В Лаврушинском переулке, прямо напротив Третьяковской галереи, возвышается серый дом с большим парадным мраморным подъездом. Немногие люди, проходящие мимо него, знают, что с 1930-х по 1970-е годы здесь жили практически все известные писатели Советского Союза, что именно он «высился, как каланча» в одном из самых популярных стихотворений Пастернака и что именно в нем разгромила квартиру булгаковская Маргарита.

Писательский дом

Дом писателей был построен по личному указу Сталина — одного Союза писателей для объединения литераторов, участвующих в деле социалистического строительства, ему показалось недостаточно, и в октябре 1932 года на встрече у Максима Горького он пообещал выделить средства на «писательский городок или гостиницу, со столовой, большой библиотекой и другими необходимыми учреждениями». Идея специально построенного писательского дома была не новой: такой уже был в Санкт-Петербурге, на углу улицы Рубинштейна и Графского переулка. Это был конструктивистский дом-коммуна, построенный в 1929-1930-х годах, и он оказался настолько неудобным для жизни, что получил в народе прозвище «слеза социализма». В конце концов коммунальные службы вынуждены были провести его перепланировку. В Москве предполагалось нечто совершенно иное: это должен был быть парадный номенклатурный писательский дом, своего рода литературный Дом на набережной.

Архитектура

Работа над проектом началась сразу же после официального создания Союза писателей в 1934 году. Архитектором проекта был назначен Иван Николаевич Николаев, руководивший мастерской №11 «Моспроекта» и занимавшийся в основном градостроительными проектами - в частности, именно он прорубил две улицы (Садовнический проезд и улицу Новокузнецкая), чтобы продолжить Бульварное кольцо в Замоскворечье.

Дом стали строить на месте небольшого особнячка с парком. Маленький кусочек этого парка сохранился, превратившись в сквер в Ордынском тупике. Тут же находились боярские палаты XVII века, которые было решено сохранить, - они оказались во внутреннем дворе дома (палаты принадлежат Третьяковской галерее, и сейчас их арендует Росохранкультура).

Изначально в плане дом представлял собой букву «Г», стоящую вдоль Ордынского тупика и Лаврушинского переулка. В доме было четыре подъезда, восемь этажей и девяносто восемь квартир различной планировки. Оба фасада здания были декорированы классическим для этого времени способом: первые два этажа украшены крупной рустовкой и выкрашены в более темный цвет, выше идет гладкая стена, а затем - наиболее украшенная верхняя часть здания.

Владимир Седов
историк архитектуры, профессор
внук советского поэта Владимира Луговского
(живет в Доме писателей с 2004 года)
___

«В Замоскворечье этот дом, конечно, торчал. Градостроительство сталинской эпохи ставило перед собой задачу построить отдельные вертикали, ориентиры. Расчет был на то, что последующие поколения вслед за ними продолжат это строительство, в результате через какое-то время должен был измениться масштаб всего города. Но это вышло не везде - в том числе здесь, в Замоскворечье, получились такие странные перепады высот в городской застройке.

Надо понимать, что в 1930-е годы перед архитекторами была поставлена задача придумать стиль социалистического реализма, но не говорилось, какой он, и каждый архитектор в меру собственной испорченности или, наоборот, вкуса и понимания красоты его придумывал. Поиски шли в разных направлениях, но по большей части архитекторы пытались придумать какой-то винегрет, мелко-мелко нарубить классицистические детали, в надежде что вдруг при этом смешивании появится что-то новое. Иван Николаев, автор этого дома, тоже явно старался создать некий пафосный, выдающийся образ из смешения стилей - тут есть, с одной стороны, почти фашистский мраморный подъезд (во всяком случае именно в Италии и Германии нужно искать его прототипы), с другой - балконы вполне классицистического, ренессансного плана. Внутренний фасад при этом отдает духом конструктивизма, так что в результате получается нечто странное. Но, может быть, в этом и есть какое-то особое очарование».

Заселение

В 1937 году дом был построен и начал заселяться. Распределение квартир шло через Литфонд Союза писателей, в задачу которого входило оказание материальной поддержки членам Союза, в том числе обеспечение их жильем. Квартиры распределялись, исходя из некой негласной табели о рангах, и за прописку в престижном доме в Лаврушинском шли сражения.

В протоколе заседания совета Союза писателей от 4 августа 1936 года приводится полный пофамильный список на заселение в новом доме. В числе прочих писателей, фамилии большинства которых сегодня мало кому что-нибудь скажут, есть Агния Барто, Всеволод Вишневский, Ильф и Петров, Паустовский, Пастернак, Эренбург, Шкловский, Погодин, Кассиль, Пришвин и др. Здесь же в разное время жили Вениамин Каверин, Владимир Чевилихин, Валентин Катаев, Анатолий Эфрос, Юрий Олеша, Лев Ошанин, Лидия Русланова и многие другие литераторы и деятели культуры.

Ольга Никулина
дочь писателя, журналиста и сценариста Льва Никулина,
лауреата Сталинской премии,
одного из основателей журнала «Иностранная литература»
(живет в Доме писателей с рождения)
___

«Мои мама и папа въехали в этот дом в 1937 году. Мама, очень предприимчивая молодая артистка Малого театра, на собраниях, где происходили жеребьевки, распределения квартир и так далее, подружилась с Лидией Андреевной Руслановой, которая тоже оказалась резиденткой нашего дома. И они, две бойкие бабенки, сразу друг другу понравились. Получив в домоуправлении ключи от квартиры, они прихватили тюфяки, посуду, бутылку коньяка, сардины, белый хлеб и лимон, взяли такси и приехали сюда. Мама выросла в религиозной семье, поэтому бабушка ей заранее написала молитву на освящение дома, очень длинную, но мама запомнила лишь небольшой отрывок. Они сначала пошли к Руслановой на шестой этаж, в двадцать девятую квартиру, мама побрызгала там из бутылочки святой водой и прочла молитву, чтобы этого дома не коснулись ни гром, ни огонь, ни вода, ни война, ни наветы, ни злые люди и так далее. Потом посмотрели в окно, выходящее на северную сторону, то есть на Кремль, и совершенно обалдели от открывающегося вида - от Большого Каменного моста до Большого Москворецкого моста, и Кремль весь как на ладони. Потом они оставили часть вещичек - как бы пометили квартиру, застолбили ее - и поднялись к нам на седьмой этаж, в тридцатую квартиру. Тут они бросили тюфячок, расстелили на полу какие-то газеты, салфетку и разложили закуску. Мама тоже побрызгала все комнаты святой водой, прочла выдержку из молитвы, ну и после этого они с чистой совестью очень хорошо клюкнули. Настоящие артистки - вдвоем раздавили бутылочку коньяка. И вот с этого, собственно, началась их дружба».

Жители

Те, кому все-таки достались квартиры в доме в Лаврушинском, оставили о нем множество воспоминаний. Юрий Олеша писал:

«Целый ряд встреч. Первая, едва выйдя из дверей, - Пастернак. Тоже вышел из своих. В руках галоши. Надевает их, выйдя за порог, а не дома. Почему? Для чистоты? Говоря о чем-то, сказал: «Я с вами говорю, как с братом». Потом - Билль-Белоцерковский с неожиданно тонким замечанием в связи с тем, что у Мольера длинные монологи...»

Прасковья Мошенцева
хирург Центральной клинической больницы
(живет в доме с 1939 года)
___

«Среди наших соседей были не просто известные, а привилегированные писатели, жившие особой жизнью, скрытой от посторонних глаз. Все было в их распоряжении: литфондовские дачи, кремлевские поликлиники и больницы, цековские столовые, спецраспределители. Это был, безусловно, легендарный дом».

