свечами горит вдали. Я так стар.
Для меня BlackStar означает Талиб, Квали и Мосс Депп.
И чей-то голос шепчет мне – брось рэп, оставь чистым свой след.
Раньше чем выродишься как бро степ, но слепит скопище лиц кантовой свет.

Визги, слезы, белье. Мы boys band, а ты критик с дивана мамин.
Слушай, Ивангай, как сказал однажды Сталин – "Критикуешь – предлагай!"
Ты врубишь дурака, будешь быковать – неважно.
Ведь пока ты в моей системе рэп координат.

Если ты когда-нибудь предложишь слог альтернативный,
Потому что стыдно в 27 лет жить чужою парадигмой,
То на собственном пути станешь героем наротива.
А пока ты просто то, что моя жопа породила.

Слава, Слава, ты бойкий и ласковый,
Но мой орган из глотки вытаскивай.
Ты был просто достаточно длинною грушей
В моей подготовке к Dizaster"у.

Оценил книгу

Ты есть то

Abyssus abyssum invocat .

98 прочитавших? 4 рецензии?.. Я воистину ничего не понимаю в этом мире!
Книгу – растащить на цитаты и перечитывать, перечитывать, перечитывать.
С моей стороны это была самая тщедушная в мире попытка "почитать что-нибудь, кроме Дхармы". Почему? Да вы откройте "Героя"...
Путь, он и есть путь.

"В самом кратком изложении, универсальная доктрина учит, что все видимые структуры мира - все вещи и существа - являются результатом действия вездесущей силы, из которой они исходят, которая их поддерживает и наполняет собою, покуда длится их манифестация (явленность в мире), и в которую они должны вернуться, чтоб раствориться в ней. Это - сила, известная науке как энергия, меланезийцам как мана, индейцам племени сиукс как ваконда, индусам как шакти и христианам как могущество Господне".

Кемпбеллу удалось невозможное – он свел воедино цель религиозных исканий, мифологический протосюжет (мономиф) и психическую жизнь каждого человека.
Давно слышала про эту книгу, но прочла, только когда мне на нее указала синхрония (в лице списка "хочу прочесть" тов. commeavant "a, он очень удобен для гадания) – и хорошо, раньше, наверное, она оказалась бы меньше по зубам и вызвала больше удивления. Теперь удивление вызвало, скорее, то, насколько вовремя она мне попалась!

Трагедия как праздник разрушения временной формы, комедия как великая пляска жизни.
Человек внутри озера, который просит у бога возможности выйти наружу, и получает в ответ – иди, но ты умрешь. (Легенда одного из африканских народов.)
Царь Мучукунда, рожденный мужчиной, великий боец и рыцарь, пожелавший лишь одного – бесконечного сна и возможности испепелить взглядом того, кто ему помешает. (Это теперь моя любимая легенда.)
Ответ на зов, и неотвеченный зов, и что бывает, когда не отвечаешь на зов...
Все поистине великие творческие деяния происходят в режиме смерти для обычного мира.
Те, кто ныряют в бездну и выныривают, связанные с ней кольцом.
Брак с богиней и примирение с отцом – получение энергии мира и выход за пределы двойственности.
Опасность превращения героя в тирана, ведь тиран – всего лишь воплощение закаменевшей, оцепеневшей, замершей жизни... (*Тиран – Минос, и его закаменевшая тяга к власти, которая воплотилась в лабиринте с минотавром; антипод – царь, который, по древней традиции, в окончание своего правления помолился, сделал омовение, вышел на помост и рассек себя на части*)
"Властелин двух миров": последнее испытание героя – возвращение домой. Ведь даже Будда сомневался, что его опыт можно объяснить другим людям.

Да много чего еще – решила изменить своим традициям и не писать гигантский отзыв с кучей цитат. У меня их 200 в закладках, наверное.
Такая адвайта, но с научной точки зрения. Даже не знала, что такое бывает. Юнг тоже заговаривал – осторожно – о таких вещах, но прямо в лоб и с такой увлекательностью, с такой экзотической, мощной, бесспорной доказательной базой из религии и мифологии десятков народов мира – никогда не встречала.

Ср.:
"Какому божеству поклоняется в воздержании Аматэрасу на Равнине Высоких Небес? Она поклоняется своей собственной внутренней самости как Божеству, стремясь развить божественную добродетель в своей собственной личности посредством внутренней чистоты и таким образом стать единой с Богом" (Комментарии)
и:
"Бог не находится далеко и не является недоступным. Собственное просветленное сознание есть Бог. Из него появляются все объекты и в него все возвращается. Все предметы и объекты постоянно поклоняются ему своими собственными разнообразными и доступными им методами." ("Йога-Васиштха")

Джозеф Кемпбелл, вы мой герой. Даже если в наше а-ритуализованное время механических богов мы все живем не как в вашем основном тексте, а как на вашей последней странице, проходя этот великий путь не в племенных отречениях и плясках, а в отчаянии – и радости! – одиночества.

Оценил книгу

Воспринимается как невнятная агитка «восточной духовности». Не очень понятен посыл этой книги. Сами собой напрашиваются сравнения с Проппом. Но чем занимается Пропп в «Морфологии…» – понятно; он занимается литературоведением. А вот чем занимается Кэмпбелл – это еще вопрос.
Назвать эту книгу научной – не поворачивается язык, даже научно-популярной. Для публицистики как-то слишком объемно. Для хрестоматии – слишком бегло. Психологии здесь нет. Дли философии – слишком кухонно и не от себя.
В общем, в лучшем случае мы имеем что-то типа герменевтики на основе мифологических текстов. В худшем – раздутое донельзя сочинение на тему «Какие мифологии я прочитал и что общего в них нашел». Учитывая итоговые выводы уровня пятиклассника, про то, что «все прогнило в датском королевстве» – я склоняюсь к последнему.
Ладно, надо уже хоть что-нибудь доброе сказать. Кэмпбелл делает разбор действительно большого количества разнообразных мифов, в том числе малоизвестных. Человеку не в теме это будет любопытным и возможно спровоцирует взять что-нибудь почитать из первоисточников. Плохо то, что из всех этих мифов автор упрямо выдергивает то, что ему нужно, для иллюстрации своей мысли (именно так, в единственном числе), и игнорирует все остальное. Поэтому делать выводы о той или иной мифосистеме на основе кэмпбелловских рассуждений я бы не стал.
Резюмируя: если хотите про архетипы и бессознательное – читайте лучше Юнга. Хотите про мифы – читайте сами тексты с примечаниями специалистов. Хотите про структурализм – читайте Проппа. А Кэмпбелла я так и не придумал зачем читать.

Нью-Йорк,

Дж. К.

Ил. 1. Горгона Медуза (мрамор). Древний Рим, точная дата неизвестна

1. Миф и сновидение

– Мне приснилось, – написал молодой американец автору одной из газетных колонок, – что я ремонтирую крышу своего дома. Вдруг я слышу, как снизу меня зовет отец. Я быстро поворачиваюсь, прислушиваясь, вдруг роняю молоток, он выскальзывает у меня из рук, скатывается с крыши и падает вниз. Потом глухой звук, словно кто-то упал.

Джозеф кэмпбелл многоликий герой. Дж. Кемпбелл «Тысячеликий герой

Предисловие

Пролог

Мономиф1. Миф и сновидение

Мономиф
1. Миф и сновидение