Из дома можно было практически не выходить - тут была поликлиника, расчетный центр Cоветского авторского общества, плативший писателям гонорары, детская площадка, неподалеку школа.

Соседи дарили друг другу книги, которые обязательно подписывали.

Наталья Яшина
дочь лауреата Сталинской премии Александра Яшина
(живет в Доме писателей с 1948 года)
___

«Однажды, когда я болела, к нам в гости зашла Агния Барто и передала для меня книжку, чтобы я не скучала. На форзаце было написано: «Наташе из соседнего подъезда. Читай стихи, смотри картинки, выздоравливай от свинки».

Потомки живших здесь писателей хранят целые библиотеки с такими дарственными надписями.

Здесь же жил критик Литовский, стараниями которого были запрещены к публикации многие пьесы Булгакова. Литовский стал прототипом Латунского из «Мастера и Маргариты», и, судя по описанию, именно этот дом, а не находившийся в арбатских переулках Драмлит, громила Маргарита:

«В конце его (переулка. - БГ) ее внимание привлекла роскошная громада восьмиэтажного, видимо, только что построенного дома. Маргарита пошла вниз и, приземлившись, увидела, что фасад дома выложен черным мрамором, что двери широкие, что за стеклом их виднеется фуражка с золотым галуном и пуговицы швейцара и что над дверью золотом выведена надпись: «Дом Драмлита ».

Репрессии и война

Ольга Никулина : «Как только все заселились, сразу начали сажать. До войны схватили и расстреляли Станислава Станде, он был польский еврей, поэт-интернационалист, бежал оттуда от фашизма. Здесь его очень хорошо сначала приняли, он начал издаваться, у него вышла книжка. Он женился на Марии Израилевне Гринберг, известной пианистке. У них еще дочь Ника не родилась, когда его схватили и расстреляли. Это было в 1937 году. Тогда же арестовали Кима из тридцать первой квартиры, тоже расстреляли, и еще Кушнерова Арона. Его семью уплотнили и поселили сюда сотрудницу прокуратуры. Вот, собственно, три первые жертвы. А потом, уже после войны, у нас в подъезде взяли Стонова и Бергельсона. Стонов вернулся, Бергельсон нет. Ну и история с Руслановой, конечно (Лидия Русланова была арестована в 1948 году в связи с делом о «заговоре военных», направленным против Георгия Жукова и его ближайшего окружения, в которое входил муж Руслановой, генерал-майор Владимир Крюков. - БГ). Я не знаю, где ее арестовали, но ночь, когда в квартиру приехали с обыском эти страшные люди, это я помню. Родители вырубили свет и сидели на табуретках около двери и прислушивались. Те ходили в лифт и из лифта, возили, выносили оттуда что-то, курили на лестнице, что-то говорили, совершенно не стесняясь, почти всю ночь. А родители сидели и тряслись, маме очень хотелось курить, а отец ей говорил: «Не смей, они догадаются, что кто-то подслушивает».

С началом войны писателей эвакуировали в Чистополь, многие молодые литераторы уехали на фронт работать военными корреспондентами. Все квартиры были опечатаны, ключи сданы; в доме расположилась комендатура. В 1941 году при очередном налете в дом попала бомба. Удар пришелся между первым и вторым подъездами и прошил здание насквозь до пятого этажа.

Ольга Никулина : «Мы вернулись из эвакуации осенью 1943-го. Уже ясно было, что немец сюда не вернется, но налеты продолжались, и мы сидели в бомбоубежище. Там мы с сестрой и познакомились со своими сверстниками. Сначала здесь было довольно безлюдно, но страшно не было - кругом были дежурные, часовые, коменданты. А после войны, когда люди вернулись и режим ослаб, на улице стали грабить, начался страшный бандитизм. Тут еще приехали люди из деревень и из оккупированных городов, все подвалы были ими забиты, люди жили ужасно.

Я помню, как вернулась из эвакуации Ника Гринберг, и мы окончательно с ней сдружились. Мы были ужасно политически активными, соревновались, кто быстрее вступит в комсомол. Причем это не мешало ей на дому организовать подпольную антисоветскую группу из детей репрессированных родителей - прямо здесь, в четвертом подъезде, под носом у соседей. Надо было произнести клятву, что мы будем бороться за свободу и отомстим за отцов, и потом расписаться кровью. Мы с Сашкой, моей сестрой, бегали от них, боялись крови - и в конце концов расписались красными чернилами. Они о чем-то говорили, говорили, а мы слушали и ничего не понимали. Нам тогда лет по двенадцать было. Одним из направлений деятельности нашей группы было дразнить топтунов вокруг Кремля, чекистов - они ходили все в более или менее одинаковых пальто и шляпах и смотрели на часы, делали вид, что ждут свидания или что-то такое. И надо было к ним подойти и сказать какую-то глупость типа: «Дяденька, у вас рояли есть?» - потом хотя бы несколько шагов пройти невозмутимо, а уже потом можно было оттуда дернуть. Они не понимали, что это такое. Мы с Сашкой, как правило, сачковали. Но однажды наши разговоры услышала Никина мама и пришла к моим родителям. Они закрылись и долго серьезно разговаривали, а когда она ушла, родители вызвали нас. Папаша сидел весь красный, рассказал нам, где мы живем и что с нами будет, если все это узнается, и запретил нам общаться с Никой. Мы действительно некоторое время с ней не встречались. Наверное, недели две.

А потом мы с Никой впали в другую крайность - вступили в комсомол. Тут как раз умер Сталин, мы с Никой решили идти его хоронить в Колонный зал. Нацепили комсомольские значки, но Мария Израилевна позвонила моим родителям и все рассказала. Пришла мама, дала мне по морде и заперла меня в комнате. Я кричала и вырывалась. В это время приходит Ардов и с порога говорит такую фразу: «Ну слава богу, эта собака сдохла!» Немая сцена! Тогда меня усадили за стол и все объяснили».

Послевоенная жизнь

Когда война закончилась, снова по личному указу Сталина было принято решение о строительстве дополнительной секции, и в 1947 году в доме появились еще два подъезда, отходивших под прямым углом от северного крыла по Лаврушинскому переулку. Строительством занимался тот же архитектор, и стилистическое решение этих подъездов соответствовало первой секции здания. Однако изменилась внутренняя планировка дома, и эти изменения наглядно демонстрируют, как после войны менялась социальная жизнь привилегированных москвичей: два новых подъезда были снабжены черной лестницей для прислуги - молочниц, шоферов и кухарок. Парадная же лестница дублировалась лифтом, которого в старой части дома не было.

Наталья Яшина : «Жизнь была свободной, радостной. Весной все переулки были разрисованы стрелочками казаков-разбойников, классиками, а очереди в Третьяковку стояли до конца Лаврушинского. И в кинотеатр «Ударник» тоже - я помню, когда вышел «Тихий Дон», очередь стояла до Москвы-реки, причем не по одному, а шеренгой, - только чтобы достать билетик».

Владимир Седов: «Последняя жена моего деда Владимира Луговского была дама идеологического плана, но при этом сама писала стихи и прозу и в том числе в какой-то момент стала музицировать. Ей купили огромный рояль, который стоял в большой комнате, и она на нем играла гаммы. Спустя несколько дней сосед Степан Щипачев (сейчас мало кто знает этого поэта, но в сталинское время он занимал нишу любовного лирика), встретив Луговского во дворе, нервно сказал ему: «Володя, ты меня знаешь, я поэт-лирик, скажи своей бабе, чтобы она больше не играла».

Тут было два барских подъезда, и с ними было связано много легенд. Тогда все это было очень важно - у кого какая квартира, в каком подъезде, кто соседи… Сам Луговской после войны как-то держался в стороне, но, по воспоминаниям его последней жены, раз в год они ходили в Кремль, на такой смотр писателей, и Иосиф Виссарионович провозглашал тост - наверное, сам за себя. Это была какая-то совершенно удивительная придворная жизнь, похожая на то, что было при Романовых, - надо было появляться при дворе, и то, какая квартира и где была дана человеку, отражало его придворный статус.

В романе «Мастер и Маргарита» есть эпизод, где Маргарита-ведьма бьет стекла в квартире критика Латунского. Жил этот зловредный деятель в «Доме Драмлита», прообразом которого послужил знаменитый писательский дом по адресу Лаврушинский переулок, 17. Он цел и поныне - стоит ровно напротив входа в Третьяковскую галерею.

К 80-летию Дома писателей приурочена выставка «Лаврушинский, 17», которая проходит в Выставочных залах Государственного музея Александра Пушкина на Арбате с 27 декабря 2016 года по 29 января 2017-го. Ее инициаторами стали жильцы знаменитого дома - те, кто там с детства. Например, Ольга Никулина, дочь писателя Льва Никулина. Она родилась в 1937-м - как раз когда началось заселение огромного дома в Лаврушинском, предназначенного для деятелей советской литературы. На открытии выставки Ольга Львовна сказала, что нынешний состав жильцов дома совсем другой - многие наследники литераторов продали свои квартиры. Активисты домкома, наследники первых поселенцев, обеспокоены тем, что дому не присвоен официальный статус памятника культуры.

Табличка «Лаврушинский переулок, дом 17» и памятная табличка «Дом писателей» на стене здания в Москве. Фотография: фотобанк «Лори»

Дом писателей в Лаврушинском переулке

Выставку в Музее Пушкина готовили именно дети, внуки знаменитых жильцов дома в Лаврушинском. В экспозиции нет ни одного музейного объекта - все экспонаты предоставлены членами семей писателей, поэтов, литературоведов. По атмосфере выставка получилась камерная, домашняя, но по содержанию очень насыщенная: в трех небольших залах размещены стенды, посвященные многим жильцам дома.

Писатели Юрий Олеша, Константин Паустовский , Виктор Ардов, Илья Ильф и Евгений Петров, литературовед Виктор Шкловский, балерина Надежда Павлова, поэты Борис Пастернак , Владимир Луговской, Агния Барто - на каждого из них и на многих других в пространстве выставки отведено по небольшому стенду, где можно ознакомиться с биографической справкой и рассмотреть личные вещи: тетради, письма, книги с автографами, фотографии. Семья Шкловских, например, предоставила для экспонирования невероятно дорогую и горькую реликвию - гимнастерку Никиты Шкловского, сына Виктора Борисовича, переданную с фронта, где он погиб в 1945-м. В витрине, посвященной поэту Александру Яшину, трогательная рукопись: «Молитва (утренняя): Помоги мне, Господи, написать еще одно стихотворение! 1958». На стене в одном из залов - зеркало Ольги Суок, супруги Юрия Олеши. Фамилию жены писатель превратил в имя героини своего романа «Три толстяка». В витрине, посвященной Агнии Барто, - свидетельство о присвоении имени писательницы планете № 2279.

Зданию в Лаврушинском исполняется 80 лет. Конечно, булгаковский «Дом Драмлита» - не единственный художественный образ этого уникального жилища советских писателей, воспоминания и свидетельства о нем встречаются во многих произведениях, мемуарах. Та же Ольга Никулина, например, написала о родном доме две книги: «Лаврушинский, 17. Семейная хроника писательского дома» и «Лаврушинский, 17. Семья и книги, друзья и враги». Нынешняя выставка в Музее Пушкина - прекрасное напоминание о людях сложной эпохи. В конце 1930-х воплощалась в жизнь идея Сталина о корпоративных «городках» для представителей той или иной творческой профессии. В Лаврушинском соседствовали не только друзья по цеху, но и недоброжелатели, конкуренты. Идиллической атмосферу в Доме писателей не назовешь. Но тем интереснее прослеживать большую историю страны по линиям жизней «инженеров человеческих душ».

В Москве много домов имеют прозвище. Некоторые по своей форме – дома-уши или дома-корабли, а некоторые по своим жильцам. Прозвище «Дома писателей» получил в Москве дом № 17 в Лаврушинском переулке по соседству с Третьяковской галереей. В 1935 году переулок попал в рамки новой планируемой магистрали. Согласно новому плану Москву он должен был входить в состав продолжения Бульварного кольца через Москва реку. Но дом оказался единственным выстроенным проектом для этого так и не осуществлённого плана. Достроен он был в 1937 архитектором Иваном Николаевичем Николаевым , руководителем мастерской №11 «Моспроекта».

До 1950-х годов окружение этого дома было, прямо сказать, провинциальное – кругом бывшие купеческие дома, уплотненные многочисленными жильцами и надстроенные по бокам скособоченными пристройками и чердачными комнатенками. Во дворе протекала обычная московская жизнь – на лавочках сидели старушки, во дворе играли дети, взрослые резались в карты и домино, пили чай из самоваров, вместе всем двором справляли праздники.

Огромный писательский дом, как и прежде, возвышается над остальной застройкой этого московского «пятачка». По сравнению с другими домами в округе в нём было роскошно, жильцы то и дело заносили в своей жилище новенькую добротную мебель. Во дворе дома и поныне стоят старинные палаты Семёна Титова думного дьяка , который во время царствования Алексея Михайловича сделал себе хорошую карьеру, за что ему был пожалован двор в Замоскворечье. В начале 20 века палаты превратились в девятиквартирный доходный дом . В советские годы в нём были коммунальные квартиры, в них жили простые люди, частенько устраивавшиеся на работу няньками или домработницами к жильцам Дома Писателей. В 1975 году жильцов выселили и начали научную реставрацию. Сейчас палаты принадлежат Третьяковской галерее, их помещения занимают подразделения Управления Минкультуры.

Почему же этот дом считается Домом писателей? Все дело в том, что, оказывается, построить новый дом для писателей распорядился лично Сталин, который на встрече у Максима Горького пообещал выделить средства на «писательский городок или гостиницу, со столовой, большой библиотекой и другими необходимыми учреждениями». Дом построили, и стали расселять в нём жильцов. Распределял квартиры Литературный фонд Союза писателей, руководствуясь внутренними предпочтениями, и за прописку в престижном доме шла ожесточенная борьба.

В итоге в числе жильцов дома появились поэтесса Агния Барто, Всеволод Вишневский, Ильф и Петров, Константин Паустовский, Борис Пастернак, Илья Эренбург, Виктор Шкловский, Николай Погодин, Лев Кассиль, Михаил Пришвин, Лев Никулин, Билль-Белоцерковский и другие. Здесь же в разное время жили Вениамин Каверин, Анатолий Макаренко, Валентин Катаев, Анатолий Эфрос, Юрий Олеша, Лев Ошанин, Лидия Русланова, литературовед Благой и многие другие литераторы и деятели культуры.

Жил здесь критик Юзеф-Юзовский , который в своей время очень «солил» Маяковскому, Мейерхольду и Таирову, но в то же время помог Любимову в постановке легендарного «Доброго человека из Сезуана» и был корифеем для других актёров и режиссёров. В 1949 году Юзовский был объявлен космополитом № 1 во время начавшейся позорной кампаний сталинской эпохи с «безродными космополитами»-евреями. Жена Юзовского, оставив мужа в квартире с 7-ми летним сыном Михаилом и своей 90-летней матерью, ушла из дома. Чтобы прожить, Юзовский давал частные уроки и потихоньку распродавал свою уникальную огромную библиотеку (включая прижизненное издание Мольера). Юзовскому на доме установлена отдельная памятная доска.

Дарила местной детворе свои книжки. Одной девочке во время её болезни она написала на форзаце: «Наташе из соседнего подъезда. Читай стихи, смотри картинки, выздоравливай от свинки». по просьбе жителей на одном из праздников спела с балкона своей квартиры на 6-м этаже песню своим незабываемым на всю округу звучным голосом. Соратники по перу нередко за рамками дома становились отъявленными оппонентами друг друга, а в дом входили как добрые соседи, дарили друг другу надписанные дарственной надписью книги. Потомки живших здесь писателей хранят целые библиотеки с такими дарственными надписями. Часто бывала в этом доме Анна Андреевна Ахматова в гостях у Пастернака и Всеволода Иванова, а у Маргариты Алигер она гостила по нескольку дней. Именно в этом доме Пастернак написал «Доктора Живаго», который позднее послужил поводом для исключения из Союза писателей.

Жильцы дома имели государственные дачи в престижном Подмосковье, лечились в кремлёвских поликлиниках и больницах, кушали в «цековских» столовых, получали продукты в спецраспределителях и одевались в специальных закрытых отделах. В доме была своя поликлиника и расчетный центр советского авторского общества, где жители-писатели получали гонорары.

Именно в этот дом Михаил Афанасьевич Булгаков направил на метле свою Маргариту громить квартиру критику Латунскому . Потому что один из прототипов этого критика – Осаф Семёнович Литовский жил как раз в этом доме. Литовский способствовал тому, что к публикации были запрещены многие пьесы Булгакова. К тому же Булгакову отказали в получении квартиры в этом доме. Вот строки из романа: «Взяв щетку под мышку, Маргарита вошла в подъезд, толкнув дверью удивленного швейцара, и увидела рядом с лифтом на стене черную громадную доску, а на ней выписанные белыми буквами номера квартир и фамилии жильцов. Венчающая список надпись «Дом драматурга и литератора» заставила Маргариту испустить хищный задушенный вопль. Поднявшись в воздух повыше, она жадно начала читать фамилии: Хустов, Двубратский, Квант, Бескудников, Латунский… – Латунский! – завизжала Маргарита. – Латунский! Да ведь это же он! Это он погубил мастера»

Конечно, и в этом доме не обошлось без горестей, связанных с репрессиями. Почти сразу после заселения некоторые жильцы дома подверглись аресту. Забрали бежавшего в Россию из Польши от фашистов еврея, поэта-интернационалиста Станислава Станде и после расстреляли. В 1937 году арестовали Кима и Арона Кушнерова. После войны забрали Стонова и Бергельсона, а потом и Лидию Русланову в связи с делом о «заговоре военных», направленным против Георгия Жукова. С началом войны писателей эвакуировали в Чистополь, многие молодые литераторы уехали на фронт работать военными корреспондентами. Все квартиры были опечатаны, ключи сданы; в доме расположилась комендатура. В 1941 году при очередном налете в дом попала бомба. Удар пришелся между первым и вторым подъездами и прошил здание насквозь до пятого этажа. Разрушило пять квартир в одном из подъездов и половину надворного флигеля, разбомбило квартиру Константина Паустовского.

Не только война и репрессии приносили горе в этот дом, но и ситуации в личной жизни. И никакой комфорт и привилегированность дома в таких ситуациях не спасают… Из-за несчастной любви в доме покончили с собой сын поэта Александра Яшина и дочь прозаика Фёдора Кнорре. Выбросился из окна прекрасный художник, сын Константина Паустовского, Алёша. Сбросилась из окна 9-го этажа с балкона верхнего этажа Елена, внучка Глеба Успенского и жена поэта Льва Ошанина, не перенеся измены мужа. Был сбит грузовиком катаясь рядом с домом на велосипеде и 9-ти летний сын Агнии Барто, после чего она всегда ходила в черном.

После войны опять же по личному распоряжению Сталина к дому была пристроена дополнительная секция с двумя подъездами. Строительством занимался тот же Николаев. Но эти подъезды были предусмотрены уже для более привилегированных жильцов — в них была черная лестница для прислуги - молочниц, шоферов и кухарок. А рядом с парадной лестницей был установлен лифт, которого в других подъездах старой части дома не было. Эти подъезды местные жители прозвали «барскими».

Скульптура Бурганова «Узел» перед домом писателей

В доме и сейчас живут в основном за редким исключением потомки тех самых писателей, которым изначально давались здесь квартиры. Жильцы дома установили на нём мемориальную доску и хотят огородить двор от посторонних посещений, закрыть всё это забором с домофоном, жалуясь на то, что молодежь часто любит распивать здесь пиво. Но, честно говоря, лавочек во дворе почти нет, а во дворе дома очень тихо и приятно.

Так что Идите и Смотрите этот дом и этот двор, пока не закрыли!!!

Большая Ордынка. Прогулка по Замоскворечью Дроздов Денис Петрович

ДОМ ПИСАТЕЛЕЙ (Лаврушинский переулок, № 17)

ДОМ ПИСАТЕЛЕЙ

(Лаврушинский переулок, № 17)

Мы оказались в удивительном и интереснейшем месте. Можно просто смотреть по сторонам. Лаврушинский переулок. Каждый, кто хоть раз был в Москве, непременно приезжал сюда. Здесь находится один из символов столицы – Третьяковская галерея. Лаврушинский переулок получил свое название по фамилии купеческой вдовы Анисьи Матвеевны Лаврушиной, которая в далекие времена Екатерины II владела одним из домов в переулке, вернее, тупике. Давайте разбираться. В XVIII веке Лаврушинский переулок назывался Хохловой улицей (по другой версии – Попковой) и не доходил до Толмачевского переулка (тогда Николаевской улицы). Лишь в начале 1770-х годов Лаврушинский был пробит до Толмачевского и на перекрестке выстроена усадьба Демидовых. Об Анисье Матвеевне Лаврушиной известно мало. Она была богата, хлебосольна и не отказывала тем, кто стучался за подаянием. Следует отметить, что в XVII веке и Лаврушинский, и Малый Толмачевский, и даже Старомонетный переулки входили в состав обширнейшей Кадашевской слободы.

Так уж получилось, что первое интересное здание фасадами выходит прямо в сквер, в котором мы остановились. Это знаменитый писательский дом, построенный в 1937 году архитектором И.И. Николаевым и достроенный в 1948 – 1950 годах. «Выдающийся театральный критик, литературовед, писатель, публицист Юзеф Ильич Юзовский жил в этом доме с 1947 по 1964 год», – гласит надпись на мемориальной доске на стене дома. Это единственная памятная доска, установленная здесь. Но если отметить табличками всех известных людей, в разное время живших в этом доме, нижний его этаж будет похож на неведомого зверя с чешуей. С этим домом связаны имена М.И. Алигер, А.Л. Барто, И.А. Ильфа и Е.П. Петрова, Э.Г. Казакевича, В.П. Катаева, А.С. Макаренко, К.Г. Паустовского, Н.Ф. Погодина, Р.С. Сефа, К.А. Федина, И.Г. Эренбурга и многих, многих других. Всего около ста имен! Потомки писателей, живущие в этом доме до сих пор, и простые жильцы каждый год добиваются права повесить мемориальные доски в честь бывших знаменитых владельцев. Но власти почему-то не желают этим заниматься. Кстати, чтобы установить памятную доску Ю.И. Юзовскому, его ученикам пришлось целых двадцать пять лет обивать пороги всевозможных контор.

Конечно, мы бы не стали долго стоять у этого здания, если бы не его знаменитые жильцы. Дом № 17 по Лаврушинскому переулку – типичное для советского времени многоэтажное жилое здание. Выделяется в нем разве что облицованный черным полированным камнем портал, над которым расположены четыре балкона длиной в два окна. Если смотреть на Дом писателей со стороны Лаврушинского переулка, кажется, что правая его часть завершена выступающим за красную линию башнеобразным объемом, но это лишь зрительный обман. Другие архитектурные особенности определить трудно. Но здание это столько раз становилось героем произведений литературы и мемуаристики, что и некоторые древнейшие строения Москвы могут ему позавидовать.

Строительству дома № 17 предшествовало создание в 1934 году Союза писателей СССР. «Союз советских писателей ставит генеральной целью создание произведений высокого художественного значения, насыщенных героической борьбой международного пролетариата, пафосом победы социализма, отражающих великую мудрость и героизм коммунистической партии. Союз советских писателей ставит своей целью создание художественных произведений, достойных великой эпохи социализма», – сказано в уставе Союза. И.В. Сталин задумывал объединить писателей не только идеологически и бюрократически, но и территориально, поселив их в одном здании. Изначально он планировал создать целый писательский город, но ограничился строительством одного большого дома в Лаврушинском и дачного поселка Переделкино.

Когда мы проходили мимо «Легендарной Ордынки» по Большой Ордынке, я упоминал о писательском кооперативном доме в Нащокинском переулке. Это был один из первых опытов селить писателей в одном месте. Многие жильцы из Нащокинского переулка перебрались в конце 1930-х в Лаврушинский. Кроме того, сюда стали переезжать писатели из Дома Герцена на Тверском бульваре, литературного общежития на Покровке и других мест. В распоряжении жителей Дома писателей были собственные столовые, поликлиники, больницы и прочие радости жизни. Квартира в Лаврушинском стала показателем признания и славы, по крайней мере в кругах высшего руководства Союза писателей и страны. Б.Л. Пастернак писал Н.А. Табидзе: «Одни, живущие скромно и трудно писатели в Нащокинском переулке, Бог знает как хвалят, другие, как блестящие жители Лаврушинского , находят, что я себя потерял или намеренно отказываюсь от себя, что я ударился в несвойственную мне бесцветность или обыкновенность».

Все литераторы понимали, что значит иметь квартиру в Лаврушинском, и стремились ее получить. М.А. Булгаков просто мечтал жить в Доме писателей. Но его мечта не осуществилась, несмотря на все просьбы Михаила Афанасьевича. Одним из самых ревностных гонителей Булгакова в 1930-х годах был критик Осаф Семенович Литовский – начальник Главного репертуарного комитета и один из руководителей Народного комиссариата просвещения РСФСР. Литовский раз за разом запрещал ставить пьесы Булгакова. Конечно, сам литературный функционер жил в Лаврушинском переулке. В двадцать первой главе романа «Мастер и Маргарита» описывается полет Маргариты на щетке:

«Маргарита вылетела в переулок. В конце его ее внимание привлекла роскошная громада восьмиэтажного, видимо, только что построенного дома. Маргарита пошла вниз и, приземлившись, увидела, что фасад дома выложен черным мрамором, что двери широкие, что за стеклом их виднеется фуражка с золотым галуном и пуговицы швейцара и что над дверьми золотом выведена надпись: «Дом Драмлита».

Маргарита щурилась на надпись, соображая, что бы могло означать слово «Драмлит». Взяв щетку под мышку, Маргарита вошла в подъезд, толкнув дверью удивленного швейцара, и увидела рядом с лифтом на стене черную громадную доску, а на ней выписанные белыми буквами номера квартир и фамилии жильцов. Венчающая список надпись «Дом драматурга и литератора» заставила Маргариту испустить хищный задушенный вопль. Поднявшись в воздух повыше, она жадно начала читать фамилии: Хустов, Двубратский, Квант, Бескудников, Латунский...

– Латунский! – завизжала Маргарита. – Латунский! Да ведь это же он! Это он погубил мастера».

Все сходится: восемь этажей, черный мрамор, широкие двери, загубленная карьера. Получается, Маргарита прилетела именно в Дом писателей в Лаврушинском переулке, и вероятнее всего, в квартиру Литовского. Критика дома не оказалось. «Да, по гроб жизни должен быть благодарен покойному Берлиозу обитатель квартиры № 84 в восьмом этаже за то, что председатель МАССОЛИТа попал под трамвай, и за то, что траурное заседание назначили как раз на этот вечер. Под счастливой звездой родился критик Латунский. Она спасла его от встречи с Маргаритой, ставшей ведьмой в эту пятницу!» Залетев в окно восьмого этажа, Маргарита устроила форменный разгром в квартире Латунского-Литовского, орудуя тяжелым молотком. «Нагая и невидимая летунья сдерживала и уговаривала себя, руки ее тряслись от нетерпения. Внимательно прицелившись, Маргарита ударила по клавишам рояля, и по всей квартире пронесся первый жалобный вой. Исступленно кричал ни в чем не повинный беккеровский кабинетный инструмент. Клавиши на нем провалились, костяные накладки летели во все стороны. Со звуком револьверного выстрела лопнула под ударом молотка верхняя полированная дека… Маргарита ведрами носила из кухни воду в кабинет критика и выливала ее в ящики письменного стола. Потом, разломав молотком двери шкафа в этом же кабинете, бросилась в спальню. Разбив зеркальный шкаф, она вытащила из него костюм критика и утопила его в ванне. Полную чернильницу чернил, захваченную в кабинете, она вылила в пышно взбитую двуспальную кровать в спальне. Разрушение, которое она производила, доставляло ей жгучее наслаждение».

Откройте оглавление учебника по литературе XX века. Не глядя ткните пальцем в любое место, и выбранное слепым жребием имя будет так или иначе связано с домом № 17 по Лаврушинскому переулку. Когда распределяли квартиры, велись нескончаемые громкие споры – кому давать жилплощадь. Когда речь зашла о М.М. Пришвине, встал официальный представитель Союза писателей и сказал: «Пришвин такой большой писатель, что никакого спора о предоставлении ему жилплощади быть не может». Михаил Михайлович предусмотрительно выбрал себе квартиру высоко, на одном из последних этажей – чтобы вид на Москву открывался. Обустроил он «избушку» (так Пришвин сам называл свою четырехкомнатную квартиру) с дворцовой роскошью: гостиная красного дерева, огромная венецианская люстра. И зажил барином. Михаил Михайлович говорил, что в его квартире в Лаврушинском «вечность» есть. Иногда действительно случались просто необъяснимые ситуации.

Пришвин однажды записал в своем дневнике: «Вот у меня прекрасная квартира, но я в ней как в гостинице. Вчера Федин позвонил мне и с удивлением сказал: – Я сейчас только узнал, что вы живете со мной в одном доме. – И целый год, – сказал я. – Целый год! – повторил он». Немудрено было не встретиться в таком большом доме двум старым приятелям!

Борис Леонидович Пастернак перебрался сюда одним из первых – в декабре 1937 года. Он получил маленькую квартирку в башне под крышей. По словам сына Пастернака Евгения Борисовича, квартира предназначалась для гарсоньерки знаменитого конферансье М.Н. Гаркави. Это были две небольшие комнаты, расположенные одна над другой на двух последних этажах, соединенные внутренней лестницей. Но Гаркави отказался от квартиры, и ее отдали Пастернаку. Чтобы увеличить объем, Борис Леонидович снял внутреннюю лестницу. В каждой комнате появилось шесть дополнительных квадратных метров. Пастернак упоминал о доме в Лаврушинском переулке в своих стихотворениях:

Дом высился, как каланча.

По тесной лестнице угольной

Несли рояль два силача,

Как колокол на колокольню.

Они тащили вверх рояль

Над ширью городского моря,

Как с заповедями скрижаль

На каменное плоскогорье.

Во время Великой Отечественной войны Пастернак остался в Москве, а его семья была эвакуирована в Чистополь на Каме. Пастернак рыл блиндажи в Переделкине, проходил курсы военного обучения и дежурил на крыше Дома писателей при бомбардировках. 24 июля 1941 года Борис Леонидович писал жене: «Третью ночь бомбят Москву. Первую я был в Переделкине, так же как и последнюю, 23 на 24-е, а вчера с 22-го на 23-е был в Москве на крыше... нашего дома вместе с Всеволодом Ивановым, Халтуриным и другими в пожарной охране... Сколько раз в теченье прошлой ночи, когда через дом-два падали и рвались фугасы и зажигательные снаряды, как по мановенью волшебного жезла, в минуту воспламеняли целые кварталы, я мысленно прощался с тобой. Спасибо тебе за все, что ты дала мне и принесла, ты была лучшей частью моей жизни, и ты и я недостаточно сознавали, до какой глубины ты жена моя и как много это значит...»

В одну из ночей в дежурство Пастернака в Дом писателей попали две фугасные бомбы. Было разрушено пять квартир и половина надворного флигеля. Но Бориса Леонидовича, по его собственным слова, «все эти опасности и пугали, и опьяняли ». В конце 1941 года Пастернак уезжает к семье в Чистополь. Во время воздушных тревог квартиру Пастернака стали использовать в качестве штаба охраны, в ней поселились зенитчики. В письме О.М. Фрейденберг он сообщил: «Я уезжал среди паники и хаоса октябрьской эвакуации. Мы с Шурой ходили в Третьяковскую галерею с просьбой принять на хранение отцовские папки. Никуда ничего не принимали, кроме Толстовского музея, который далеко и куда не было ни тележек, ни машин. У нас на городской квартире (восьмой и девятый этаж) поселились зенитчики. Они превратили верхний, не занятый ими этаж в проходной двор с настежь стоявшими дверьми. Можешь себе представить, в каком я виде все там нашел в те единственные 5 – 10 минут, что я там побывал».

Многие рисунки отца Пастернака Леонида Осиповича – знаменитого живописца и графика – были уничтожены сапогами зенитчиков. После возвращения из эвакуации в 1943 году Пастернаку пришлось некоторое время жить у поэта В.А. Луговского, пока в его квартире в Лаврушинском делали ремонт. Роман «Доктор Живаго», который принес Борису Леонидовичу мировое признание и Нобелевскую премию, писался тоже в Доме писателей. В 1950-х годах Пастернак часто устраивал литературные вечера, на которых читал главы «Доктора Живаго». В 1952 году Борис Леонидович сообщил грузинскому поэту С.И. Чиковани: «Из людей, читавших роман, большинство все же недовольно, называют его неудачей, говорят, что от меня они ждали большего, что это бледно, что это ниже меня, а я, узнавая все это, расплываюсь в улыбке, как будто эта ругань и осуждение – похвала». Иногда чтения устраивались в комнате младшего сына Пастернака Леонида. Четырнадцатилетнему мальчику, в отличие от взрослых, очень нравился роман, и Борис Леонидович невероятно ценил поддержку сына.

Соседом Пастернака по площадке был Ю.К. Олеша. В кругу писателей-современников его называли «королем метафор». Он всегда придумывал что-нибудь интересное и образно это описывал. Олеша вел дневник, который лег в основу автобиографической книги «Ни дня без строчки». Об этой книге нельзя рассказать – ее лучше читать. Юрий Карлович вспоминает об удивительных встречах в Лаврушинском: «Целый ряд встреч. Первая, едва выйдя из дверей, – Пастернак. Тоже вышел – из своих. В руках галоши. Надевает их, выйдя за порог, а не дома. Почему? Для чистоты? В летнем пальто – я бы сказал: узко, по-летнему одетый. Две-три реплики, и он вдруг целует меня. Я его спрашиваю, как писать – поскольку собираюсь писать о Маяковском. Как? Не боясь, не правя? Он искренне смутился – как это вам советовать! Прелестный. Говоря о чем-то, сказал:

– Я с вами говорю, как с братом.

Потом Билль-Белоцерковский с неожиданно тонким замечанием в связи с тем, что у Мольера длинные монологи и странно, что актеры «Комеди Франсэз», которых он видел вчера по телевизору, не разбивают их между несколькими действующими лицами. Долгий монолог его самого по поводу того, ложиться ему на операцию или не ложиться. Потом Всеволод Иванов. (Это все происходит перед воротами дома.) Молодой. Я думал, что он в настоящее время старше. Нет, молодой, в шляпе. Сказал, что написал пьесу в стихах. Как называется, почему-то не сказал».

В квартире литературоведа В.Б. Шкловского во времена гонений находили приют поэт Осип Эмильевич Мандельштам и его жена Надежда Яковлевна. Поэт признавался в том, что он не любил Замоскворечье с его патриархальными особняками и барским крепостным прошлым. В очерке «Путешествие в Армению» Мандельштам говорит: «И я благодарил свое рождение за то, что я лишь случайный гость Замоскворечья и в нем не проведу лучших своих лет. Нигде и никогда я не чувствовал с такой силой арбузную пустоту России; кирпичный колорит москворецких закатов, цвет плиточного чая приводил мне на память красную пыль Араратской долины». Осенью 1937 года в Лаврушинском в квартире писателя В.П. Катаева состоялась встреча Мандельштама с А.А. Фадеевым – в то время заместителем председателя оргкомитета Союза писателей СССР. После этой встречи Осип Эмильевич получил от Литфонда путевку в дом отдыха в Саматиху. Вернуться в Москву Мандельштаму было не суждено. В Саматихе начался путь поэта в лагерный пункт Вторая речка под Владивостоком, где он скончался в декабре 1938 года.

В Доме писателей селились не только литераторы. Например, в квартире № 39 жил генерал-лейтенант В.В. Крюков со своей женой известной певицей Л.А. Руслановой. В 1948 году Крюкова арестовали за «грабеж и присвоение трофейного имущества в больших масштабах» и из Лаврушинского переулка увезли на Лубянку. Следом была арестована и Русланова, находившаяся на гастролях в Казани. Обвинение, предъявленное ей, – «антисоветская деятельность и буржуазное разложение». Никто тогда не вспомнил, как с самых первых дней Великой Отечественной войны Лидия Андреевна выезжала на фронт в составе концертной бригады, как пела своим необычайным голосом, заставлявшим самого Шаляпина плакать, перед солдатами свои знаменитые «Валенки». В 1953 году Крюков и Русланова были реабилитированы.

История русской литературы XX века неразрывно связана с Домом писателя. Я ни словом не обмолвился об А.Л. Барто, И.А. Ильфе, Е.П. Петрове, К.Г. Паустовском и других славных писателях. Да простят меня их почитатели, но нам нужно двигаться дальше. Закончить же о «доме-каланче» хочется словами непревзойденного Ю.К. Олеши: «Если Вам захочется, напишите мне по адресу: Москва, Лаврушинский переулок, 17, кв. 73, – а не захочется, не напишите, но вспомните обо мне! Ваш Юрий Олеша. 1958 – 3 января».

Из книги Писатель и самоубийство автора Акунин Борис

Из книги Писатель и самоубийство. Часть 2 автора Акунин Борис

Пять писателей, предавшихся любви И если наши мертвые тела - Добыча коршунов… Я верю, В загробном мире наши две души Сольются в странствии одном. И в ад, и в рай Войдем мы вместе, неразлучно. Тикамацу Мондзаэмон. «Самоубийство влюбленных на острове Небесных

Из книги Лесной: исчезнувший мир. Очерки петербургского предместья автора Коллектив авторов

Из книги Календарь. Разговоры о главном автора Быков Дмитрий Львович

21 июня В Париже открывается антифашистский конгресс писателей (1935) ЭКСПОРТНАЯ РОССИЯ 21 июня 1935 года в Париже, в Palais de la Mutualit?, открылся так называемый Международный антифашистский конгресс писателей в защиту культуры - одно из самых пафосных и провальных советских

Из книги Сенная площадь. Вчера, сегодня, завтра автора Юркова Зоя Владимировна

Из книги Большая Ордынка. Прогулка по Замоскворечью автора Дроздов Денис Петрович

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ (Лаврушинский переулок, № 10) Путеводитель братьев Сабашниковых 1917 года «По Москве. Прогулки по Москве и ея художественным и просветительным учреждениям» дает следующую характеристику Лаврушинскому переулку: «Как и параллельный ему Малый

Из книги Такая удивительная Лиговка автора Векслер Аркадий Файвишевич

ПЫЖЕВСКИЙ ПЕРЕУЛОК Мы уже многое узнали о стрельцах и их полковнике Богдане Климентьевиче Пыжове. Полк Пыжова остался в памяти москвичей не только благодаря храму Николы в Пыжах. В честь него назван и переулок, идущий перпендикулярно Большой Ордынке. Наука нашей страны

Из книги Прогулки по Петербургу с Виктором Бузиновым. 36 увлекательных путешествий по Северной столице автора Перевезенцева Наталия Анатольевна

Из книги От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы автора Рейтблат Абрам Ильич

Из книги Как самому интересно написать, красиво проиллюстрировать, широко распространить к удовольствию читателей и финансовому успеху писателей свою собственн автора Merlin

Из книги автора

Из книги автора

Из книги автора

Кузнечный переулок Одна из самых маленьких передач. Кажется, это связано с тем, что менялся формат «Прогулок…» их пытались урезать до 10 минут вместо 15. Потом это ограничение отменили, а передача о Кузнечном так и осталась короткой. Как и сам переулок. Кузнечный переулок

Из книги автора

Глава V ЛИТЕРАТУРНЫЙ ГОНОРАР КАК ФОРМА ВЗАИМОСВЯЗИ ПИСАТЕЛЕЙ И ПУБЛИКИ В предыдущей главе шла речь о различных показателях, позволяющих замерить популярность писателя в той или иной социальной среде. К числу показателей, фиксирующих взаимоотношения литераторов и

Из книги автора

Приложение 1 СПИСОК ШИРОКО ЧИТАВШИХСЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ (1856-1895) Принципы составления списка изложены в главе IV. Для романов, повестей и циклов очерков, напечатанных в течение нескольких лет, указывается журнальная публикация (по году окончания печатания),

Из книги автора

Как самому интересно написать, красиво отиллюстрировать, широко распространить к удовольствию читателей и финансовому успеху писателей свою собственную книгу Стараться

Всего 35 фото

« Дом Драмлита» в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» играет важную символическую роль. И дело даже не в том, что там жил критик Латунский, квартиру которого разгромила, ставшая ведьмой, Маргарита. Для Булгакова этот дом являлся символом писательского успеха, к которому он стремился всю жизнь... Этот дом интересен и своей историей. Я бы так и не начал рассказывать об этом Доме Писателей, если бы не желание пройтись самому по Булгаковским местам «Мастера и Маргариты» и освежить свои воспоминания. Ну, раз уж мы уже путешествуем по ним, давайте, для начала, узнаем его историю, а затем, какое он - « Драмлит» , имеет отношение к Арбату, находясь в Лаврушинском переулке у Третьяковской галереи.

В 1660-х годах земельный участок, где в настоящее время расположено здание, был пожалован служилому дворянину Семёну Титову. Им были возведены каменные палаты XVII-XVIII веков, сохранившиеся до наших дней во дворе Дома Писателей в Лаврушинском переулке. В начале 1930-х годов Сталин решает объединить литераторов. И не только организационно, как в Союзе писателей, но и буквально под общей крышей. После разгрома РАППа, на встрече у Горького в октябре 1932 года, Сталин говорит, что надо создать «…писательский городок. Гостиницу, чтоб в ней жили писатели, столовую, библиотеку большую - все учреждения. Мы дадим на это средства…». В 1930-е годы на месте флигелей и других построек, согласно Генплану реконструкции Москвы 1935 года, было решено возвести крупный жилой комплекс для жилищно-строительного писательского кооператива «Советский писатель».
02.

Надо сказать, что до всех этих событий писателям предоставляли комнаты в знаменитом Доме Герцена ("Грибоедове") на Тверском бульваре. Начинающие пролетарские литераторы жили в общежитии на Покровке. Вскоре члены творческого союза получают квартиры на улице Фурманова (ныне Нащокинского переулка на Кропоткинской).
03.

С 1937 года начинается заселение огромного писательского дома в Лаврушинском переулке. Здание было выстроено в этом же году по проекту архитектора И.И. Николаева и достраивалось в 1948-1950 годах.
04.

Изначально дом повторял очертания буквы «Г» и имел четыре подъезда, восемь этажей и 98 квартир разной планировки. После войны, все так же по приказу Сталина, был достроен еще один корпус с двумя подъездами - «привилегированный»: он был снабжен черной лестницей для прислуги и лифтом.
05.

Здесь жили М. Алигер, А. Барто, Д. Бергельсон, В. Билль-Белоцерковский, М. Бубеннов, П. Вершигора, Н. Вирта, Вс. Вишневский, В. Герасимова, Ф. Гладков, Н. Грибачёв, И. Ильф, В. Каверин, Э. Казакевич, Л. Кассиль, В. Катаев, С. Кирсанов, Ф. Кнорре, Н. Луговской, А. Макаренко, Л. Никулин, Ю. Олеша, Л. Ошанин, Б. Пастернак, К. Паустовский, Е. Петров, Н. Погодин, М. Пришвин, И. Сельвинский, В. Соколов, С. Станде, К. Федин, В. Чивилихин, В. Шкловский, С. Щипачёв, И. Эренбург, А. Яшин, литературные критики Осаф Литовский, Ю. Юзовский, литературовед Д. Д. Благой, певица Л. Русланова и многие другие.
06.

Как мы помним, Полет Маргариты начинается от Малого Власьевского переулка, ...она минует Сивцев Вражек и летит над Калошиным переулком - к Арбату… «…Она пересекла Арбат, поднялась повыше, к четвертым этажам, и мимо ослепительно сияющих трубок на угловом здании театра... » .

На втором плане - "Дом с Рыцарями" на Арбате. Слева - Театр имени Вахтангова.
Маргарита в Большом Николопесковском переулке.
07.

...(Маргарита)...проплыла в узкий переулок с высокими домами. Все окна были открыты, и всюду слышалась в окнах радиомузыка…»
08.

…временно полет Маргариты прерывается в этом переулке, где она и увидела Дом Литераторов (Дом драматургов и литераторов)...

… «В конце его (переулка) ее внимание привлекла роскошная громада восьмиэтажного, видимо, только что построенного дома. Маргарита пошла вниз и, приземлившись, увидела, что фасад дома выложен черным мрамором, что двери широкие, что за стеклом их виднеется фуражка с золотым галуном и пуговицы швейцара и что над дверьми золотом выведена надпись: «Дом Драмлита»...
09.

Откровенно говоря, Булгаков разместил на этом месте несуществовавший дом. Там находился новый, так называемый «Дом Энергетик», под номером 6, не имеющий ни к высокой, ни к прочей литературе ровно никакого отношения. Справедливости ради стоит подробней рассмотреть, что же там действительно находилось.
10.

Ранее, на месте этого современного дома, была церковь Николая Чудотворца, что на Песках. Президиум Моссовета постановил 4 марта 1932 года, что « участок земли, на котором находится церковь Николая, подлежит застройке под многоэтажный дом « Энергетик» ... указанную церковь закрыть, а здание ее снести» .
11.

Разрушили храм в 1933 году и построили на этом земельном участке « указанный» дом (архитекторы А.М.Митлаевский и А.М.Покорный). Сведений о Доме «Энергетик» крайне мало, так, что даже непонятно, что за энергетики там проживали и, с чем была их деятельность связана конкретно.
12.


13.


14.

В общем, дом как дом, ничего романтичного в нем внешне не наблюдается)
15.

Дом, как мы видим, не восьмиэтажный, а шестиэтажный. На восьмиэтажную "громаду" он совсем не тянет, а появился он в этом месте даже чуть раньше, чем дом в Лаврушинском. Таким образом, Булгаков разместил на этом месте вполне реальный Дом писателей из Лаврушенского переулка и именно в нем имел квартиру критик пресловутый О. Латунский, «что погубил Мастера». С этого момента считаем, что мы находимся в Большом Николопесковском переулке…
16.

Булгаков разместил Дом Драмлита «близ Арбата» поскольку именно этом элитном жилом кооперативе проживал выведенный в романе под именем критика Латунского начальник репертуарного комитета Осаф Литовский. Булгаков именно в нём видел воплощение своих литературных бед. Литовский запрещал и "Багровый остров", и "Кабалу святош", и "Зойкину квартиру". К тому же Булгакову, подавшему заявление на квартиру в этом доме, было отказано. Тогда, он все же, получил свою квартиру в писательской 3-х этажной надстройке в Нащокинском переулке, что была на пару рангов ниже Дома Писателей в Лаврушинском. С точки зрения идеологии власти, Булгаков не заслуживал лучших условий для проживания…
17.

«Фасад дома был выложен черным мрамором». Вот тут есть одно мое маленькое замечание. Фасад этого дома не имеет облицовки «черным мрамором», - отделан только портал входной двери. А справедливости ради, не черным мрамором, а диоритом с так называемой иризацией - с крупными перламутровыми синими блестками в массиве камня. Такой же материал использован для облицовки колонн портика станции «Площадь революции» к примеру. Но, конечно, словосочетание "черный мрамор" звучит романтичней и величественней)
18.

...« ...Маргарита щурилась на надпись, соображая, что бы могло означать слово «Драмлит». Взяв щетку под мышку, Маргарита вошла в подъезд, толкнув дверью удивленного швейцара, и увидела рядом с лифтом на стене черную громадную доску, а на ней выписанные белыми буквами номера квартир и фамилии жильцов. Венчающая список надпись «Дом драматурга и литератора» заставила Маргариту испустить хищный задушенный вопль...» .

19.

«... Поднявшись в воздух повыше, она жадно начала читать фамилии: Хустов, Двубратский, Квант, Бескудников, Латунский...

Латунский! - завизжала Маргарита. - Латунский! Да ведь это же он! Это он погубил Мастера!... ».

20.


21.

Тот самый "черный мрамор")
22.


23.

«... Латунский - восемьдесят четыре! Латунский - восемьдесят четыре... - бормотала она в некоем подобии экстаза, стремительно поднимаясь вверх…».

Маргарита принялась тогда неистово громить квартиру Латунского под номером 84 на восьмом этаже. Предоставим читателю самому выбрать окна критика Латунского в Доме Писателей...
24.

Квартира 84 была на самом деле на седьмом этаже (нулевой + семь), и полностью соответствует описанию в романе, как и другие описанные Булгаковым квартиры. И наконец, в квартире 84 проживал критик Осаф Семенович Литовский (1892-1971), глава Главреперткома или Главного репертуарного комитета, с 1930 по 1937 год. Именно Литовский ввел термин «булгаковщина» после первого представления пьесы Дни Турбиных. Описание его очень похоже на личность Латунского.
25.

Немного из истории Дома Писателей в Лаврушенском.
26.

Как протекала жизнь советских писателей в знаменитом доме? Хирург Центральной клинической больницы, бывшей « Кремлёвки» , Прасковья Николаевна Мошенцева рассказывала в одном из интервью: « Так уж распорядилась судьба, что с кем-то из них мне пришлось общаться в « Кремлёвке» , а кто-то оказался соседом по « писательскому» дому в Лаврушинском переулке, куда мы переехали в 1939 году. Среди них были Владимир Луговской, Илья Сельвинский, Константин Паустовский, Николай Погодин, Вениамин Каверин, Валентин Катаев, Маргарита Алигер, Константин Федин и другие, не просто известные, а привилегированные писатели, жившие особой жизнью, скрытой от посторонних глаз. Всё было в их распоряжении: литфондовские дачи, кремлёвские поликлиники и больницы, « цековские» столовые, спецраспределители. Это был, безусловно, легендарный дом, во дворе которого мы видели Бориса Пастернака, выносящего мусорное ведро, Семёна Кирсанова с собакой...» .
27.

Заглянем во внутренний двор Дома Писателей.
28.

Здесь чудом сохранились Стрелецкие палаты XVII - XVIII веков. На дальнем плане - колокольняХ рама Иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость Спаса Преображения на Большой Ордынке. Как мы видим - двор Дома Писателей не замкнут жилыми корпусами со всех сторон...
29.


30.

Одно из стихотворений, начинающееся со строк «Дом высился, как каланча...» посвятил этому дому его самый знаменитый жилец, Борис Пастернак. Соседи, кстати, распускали о его квартире забавные слухи, - что дома у него на стене висит огромнейший кинжал, и что поэта частенько можно увидеть на крыше. Действительно, квартира Пастернака находилась на верхнем этаже и имела выход на крышу…
31.

С первых же июльских дней 1941 года, когда началась бомбардировка Москвы, на крыше писательского дома Пастернак постоянно дежурил. И не раз сбрасывал с крыши попавшие на неё "зажигалки".
32.

"В одну из ночей, - писал Пастернак в письме к своей двоюродной сестре, - как раз в мое дежурство, в наш дом попали две фугасные бомбы. Дом 12-этажный (?), с четырьмя подъездами. Разрушило пять квартир в одном из подъездов и половину надворного флигеля. Меня все эти опасности и пугали, и опьяняли". Вскоре разбомбили квартиру К. Паустовского.
33.

Здешние обитатели жили особой, в чем-то привилегированной жизнью (в распоряжении писателей были собственные столовые, поликлиника, детский сад и прочие радости), общались друг с другом, ходили в гости, подписывали друг другу книги.

Уже в 1937 году, когда квартиры в новопостроенном доме только раздавались, начались аресты, проверки и обыски. Как пишет дочь писателя Виктора Шкловского, чья квартира стала приютом многим репрессированным, в тех страшных условиях ценили и даже берегли «вычисленных стукачей»: «Одна наша соседка признавалась: “Да я там ничего плохого про вас не говорила”…». В 1948 году по делу о заговоре военных арестовали знаменитую певицу Лидию Русланову, чьим голосом заслушивалась вся страна и о несметных богатствах которой ходили легенды.
34.

Пять лет назад на стене дома появилась скромная табличка, возвещаюшая о том, что в этих стенах проживали многие замечательные писатели своей страны…

Это сквер Шмелева. «Шмелев - последний и единственный из русских писателей, у которого еще можно учиться богатству, мощи и свободе русского языка»,- сказал в 1933 году А.И. Куприн...
35.

Всегда интресно разбираться с кажущимися безразличными безымянными и серыми домами столицы. Но, как оказывается, - за ними стоят многочисленные судьбы прекрасных людей, любивших и страдавших, мечтавших и творивших, и в них воплощена не только история нашей страны, но и легенды и мифы удивительной литературной Москвы.

Источники:

Форум портала mosday.ru. История: Лаврушинский переулок, дом 17 (Дом писателей).
Дом писателей в Лаврушинском переулке. Московский ткристический портал. travel2moscow.com.
Википедия.